Личная игрушка мажора
Я смотрю на протянутую мне руку и не могу понять, что от меня хотят. Мужчина улыбается, опускает руку и приобнимает меня.
— Дорогие друзья, — он берет у меня микрофон и обращается к залу. — Вы только что присутствовали при том моменте, когда зарождается новая звезда. Давайте же еще раз поприветствуем наших артистов и пожелаем им много-много благодарных слушателей.
Зал снова взрывается аплодисментами, а я стою, будто в вакууме. Даже в ушах звенит от того, насколько я не понимаю всего происходящего. Контракт? Но ведь группа Мишкина. Он меня давно из нее исключил. Как же так?
— Так, ребята, все в гримерку, — командует мужчина. — С аппаратурой потом разберетесь. Отлично отработали, пора пожинать плоды трудов.
Он увлекает меня со сцены, и я послушно следую за ним. Сзади идут остальные ребята. Басист что-то возбужденно басит барабанщику, тот согласно угукает на это. Гитарист, видимо, совсем недавно принятый в группу, потому что я его вообще первый раз вижу, старается “слиться со средой”.
Мне бы тоже этого хотелось, но мужчина очень крепко меня держит, будто боится, что я убегу.
Мы заходим в гримерку, меня усаживают на стул и впиваются в меня взглядом. После ярких прожекторов на сцене свет тут кажется тусклым, а в ушах до сих пор немного шумит от музыки. Кажется, тут все, даже мебель пропиталась запахом лака для волос и какой-то косметики. Сколько же здесь уже побывало народа?
— Итак, юная леди, — уверенным баритоном говорит мужчина. — Эти молодые люди должны быть вам безумно благодарны. Если бы не ваш вокал, то они бы ушли отсюда без контракта.
Барабанщик закашливается, хотя я-то знаю, что он за этим всегда прячет нецензурные ругательства. Поэтому немного улыбаюсь.
— Вот, — указывает на меня пальцем мужчина. — Наконец-то я дождался вашей улыбки. А, я забыл вам представиться. Андрей Аркадьевич, владелец этого бара и продюсер музыкальных исполнителей. А вы?
— Ника, — киваю я. — И никакого отношения к этой группе не имею.
Андрей Аркадьевич хмурится, трет подбородок, а потом говорит.
— Ну, если к “Злым воинам” не имеете, то, быть может, готовы создать новую группу? Ну, скажем, “Дети валькирий”? — он поворачивается к остальным. — Вы как, ребят, готовы стать молодой, подающей надежды группой под предводительством одной хрупкой валькирии?
Басист чешет затылок, встает за моей спиной и кладет руку на плечо:
— За Никой куда угодно. Хоть сам валькирией готов стать, — хохочет он. — Я всегда говорил Мишке, что он дурак.
— Да как бы… — барабанщик снова закашливается. — В общем, я согласен.
Все дружно переводят взгляды на гитариста. Он пожимает плечами:
— А я че… — поправляет длинный конский хвост, засовывает руки в карманы. — Мне с вами хорошо играется. Так что куда вы, туда и я…
— Ну вот и прекрасно! — хлопает в ладоши Андрей Аркадьевич. — Тогда я готовлю контракт, подписываем и… в добрый путь!
— Что здесь… происходит? — в гримерку входит мажор и хмуро смотрит на басиста, который все еще держит руку на моем плече.
— Да вот, Макс, — Андрей Аркадьевич показывает рукой на нашу все еще шокированную компанию. Считай, что на сцене твоего бара началось восхождение новых звезд.
Я заметила, как у мажора дернулся уголок рта, но он старательно вернул себе серьезный вид. Он что? Это специально сделал? Он как-то предугадал, что со мной заключат контракт?
— Ну вот, папа, — хмыкает он. — Ты лишил меня одной официантки. Мне их где искать?
— Ну-ну, — Андрей Аркадьевич хлопает сына по плечу. — Не зарывать же таланты под тряпками и подносами.
Потом он наклоняется к уху сына и тихо, так что я не слышу, а только читаю по губам, говорит: “Спасибо. Береги ее”.
— Все, ребята, — он оборачивается к нам. — Сегодня можете отдохнуть, все угощения за счет бара. Максим Андреевич проследит.
Мужчина выходит из гримерки. Ребята из группы настороженно смотрят на мажора, взглядами зовут идти с ними, но я едва заметно качаю головой. Как только они выходят, мажор подходит почти вплотную ко мне и убирает за ухо выбившуюся прядь.
Отчего-то от этого движения резко пересыхает во рту. Или это просто из-за того, что я пела? Точно. Надо бы попить…
Но как только его губы касаются моих, все мысли развеиваются, словно пыль по ветру. Уже ничего не соображаю, только чувствую его касания, то, как требовательно он целует, ждет, что я ему отвечу. Я приоткрываю рот, и его язык проникает к моему, ласкает, вызывая дрожь по телу и слабость в ногах.
Сперва робко отвечаю ему, но потом сдаюсь под его напором, обхватываю его шею, следую за ним. Он первый прерывает поцелуй и прислоняется лбом к моему лбу, тяжело дыша. До меня только сейчас по-настоящему доходит, что я сделала. Я отстраняюсь и прикладываю пальцы к губам.
— Собирайся, раз ты больше здесь не работаешь, то мы идем праздновать новый этап в твоей жизни, — командует он.
— Но… Это же Мишкина группа, — я закусываю губу.
Да, я слышала все то, что сказал Андрей Аркадьевич, но все же… Совесть не давала мне покоя.
— Ты еще думаешь об этом козле, который был готов подложить тебя под кого угодно, только бы получить контракт? — усмехается мажор. — Я сказал, собирайся, мы уходим.
Это резкое заявление бросает тень на мое настроение. Подчиняюсь мажору. Снова.
Под удивленные, если не сказать шокированные, взгляды девчонок из смены и бармена, выхожу из зала, захватываю сумку из раздевалки и иду на улицу. Стараюсь не смотреть на них. Почему-то кажется, что я сделала что-то противозаконное.
После слегка задымленного помещения бара тут дышится легко и даже свободно. Постепенно начинает доходить, что все это реальность, а не сон. Мне действительно предложили контракт. И я буду… Петь?
Это кажется чем-то за гранью возможного. Чем-то из того, что нашептываешь себе перед сном, когда пытаешься себя успокоить и отвлечь, пока в соседней комнате слышишь ор отчима и визги матери, а потом звуки ударов.
