Крестоносец. Византия - Геннадий Борисович Марченко
— Как бы нам не сменить понос на золотуху, — подал голос Каматир. — Что делать, если Генуя и Пиза, разделавшись с венецианцами, зарвутся так же, как они?
— Все эти итальянские торгаши между собой совсем не дружат, мягко говоря, сиятельный Каматир, — подняв кубок, я поприветствовал собеседника и, отхлебнув, продолжил. — Генуя и Пиза с начала следующего века будут воевать до самого его конца, когда генуэзцы полностью разобьют пизанцев, так что те уже не поднимутся, и отнимут у них все заморские фактории и все владения на Корсике и Сардинии. Почему это не может случиться раньше, после избавления от венецианцев? Причём можно устроить так, чтобы никто не мог победить, подкидывая помощь тем, кто будет проигрывать. А когда те и другие ослабят друг друга, можно будет натравить на них ту же Гаэту и Амальфи у которых с ними давние счёты, и которые их добьют. И тогда отменить те торговые привилегии что они получили в империи, и поделить с королём Фридрихом или его наследниками Сардинию с Корсикой, на которые у Вашего Величества есть права сюзерена, хоть итальянцы о них и не всоминают.
Мануил снова помрачнел.
— Хорошо, об этом ещё будет время подумать. Рассказывай дальше.
— Ещё одно, последнее сказанье, Ваше Величество. — начал я рассказ о последних двух с половиной веках существования Византии….
—…вот так закончилась история империи Ромеев, Ваше Величество, — подытожил я рассказ о взятии турками Трапезунда в 1461 году.
На Мануила было страшно смотреть. Лицо императора потемнело, глаза метали молнии. Правой рукой он сжал с хрустом раскрошившийся кубок, не обращая внимания на текущую из порезов кровь. Бледный Каматир бросился промывать раны императора, схватив протянутую мною фляжку со спиртом. Василевс, прошипев какое-то ругательство, выхватил целой рукой фляжку у Каматира, перевязавшего его шёлковым рушником, и хлопнул пару больших глотков, мгновенно покраснев, вытаращив глаза и закашлявшись. Зато смог взять себя в руки. Правда, языка это не касалось:
—…Твари! Какие твари!!! И те, и другие! Улыбались, кланялись, дары подносили! Ненавижу!!! Ничего, будет вам Константинополь!.. Будет вам мечеть в Софии и квадрига в Венеции! Кровью умоетесь! Иоанн, и ты, рыцарь — вы мои свидетели перед Господом! Я приношу страшную, кровавую клятву, что турок в Анатолии больше не будет! Ни одного кочевья, ни одной самой вшивой деревеньки не оставлю по эту сторону Тавра! А кто крестится — расселю по европейским фемам, раскидав по семье на деревню!
— Вот это правильно, Ваше Величество! Вот это то что надо, Ваше Величество! — поддержал я, прожевав что-то вроде козинака и запив вином из своего кубка, оставшегося на столике в одиночестве. — А то есть при Вашем дворе некий протостратор сельджукского происхождения, Алексей Аксухос, муж вашей племянницы, который будет не слишком удачно воевать в Италии, Киликии и Венгрии, а через двадцать лет будет ослеплён за участие в заговоре, и закончит жизнь в темнице. Среди прочего, ему предъявят фрески в его дворце, прославляющие победы иконийского султана Кылыч-Арслана, второго этого имени, сына нынешнего султана Месуда. Это когда Ваше Величество будет воевать с сельджуками! Сколь турка не корми, он смотрит в лес, в смысле, в свою Turetchinu. И папаша его, мегадоместик Иоанн, хоть и верно служил вашему родителю, не забыл, кто он родом, и связь с той стороной не порвал.
— Этой семье я обязан троном! — хмуро отрезал Мануил. — Но ты прав, нет у них ни уважения, ни истинной верности. Наказывать их не стану, но глаз не спущу! Опаснее твари есть! Ангелы, бездарные мрази! Так всё просрать! Я им устрою ангельский чин! Кантакузин, мерзавец! Платить туркам позволением грабить земли империи! За такое мало живьём в смоле сварить! Палеологи, подонки! Что ни делали, всё через задницу! Каталонская компания! Отдать империю на разграбление орде чужеземных проходимцев, да ещё по своей же дурости! Подождите, вы у меня вернётесь к истокам! В империи старьёвщиков[17] не хватает! Да что там чужие, свои не лучше. Кузен Андроник… Я же его любил как брата. Как ты сказал, буду ему всё прощать всю жизнь… Вот чего ему не хватало?
— Некоторые люди так устроены, Ваше Величество, что им сколько ни дай — всегда мало, — я постарался говорить максимально серьёзно. — Ваш кузен не один такой. Вспомнить хоть его братца Целеписа, который предал не только вас, перебежав к султану Месуду, но и христианскую веру, чтобы жениться на султанской дочери. А ещё зависть вместе с непомерным ЧСВ.
— Чем-чем? — не понял император.
— Чувством Собственного Величия, — пояснил я. — Вот чем он хуже вас, Ваше Величество? Тоже Комнин, тоже внук императора, да ещё его отец старший сын. Остроумный красавец, прекрасно образован, красноречив, с мечом тоже совсем неплох, нравится народу своими авантюрами, и вообще, замечательнее как личность. Ну, это он так считает. При этом его зависть к Вашему Величеству постепенно перерастёт в болезнь. Захватив власть и придя на вашу могилу, он будет глумиться над Вашим Величеством, и обещать отомстить вашей семье за свои обиды, реальные или мнимые, Бог весть. Причём не своими руками. Вашу вторую жену казнят по приговору вашего сына, несмотря на протесты первенца Андроника, Мануила, вашего крестника, которому сейчас два годика. Вашего сына задушат тетивой лука наёмники вашего кузена, и выбросят в море вместо похорон, а Андроник поместит в церкви картину, на которой в образе земледельца наступает ногами на вашего наследника. Правда, главного убийцу потом тоже зачем-то ослепит. Вашу дочь и зятя отравит какой-то евнух по его приказу. Кстати, не могу понять, как в христианском государстве можно терпеть такую мерзость, словно у магометан или язычников! Да даже Юлиан Отступник прогнал евнухов со всех должностей и велел им служить рабами. Это, конечно, ваше дело, но я бы это непотребство разогнал из дворца к демонам! Кучу денег сэкономите. Пользы от них никакой, кроме вреда, если не вспоминать Нарзеса. Но это было давно… Вернувшись к Андронику, Ваше Величество. Человек он всё же талантливый. Из вашей семьи, пожалуй, самый талантливый после вас.
