Забудь меня
Антон
— А это твои волосы? — голос сестры прилетает в затылок вместе с ветром, который поднялся минут как десять.
— Мои…
— В смысле… не накладные?
Раскалываю топором сухое полено из коллекции, которая досталась по наследству от предыдущих хозяев дома, и оборачиваюсь через плечо, вытирая ладонью пот со лба.
Моя сестра планомерно выносит мозг моей девушке, прогуливая ее по участку, особенно вдоль огородных грядок, на которые я убил почти целый день своей жизни три недели назад.
Обсуждаемые волосы сейчас заплетены в косу. Они не накладные, это я точно знаю. Они настоящие, еще какие.
— Здесь морковка. Я тоже сажала. Ее пока не видно, ну, в общем, она здесь…
В животе легкий узел, я наблюдаю за плавными движениями тонких плеч, одетых в мою футболку, и как юбка прилипает к стройным бедрам и округлой идеальной заднице, когда ветер бьет Полине в спину.
Глаза ее даже не лапают. Просто фиксируют. Получают гребаное эстетическое удовольствие, потому что наблюдать за ней мне с первого дня в расколбасный кайф. Еще с того дня в спортзале. И сейчас тоже не могу оторваться.
Она оборачивается, и я ловлю ее взгляд уже в третий раз за десять минут.
Прядь волос падает ей на лицо.
Наблюдая за мной с противоположного конца участка, Полина пальцами заправляет волосы и вполуха слушает то, что прогоняет ей мелкая.
Вдыхаю запах земли и травы.
Все в норме, даже, несмотря на то, что наша гостья помята с головы до ног. Моя семья не в курсе, что обычно Полина Абрамова выглядит так, будто ее с головы до ног отутюжили и залили лаком для волос, и кое-как заплетенная коса — вообще не ее случай, но то, как неестественно тихо моя девушка себя ведет — верный признак ее смущения. Оно палит нас гораздо больше, чем ее внешний вид.
Слежу за ней так, будто на участке в четыре сотки она может потеряться.
— Красивая девочка. Даже очень. Воспитанная.
Дергаю головой, оборачиваясь.
Мама собирает с земли дрова для мангала, которые я наколол.
Не слышал, как она подошла. И не видел.
Чувствую себя лохом, даже глаза прячу.
— Ага. Отойди, — заношу над головой топор и прикладываюсь им к тому, что осталось от полена.
— Как вы познакомились? — слышу я.
— В спортзале, — ставлю еще одно полено на колоду.
— Давно?
— Месяц назад.
— Так вы встречаетесь?
Опустив топор, смотрю на нее.
Я бы предложил ей спросить что-нибудь попроще, но такой ответ породит еще больше вопросов, а я до раздражения не хочу думать над ответами на них. Думать башкой я сегодня вообще не планировал.
Если бы я вчера ответил на ее звонок, был бы предупрежден и вооружен.
Глаза матери перескакивают с меня на противоположный конец участка. Оттуда снова на меня. Она всматривается в мое лицо, и этот взгляд тоже раздражает, потому что он ненавязчивый, но цепкий, как сканер.
Чтобы перевести тему, киваю на голубую летнюю рубашку, в которую мать одета:
— Ты в этом собираешься шашлык жарить?
Обычно здесь она наряжаеся во что-нибудь, чего не жалко. Например, в мои старые футболки и треники, но не сегодня.
— У нас гостья, не в халате же мне жарить, — отвечает. — Обеспеченная девочка, да?
— Относительно, — взвешиваю в руке топор.
— Это ее машина там, на въезде?
— Точно не моя. Ты давно Шерлоком стала?
— Ну, знаешь ли, там, в коридоре сумка Шанель. Я тоже бываю в инстаграме*.
— Я тебя с этим поздравляю.
Мое раздражение ширится. Как гребаный воздушный шар.
— Антон… — вздыхает она.
Смотрю на нее с преувеличенным вниманием.
— Я понимаю, ты увлекся… сильно… еще бы… — выпускает в меня осторожно. — Я теперь представляю, где ты пропадаешь последнее время после работы… но тебе о будущем нужно думать. Понимаешь, вот так… увлечешься и забудешь, что планировал. Ты хотел сходить в армию, потом в Москву перебраться. Я очень тебя в этом поддерживаю. Тебе здесь оставаться незачем, а ей, насколько я поняла, еще два года учиться…
— Стоп, — взмахиваю рукой. — Куда тебя несет?!
— Я вижу, ты увлекся… — повторяет она, как, блять, заведенная. — А девочка эта… не то, что тебе нужно… избалованная, даже сильно избалованная…
— Ты ее две минуты знаешь, — обрубаю, почти контролируя подкатывающую злость. — Что за нахрен выводы?!
— Жизненный опыт. Она не для тебя… ты не знаешь, что у нее за семья, что это за люди…
Меня бомбит. Прежде всего, из-за того, что она повторяет мои собственные мысли, но неожиданно это бесит сильнее всего, что бесило меня когда-либо. Будто мне комфортнее плавать в этом дерьме одному и только наедине с собой, но не терпеть его от кого-то еще. Даже от своей матери! Прежде всего, от нее.