Сбежать от зверя
Подниму связи, найду, в конце концов, тех, кто сможет покопаться в судебной сети — плевать. Я должен знать, почему ее дело рассматривается так долго и кто за этим стоит.
Только высплюсь сначала, а то нервы начинали знакомо дрожать.
Эльдар проснулся рано. Нервничал. Потому что сегодня у него будет сомнительная радость встретиться лицом к лицу с бывшим мужем Карины. А я просто очень хотел, чтобы эти проблемы получили промежуточный перерыв, и Карина расслабилась. А там, может, и Эльдар решится на признание… В любом случае это все уже не будет такой проблемой. И главное — моей перестанет быть тоже.
И ничего не предвещало беды. Мы прибыли всей семьей в отделение опеки, встретились с судьей. Бывший муж Карины невнятно тяфкал на нас в коридоре, но лающая собака ведь не кусает.
Эльдар остался с дочерью Карины за дверью, мы зашли в кабинет. Вопросы действительно решались быстро. И уже через несколько минут нерадивого папашу лишили права не только на свидания с дочерью, но и запретили звонить Карине до основного суда.
Казалось, можно было бы мчаться к Марине.
Казалось, что в кои-то веки хоть тут пазл собрался.
Казалось, что день действительно может быть хорошим.
Только вдруг послышался выстрел где-то на улице.
А у меня едва не остановилось сердце.
***
Тахир не приехал ни днем, ни вечером. Я звонила пару раз, но попытки услышать его словно тонули в монотонном звучании города. Только его портрет оживал с каждым часом, и это единственное, что радовало. Я смотрела нарисованному Тахиру в глаза, бросавшие мне вызов, и терла уже до красноты затертый лоб. Повторить этот взгляд сначала казалось невозможно. Но шли часы, и мне все больше казалось, что я справляюсь. Я даже на какое-то время забылась в этом процессе и растерянно дернулась, когда мобильный, наконец, зазвонил.
— Зайчик…
Голос сухой, надтреснутый и невообразимо уставший.
— Тахир… — прошептала я.
— Марин, в моего сына стреляли. Он жив, уже прооперировали.
— Кто? — прохрипела я, а кисть в руке поползла по портрету. Краски смешивались под ворсом, часы работы шли прахом, но я не могла даже вздохнуть.
— Бывший муж Карины, — донеслось будто сквозь воду.
Мысли заметались, эмоции забились в груди. Я только открывала рот, но сказать не могла ни слова. И среди всего этого все ярче пульсировало понимание — он же теперь вообще не приедет. Он останется там, в другой жизни, с теми, кому нужен больше всего. А я — тут. В одиночестве.
— Ты… ты не приедешь, да? — зашелестел мой голос.
Я поднялась, бросила кисть и направилась из комнаты. Думала, что не могу больше. Что это — за пределами моих сил. Эти стены, это заточение и бесконечное ожидание. Я должна быть там, с ним. Да, может, я и заслужила. Да, может, это лучшая альтернатива смерти, от которой спас Тахир.
Но я больше не могу.
Пальцы прошлись по кнопке лифта, оставляя цветной развод от краски на панели.
— Я уже почти у тебя.
Я только успела растеряно хлопнуть глазами, когда створки вдруг раскрылись, и Тахир шагнул мне навстречу, опуская мобильный. Нет, никто из нас не рванулся к другому, сбивая с ног или подхватывая на руки. Мы замерли на несколько ударов сердца, осознавая одно и то же — вот и все. Невозможно больше жить по-прежнему, делая вид, что ничего этого не было. А потом медленно потянулись друг другу, сдаваясь. Тахир поднял меня на руки, пачкаясь в краске от моей футболки, а я уткнулась носом в его шею. Пропахший больницей, табаком, холодный и уставший.
— Я все испортила, — глухо призналась, когда он внес меня в гостиную и взглянул на портрет.
— Мы все исправим.
Мы почти не говорили той ночью. Оглушенные каждый чем-то своим, просто держались друг за друга, занимаясь любовью, принимая душ, ужиная и лежа в кровати. Меня беспокоило лишь одно:
— Ты же уйдешь завтра.
— Да. Надо сделать кое-что.
— Что?
— Расскажу Карине, что я — волк. Девочка уже должна знать. Иначе дочку ее не спасти.
— Что с ребенком?
— Отец ее выкрал. Выстрелил в моего сына и забрал.
— Тахир, ты не можешь спасти всех, — выпуталась я из его рук и уселась на кровати.
— Зря ты в меня не веришь, — улыбнулся он и вернул меня в свои объятья. — Иди сюда. И слушай внимательно. Постарайся не отчаиваться, пожалуйста. Не порть свои картины — я этого не стою. Не беги воевать со всем миром в одиночку босиком в спортивном костюме. Мне надо знать, что ты тут в порядке. Что я смогу все решить и вернуться к тебе. И прорываться будем отсюда вместе, поняла?
— Поняла, — вздохнула я, вцепляясь в него.
