Оруэлл: Новая жизнь - Дэвид Дж Тейлор
Впоследствии Оруэлл всегда стремился преуменьшить влияние Итона на его мировоззрение. Я не работал там и очень мало учился, и я не чувствую, что Итон оказал большое формирующее влияние на мою жизнь", - говорится в его записи в книге "Авторы двадцатого века" (1940). Автобиографический очерк, опубликованный в американском журнале Commentary пять лет спустя, еще более пренебрежителен: "Я учился в Итоне только потому, что у меня была стипендия, и я не принадлежу к социальной структуре большинства людей, получивших там образование". Та же нота звучит в его предисловии к украинскому изданию "Фермы животных": "Я попал туда благодаря стипендии, иначе мой отец не смог бы позволить себе отправить меня в школу такого типа". Подтекст о том, что Итон не был для Оруэлла таким местом, что он учился там по принуждению и что он не произвел на него никакого впечатления, подкрепляется его настойчивым утверждением, что его бедность выделяла его среди одноклассников и, фактически, не давала ему возможности отличиться. Как он выразился в письме к Сирилу Коннолли, который закончил свою карьеру в Итоне в качестве члена Попа, получив стипендию Брекенбери в Баллиол-колледже, Оксфорд: "Конечно, вы были во всех отношениях гораздо более успешным в школе, чем я, и мое собственное положение было сложным и фактически доминирующим из-за того, что у меня было гораздо меньше денег, чем у большинства людей вокруг меня".
Естественно, бедность относительна, как и любое другое состояние человека. Энтони Пауэлл вполне серьезно верил, что он "бедный мальчик, ставший хорошим". Но современники Оруэлла по Итону почти всегда утверждали, что он обнаружил классовое сознание, которого не существовало. 'Все это - недовольство его собственного воображения', - считал Холлис. Рансиман вспоминал, что колледж был "полон умных мальчиков, у которых не было особенно много денег, и были другие, которые были так же бедны, как и он". Что касается презентабельности его родителей, над которой мучаются актеры "Приличных парней", Ида Блэр вспоминает, как она "водила его друзей", когда приезжала в гости, как и любая другая мать. В этом контексте стоит отметить, что есть и другие моменты из жизни Итона, которые Оруэлл, похоже, почти намеренно исказил. Например, в "Дороге на Уиган Пирс" он отмечает, что во время празднования мира в Итоне в 1919 году мальчики, которым было приказано выйти на школьный двор в темноте с факелами и петь патриотические песни, заменили их собственными "богохульными и подстрекательскими стихами". Для Холлиса, с другой стороны, это была всего лишь тряпка против непопулярного ОТК, лишенная того элемента принципа, который находил в ней Оруэлл. Провост Джеймс записал, что "все мальчики стояли с поднятыми факелами и хранили полное молчание".
Что касается более широкого обвинения, то достаточно пары минут, проведенных среди сборников работ Оруэлла, чтобы понять, насколько тяжелый груз Итоны висел на его плечах и - если говорить цинично - насколько ценными стали для него в дальнейшей жизни его старые школьные узы. Были староэтонские редакторы (Ричард Рис, Коннолли, Дэвид Астор), которые печатали его статьи в своих газетах и журналах; староэтонские друзья, с которыми он обедал и ужинал; и даже Л. Х. Майерс, который ссужал его деньгами. Посетители Юры в конце 1940-х годов отмечали, как хорошо он ладил со своим староэтонским лэрдом, Робином Флетчером, причем эта близость была настолько заметной, что когда Флетчер приезжал к ним, другие гости оказывались на кухне. Более того, атмосфера Итона проявляется и в его творчестве. Вспоминая обстановку под лестницей в одном из отелей, о которых рассказывается в книге "Down and Out в Париже и Лондоне", ему кажется совершенно естественным описать одного из официантов во фраке и белых воротничках как похожего на мальчика из Итона. То же самое происходит с Розмари в "Keep the Aspidistra Flying", чей модный головной убор "надвинут на глаза, как шляпа мальчика из Хэрроу". И хотя Оруэлл иногда сетовал на бесполезность классического образования - он утверждал, что в тридцать три года забыл греческий алфавит - его ранние работы изобилуют аллюзиями и классическими тегами: даже мистер Томбс, торговец-раскольник из "Дочери священника", отмечен как animala naturalita nonconformistica.
Это не выпендреж Оруэлла. Это просто пример того, как работал его ум. Наследие его образования было неизбежной частью его жизни; его традиции застряли в его сознании. Более поздние письма Коннолли изобилуют упоминаниями о матче Итон-Харроу, на котором он, похоже, был слегка зациклен, а один доброволец, служивший с ним в Испании, был поражен, когда однажды утром в окопах его спросили, помнит ли он песню "Итонские лодочники". О том, что он, пусть и неосознанно, был частью обширной сети староэтонцев, которая колонизировала большую часть английской жизни середины XX века, можно судить по тому факту, что в апреле 1946 года он поддерживал связь не менее чем с тремя бывшими преподавателями Итона: Гоу; М. Д. Хиллом, который переписывался с ним по поводу его эссе "Boys' Weeklies"; и Джорджем Литтелтоном, который хотел, чтобы он написал книгу для серии, которую он редактировал. Все это не отменяет горечи некоторых критических замечаний Оруэлла в адрес системы государственных школ в целом и Итона в частности. Один младший друг 1940-х годов вспоминал разговор о вероятном упадке частного образования и "радость" на лице Оруэлла, когда он выразил надежду, что школа может исчезнуть. Но существенная непоследовательность его отношения к Итону проявилась в одной из последних написанных им книжных рецензий, в заметке об "Итонской медали" Б. У. Хилла для Observer в 1948 года. Это удивительно сбалансированная статья, которая заканчивается восхвалением "терпимой и цивилизованной атмосферы, которая дает каждому мальчику справедливый шанс развить свои способности". Возможно, в конце концов, доказательством того, что Оруэлл принял свое пребывание в Итоне, является то, как мало он о нем написал.
