Личная игрушка мажора
Просыпаюсь утром и понимаю, что уже ни фига не утро. Солнце уже высоко. Оно светит сквозь дешевый тюль и бросает на крашеный красной блестящей краской деревянный пол кружавчатую тень. Через приоткрытую форточку в комнату залетает шум проснувшегося города. Сколько же сейчас времени?
Тянусь за телефоном, чтобы посмотреть, но от одного движения становится муторно. Тело все ломит, а локти и коленки саднит. В голове вспышками проносятся воспоминания о вчерашней ночи. А лучше б не вспоминала.
Что ж, телефона нет, одежды нет. А если не заберу справку и не смогу явиться на работу, то и ее не будет, а значит, не будет денег. Поэтому что? Мне нужно сползать с кровати и думать, где найти одежду. Ясно, что в том платье я никуда больше не пойду. Мне даже смотреть на него тошно.
В квартире полумрак и тишина — тетя Нина, похоже, куда-то уже ушла. Что ж, оно и к лучшему. Я проскальзываю в душ и выхожу оттуда уже заметно пободрее.
— О, Никочка, встала уже, — закрывая за собой замок на цепочку, говорит тетя Нина. — Не ругай меня старую, но я тут сходила на рынок, купила тебе кой-что.
Она достает из холщовой сумки пару белых пакетиков-маечек с чем-то и протягивает мне. Я внимательно рассматриваю и понимаю, что это два простеньких трикотажных летних сарафана и нижнее белье. Краснею от смущения и едва выдавливаю из себя “спасибо”.
— Ну-ну, моя хорошая, иди примерь, а то тетка сказала, что можно обменять. Ток побыстрее сделать это надо, — тетя Нина разувается и прихрамывая подходит ко мне. — Давай-давай, я жду.
Платьице оказывается скромным, однотонным, с широкими бретельками и длиной чуть ниже колена. Да, возможно, я выгляжу в нем несколько старомодно, но это лучше, чем ничего. И теперь мне есть в чем пойти за медкнижкой.
Забираю волосы в высокий хвост и выхожу на строгий суд тети Нины.
— Ох, ну какая же ты красавица, Ника, — она качает головой и смотрит на меня с умилением.
Я порывисто обнимаю ее и глажу ее сухонькую спину.
— Как мне теперь с вами расплатиться? У меня же за душой ничего нет! — от радости и благодарности на моих ресницах дрожат слезы.
— Ну-ка переставай тут сырость разводить, — смущенно хмурится тетя Нина. — Ты главное береги себя, девочка. А то я так за тебя испугалась вчера ночью. И этот еще, такой страшный. Явно наглый стервец.
— Парень? — при воспоминании о злом взгляде мажора меня передергивает. Вот вроде и знаю, что не на меня злился, а все равно страшно. — Он мне, наоборот, помог. Не знаю, что было бы, если бы не он.
— Знаю я таких. В доверие вотрутся, а потом и не поймешь, когда обдурили… — тетя Нина машет рукой и идет на кухню. — Идем завтракать… или обедать.
Да уж… Вроде мажор и помог вчера, а вроде он предлагал мне… Ну, всякое. На что я бы не согласилась точно.
Когда я возвращаюсь из клиники, сразу начинаю готовиться к работе. Хотя чего мне готовиться? У меня из вещей только то, что мне принесла тетя Нина. Документы со своей сумкой я оставила у Ирки, но даже подумать о том, чтобы пойти к ней сейчас, я не могу.
Вспоминаю, как она обманом отправила меня с этим парнем, да и еще была рада по самое не хочу, и тошно становится. Ну как так можно-то? Она же знает, что я еще не была ни с кем близка. И Ирка явно понимала, чего хотел тот парень. И все равно… Я вздрагиваю и очередной раз испытываю непреодолимое желание помыться.
Нет, к подруге я пока ни ногой. Не думаю, что она решит выкинуть мой паспорт, поэтому остыну немного, решу свои проблемы, и, может, тогда…
Выхожу в коридор с расчетом на то, что мне еще полчаса пешком до бара идти, поэтому уже пора выходить.
— Ты куда это?
Тетя Нина в фартуке, испачканном мукой, выходит из кухни и вытирает руки кухонным полотенцем, осматривая меня с ног до головы.
— Так мне на работу сегодня, — пожимаю плечами. — А еще дойти туда надо.
— Ой, нет, Никочка, не пущу тебя одну, — жестко обрывает меня тетя Нина. — Нет, нет и нет! Даже не уговаривай.
Она тут же откладывает полотенце и снимает фартук. Своей семенящей подхрамывающей походкой она подходит к двери и отпирает замок.
— Жди здесь, сейчас все решу, не переживай, — она тут же пересекает лестничную площадку и звонит в дверь напротив, а потом для надежности стучит. — Микулишна, это я. Дело есть!
— Привет, — на пороге возникает дама лет шестидесяти с ярко-красной шевелюрой, забранной меховой повязкой, яркими губами и в шелковом запахивающемся халатике. — Где пожар?
Микулишна представляет такой контраст тете Нине, что я даже теряю дар речи. И теперь мне самой интересно, что же нужно от соседки.
— Нету пожара, но есть дело, — тетя Нина по-деловому кивает на меня. — Видишь красавицу? Ее надо до работы проводить.
— А я при чем? — округляет подведенные черным карандашом глаза Микулишна.
— Думай головой, а не тем, что у тебя в трусах, — отвечает тетя Нина. — Внук твой где? Я ему невесту обещала.
Я хочу провалиться сквозь землю, но даже на один этаж не проваливаюсь.
— О, так он это… сегодня у родителей. Сейчас вызову его, минут сорок-час, и он на месте, — соседка скрывается в квартире, тетя Нина возвращается домой.
— Ну вот и славненько. Зато я буду спокойна, — говорит она и снова скрывается на кухне.
Спустя сорок минут, я уже начинаю нервничать. Потому что я теперь даже на транспорте уже успеваю только впритык.
— Тетя Нина, может, я все-таки сама? — я уже искусала губы и задергала платье. — А то опоздаю ведь.
— Ни за что! Побереги мое сердце, — хмурится она, и я не решаюсь с ней спорить.
Еще десятью минутами позднее раздается звонок. В дверях появляется высокий, атлетически сложенный парень с синими прядями в челке и тоннелями в ушах. Майка на его груди красиво натягивается, вырисовывая подсушенные рельефные, но не перекачанные мышцы.
И это внук? Однако…
— О, Сереженька, здравствуй, — здоровается с ним тетя Нина. — А это наша Никочка. Ей на работу бы добраться, да вот вчера неприятный случай был, я теперь переживать буду.
