Новенькая не для меня

Снежинка

– Зимина Снежана, к директору вызывают, – первый урок начинается с этих слов.

Ярослав оборачивается и хмурится, а я сама понятия не имею, что нужно от меня папе.

– Снежана, идите, я вас не задерживаю, – напоминает о вызове учитель.

Приходится заставить себя и выйти из кабинета. Лопатки жжёт от пронзительного взгляда, и я примерно догадываюсь, кому этот взгляд принадлежит.

Захожу в кабинет к папе, он что-то подписывает, но поднимает голову при звуке моего вторжения.

– А, привет, доча, – откладывает в сторону ручку и складывает руки на столе, – проходи.

Пытаюсь припомнить, не косячила ли я где-нибудь в последнее время, но вроде вела себя максимально тихо.

Поэтому причина моего вызова «на ковер» остается для меня загадкой.

Усаживаюсь на край стула и стискиваю руки коленями.

– Что-то случилось?

Папа откашливается и встает со своего места. Подходит ко мне и усаживается на стул рядом. Выпутывает мою руку. Моя ладошка тонет в его руке, от этого жеста мне становится ещё некомфортнее.

– Па?

– В общем, мне звонил врач. У меня для тебя две новости.

– Плохая и ещё хуже? – не могу сдержаться и хмыкаю.

Не знаю почему, но когда речь заходит о моем лечении, я ничего хорошего ждать не могу.

– Не угадала, – папа криво улыбается и поднимает на меня глаза. – Первая новость – освободилось место на операцию.

Папа замолкает, словно дает мне время воспринять информацию. У меня перехватывает дыхание, но я боюсь что-то сказать, чтобы не разрушить иллюзию радости.

– Вторая новость – я нашел остаток суммы.

– Как нашел? – пораженно выдыхаю и округляю глаза. – Где ты их нашел, пап?

– Тебя это не должно никак касаться, Снежан. Главное, что скоро тебя можно будет отправить на операцию. Неделька – и ты снова в строю. Насчет уроков не беспокойся, я договорюсь, чтобы твою учебу перевели на дистанционку, и прогулов не будет.

– Аа-а-а-а, – слова все теряются от потрясения.

Ещё вчера я думала об операции как о чем-то далеком и несбыточном. А сегодня все меняется.

– И когда?

– Я договорился на понедельник, – папа не может скрыть улыбку, – устроит?

– Через четыре дня? – пищу.

Папа кивает.

– Ну ты учитывай, что всякие там обследования, операция сама в среду или в четверг, а в понедельник вернешься в школу уже с новой ножкой и выбросишь трость.

Перед глазами начинает все плыть от застилающих слез. Не выдерживаю и бросаюсь папе на шею.

– Спасибо тебе, – утыкаюсь ему в плечо и громко шмыгаю.

– Дмитрий Валерьевич, ого, – звук этого голоса разрывает ушные перепонки.

Я отскакиваю от папы и с ужасом смотрю на Маркелова.

– Вячеслав, а вас стучаться не учили? – папа на удивление остается спокойным и невозмутимым.

Вот бы мне щепоточку его спокойствия.

– А вас не учили, что зажиматься с ученицами – это подсудное дело? – Маркелов складывает руки на груди и плотоядно усмехается.

– Снежана, можешь идти, – папа оборачивается ко мне и кивает на дверь.

– Но…

– Иди, ты свободна.

Бросаю ещё один взгляд на Маркелова. Стоит, щурится как стервятник, увидевший добычу.

– До свидания, – протискиваюсь мимо Маркелова и иду на следующий урок.

Так некстати вспоминается последнее ночное сообщение от Ярослава. Просыпается интерес, о чем же он хочет поговорить со мной.

Прохожу мимо шушукающихся Ромы и Лизы и не могу сдержать улыбки. Хоть у этих двоих все встало на свои места, и Чумак теперь от себя Лизку не отпускает даже на переменах, а она пытается сопротивляться, но всегда проигрывает ему.

– О, Снежа, чего хотел директор-то?

– Ай, – отмахиваюсь, – по поводу учебы моей дальнейшей.

Не хочу при всех обсуждать с Лизой операцию. Вечером, когда останемся в комнате, скажу. А сейчас ей самой не до этого.

В коридор вваливаются над чем-то ржущие Глеб и Ярослав, и я замираю на месте.

Просыпается непонятное волнение. И ладошки начинают потеть, и сердце заходится трепетом, и макушку покалывает.

Да уж, Зимина, ну ты и идиотка.

Ну кто же так реагирует на первого парня в школе?

Кривлюсь. Ярослав замечает меня и меняет траекторию движения.

– О, хромоножка, как с директором-то? Наобжималась? Прикиньте, народ, захожу в кабинет директора, а там наша новенькая с ним обнимается, – в дверном проеме стоит Маркелов и скалится.

Ярослав дергается, и карие глаза полыхают бешенством.