Лаврентий Берия. История, написанная кровью - Леонид Михайлович Млечин
Письмо И.В. Сталина А. Гитлеру о согласии советского правительства на приезд И. Риббентропа в Москву 23 августа для заключения пакта о ненападении. 21 августа 1939
Подлинник. Машинописный текст, подпись — автограф И.В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 296. Л. 1]
Нацистский министр иностранных дел провел в Москве ровно сутки и улетел.
Утром 24 августа советские люди с изумлением читали «Правду»:
«Дружба народов СССР и Германии, загнанная в тупик стараниями врагов Германии и СССР, отныне должна получить необходимые условия для своего развития и расцвета».
Через месяц с небольшим, уже после разгрома Польши, 27 сентября 1939 года, Риббентроп вновь прилетел в Москву. Первая встреча в Кремле началась в десять вечера и продолжалась до часу ночи. На следующий день переговоры возобновились в три часа дня. Потом пообедали, в Большом театре посмотрели «Лебединое озеро» и в полночь продолжили переговоры.
Уже наступило 29 сентября, когда Молотов и Риббентроп подписали второй договор — «О дружбе и границе», а заодно еще несколько секретных документов.
Густав Хильгер, советник немецкого посольства, который еще до революции окончил юридический факультет Московского университета, женился на русской женщине, безупречно говорил по-русски и считался лучшим знатоком России, описал прием в Кремле. Берия неустанно подливал Густаву Хильгеру перцовки. Советник немецкого посольства пытался сохранить трезвую голову.
— Ну, если вы пить не хотите, никто вас заставить не может, — снисходительно сказал Хильгеру Сталин.
— Даже шеф НКВД? — шутливо уточнил Хильгер.
— За этим столом даже шеф НКВД значит не больше, чем кто-либо другой, — серьезно ответил Сталин.
Сталин не лукавил: для него Берия был всего лишь одним из подручных.
За месяц, который прошел между двумя появлениями Риббентропа в Москве, немецкие войска напали на Польшу, что стало началом Второй мировой войны, поскольку Франция и Англия в ответ объявили Германии войну.
Генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Георгий Димитров попросил Сталина о встрече, чтобы понять, какой должна быть позиция коммунистических партий в этой войне.
— Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! — объяснил Сталин Димитрову. — Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга.
Письмо И. Риббентропа И.В. Сталину о советско-германских отношениях. 13 октября 1940
Подлинник. Машинописный текст. Помета — автограф И.В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 296. Л. 9-20]
Польшу Сталин назвал фашистским государством:
— Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что, плохо будет, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население?
Указание Сталина оформили директивой секретариата Исполкома Коминтерна всем компартиям: «Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу».
Польскому послу в Москве заместитель наркома иностранных дел Владимир Потемкин вручил ноту советского правительства:
«Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства. Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать».
17 сентября, выступая по радио, глава правительства и нарком иностранных дел Молотов сказал, что советские войска с освободительной миссией вступили на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии.
Главнокомандующий польской армией маршал Эдвард Рыдз-Смиглы приказал не оказывать советским войскам сопротивление и отступать в Румынию и Венгрию. В молодости Эдвард Рыдз хотел стать художником, окончил Академию изящных искусств в Кракове. Но стал военным и получил псевдоним «Смиглы» — быстрый, ловкий, стройный. Отдельные польские части, не получив приказа главнокомандующего, вступили в бой с красноармейцами…
«Всю ночь с 18 на 19 сентября в городе Новогруд ок шла стрельба, — записал в дневнике будущий маршал Андрей Иванович Еременко, командовавший тогда 6-м кавалерийским корпусом. — Завязывались бои с польскими частями то в одном, то в другом месте. Я принял решение объединить все танковые полки в одну подвижную группу, самому встать во главе ее и тем самым усилить темп наступления и скорее выйти в район Волковыска. Поляки отступили, но наши не могли их преследовать из-за нехватки горючего».
Гродно сопротивлялся советским войскам два дня.
«На окраине города завязался бой, — записал 20 сентября комкор Еременко. — Наши бронемашины, высланные по улицам города, были сожжены противником. Подошла наша мотопехота, и мы захватили юго-восточную часть города и вышли к реке Неман».
На следующее утро упорные бои возобновились. Поляки не собирались сдаваться.
«Части группы, атаковавшие в направлении моста, попали под сильный огонь противника, — отмечал в дневнике Еременко, — несли большие потери. Танки начали осаживаться назад, начала пятиться пехота. После 40–50 минут огневого боя противник подбил мою бронемашину, после этого мы потеряли возможность вести огонь, а я — наблюдать и управлять боем. Я остался недоволен тем, что танкисты действуют уж очень осторожно, правда, их пугало то, что уже несколько танков на их глазах сгорело».
20 сентября в «Правде» появилось совместное германосоветское коммюнике:
«Задача советских и германских войск, действующих в Польше, состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования».
Третьему рейху передали группу немецких коммунистов, которые искали в Советском Союзе убежище от нацизма.
«Из советских тюрем и концентрационных лагерей, — вспоминала Маргарет Бубер-Нойман, вдова Хайнца Ноймана, секретаря ЦК компартии Германии, — были изъяты сотни немецких заключенных, осужденных во время великой чистки к многолетним срокам, их привезли под конвоем НКВД в Бутырку. Там им предъявили новый приговор, предписывающий “немедленную высылку с территории Советского Союза”».
Хайнц Нойман, второй после Эрнста Тельмана человек в компартии Германии, бежал в Советский Союз от нацистов. Но в Москве его арестовали и расстреляли в 1937 году. Его вдову Маргарет арестовали в 1938 году и приговорили к пяти годам принудительных работ.
«3 февраля 1940 года меня привезли в Брест-Литовск, к демаркационной линии между Советским Союзом и Германией, — рассказывала Маргарет Бубер-Нойман. — Офицер НКВД с группой солдат повел нас к железнодорожному мосту через Буг. Мы увидели идущих нам навстречу людей в форме СС. Советский офицер провел перекличку и приказал нам идти
