Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин
Вернувшийся из Самары Антонов-Овсеенко лучше столичных бюрократов представлял себе тяжелую ситуацию в стране. Он ввязался во внутрипартийную дискуссию и поддержал Троцкого, призывавшего вернуться к демократическим началам. Это стоило Антонову-Овсеенко карьеры.
Они с Дзержинским дружили почти двадцать лет. Но теперь пути старых друзей разошлись. Главный чекист принял сторону Сталина.
Феликс Эдмундович, конечно же, тоже получал донесения о масштабах голода в стране, но озаботился положением не голодающих крестьян, а своего аппарата. Дзержинский обратился к наркому труда Василию Владимировичу Шмидту:
«Наши ответственные работники-коммунисты не могут свести концы с концами при том максимуме жалования, которое для них установлено, и при тех вычетах, которые приходится делать, особенно тогда, когда в семье нет других трудоспособных и имеющих самостоятельный заработок членов. Я лично свожу концы с концами, ибо обеды с ужинами и квартира очень дешево в Кремле расцениваются, и притом жена тоже зарабатывает при одном ребенке. Кроме того, нет расходов на передвижение. Но я знаю, что некоторые члены коллегии наркомата путей сообщения бедствуют.
Мне кажется, что необходимо этим вопросом заняться: или поднять партмаксимум (то есть жалованье), или запретить производить всякие вычеты, которые поглощают немалую часть жалованья».
Обращение Дзержинского не пропало втуне. Меры были приняты. В самые трудные годы советская власть организовала своим вождям усиленное питание. Пайки для руководящего состава все увеличивались и увеличивались. Но переедание тоже вредно, тем более для таких тяжелых сердечников, как Дзержинский. От обильной еды он располнел и обрюзг.
Военная контрразведка, которой руководил Генрих Григорьевич Ягода, обходилась казне недешево.
«В среднем на губернский Особый отдел приходилось по 25 агентов, каждому ежемесячно платили оклад, – отмечает калининградский историк Андрей Сергеевич Соколов. – Дополнительно выделялись деньги по наблюдению, командировкам агентуры и содержанию конспиративных квартир. Кроме того, отдельной строкой расходов проходили суммы на содержание осведомителей. Агентурные расходы включали в себя: “разъезды по городу”; командировки агентов; расходы по наблюдению не только в городе, но и в местах командировки (в театрах, кафе), получение различного рода справок; содержание “конспиративных квартир”».
Деньги обесценивались, поэтому, отмечает Александр Соколов, «дошло до того, что летом 1921 года для непосредственного товарообмена на вольном рынке чекистам выдавали шелк, пуговицы, мужские и женские шарфы, наперстки и т. п.».
Феликс Эдмундович нервничал, опасался, что созданное им ведомство вообще распустят. Он затеял объединение местных чрезвычайных комиссий и особых отделов, которые занимались военной контрразведкой и охраной границ. Обе системы существовали раздельно, гражданские и военные чекисты соперничали и друг другу не доверяли.
«Особый отдел Киевского военного округа вел наблюдение и следствие за сотрудниками губчека, – возмущался Дзержинский. – Это недопустимо… Прошу дать циркулярное разъяснение всем особым отделам, что они не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить председателю чека и парткому, дело препровождать в Центр».
25 декабря 1921 года он предупреждал начальника украинских чекистов Василия Манцева:
«Я боюсь, что раздельное существование Чрезвычайных Комиссий и Особых отделов при отсутствии внешних фронтов доведет до драки и упадка. Ужасно туго идет объединение, товарищи все друг друга лучше – особотделисты и вечекисты. А если объединения не произойдет, упразднят нас быстрее, чем это нужно. Сейчас положение такое, что какой-нибудь инцидент, даже мелкий, может вызвать крупные последствия. Каждый “обиженный” станет “обличителем”».
Некоторые руководители партии и государства полагали, что после Гражданской войны чрезвычайщина не нужна, от услуг чекистов можно отказаться, а преступниками займутся милиция и прокуратура.
В конце 1924 года работу чекистов на заседании политбюро критиковал главный редактор «Правды» и, говоря словами Ленина, любимец партии Николай Иванович Бухарин.
Беженцы из голодных сел во время привала. Поволжье. 1921. [РГАКФД]
В 1922 году, после Гражданской войны, голод охватил почти сорок процентов территории страны. Умирали миллионы людей, особенно в деревне. Это была трагедия прежде всего крестьянства
Беженцы из голодных сел на одной из волжских пристаней.
Поволжье. 1921. [РГАКФД]
Дзержинского на заседании не было. Бухарин написал ему личное письмо:
«Чтобы у Вас не было сомнений, милый Феликс Эдмундович, прошу Вас понять, что я думаю. Я считаю, что мы должны скорее переходить к более “либеральной” форме Советской власти: меньше репрессий, больше законности, больше обсуждений, самоуправления…
Поэтому я иногда выступаю против предложений, расширяющих права ГПУ. Поймите, дорогой Феликс Эдмундович (Вы знаете, как я Вас люблю), что Вы не имеете никакейших оснований подозревать меня в каких-либо плохих чувствах и к Вам лично, и к ГПУ как к учреждению. Вопрос принципиальный, вот в чем дело…
Так как Вы человек в высшей степени страстный в политике, но в то же время можете быть беспристрастным, то Вы меня поймете. Крепко Вас обнимаю, крепко жму Вашу руку и желаю Вам поскорее поправиться».
Встревоженный Дзержинский переслал письмо своему заместителю Вячеславу Менжинскому:
«Такие настроения в руководящих кругах ЦК нам необходимо учесть и призадуматься… Нам необходимо пересмотреть нашу практику, наши методы и устранить все то, что может питать такие настроения. Это значит мы (ГПУ) должны, может быть, стать потише, скромнее, прибегать к обыскам и арестам более осторожно, с более доказательными данными; некоторые категории арестов (нэпманство, преступления по должностям) ограничить и производить под нажимом…
Необходимо пересмотреть нашу политику о выпуске за границу и визы. Необходимо обратить внимание на борьбу за популярность среди крестьян, организуя им помощь в борьбе с хулиганством и другими преступлениями. И вообще наметить меры такие, чтобы мы нашли защиту у рабочих и крестьян и в широких парторганизациях».
Ягода получил право подписывать документы вместо Дзержинского, перегруженного массой обязанностей. Знак высокого доверия! Феликс Эдмундович оценил исполнительность и надежность Генриха Григорьевича.
Ответственный секретарь партийной ячейки ГПУ Моисей Израилевич Шкляр даже объявил Ягоде взыскание за неучастие в партийных делах, но честно отметил смягчающие обстоятельства: «Партработу не ведет вследствие перегруженности работой, а также болезненного состояния и истощения». Взыскание с Ягоды сняли специальным решением политбюро только 19 апреля 1936 года!
Ведомственный интерес взял верх, и в ноябре 1923 года статус ГПУ повысили – преобразовали в Объединенное
