Оруэлл: Новая жизнь - Дэвид Дж Тейлор
Вернувшись в "Магазины" в начале января 1940 года, Оруэлл обнаружил, что погрузился в глубины сельской зимы. Умывальник замерз, а в бачке был лед. Хуже того, сосед, которому было поручено присматривать за курами, недокармливал их, и за семь дней они принесли всего двадцать пять яиц. Ледяная гладь церковного пруда выглядела заманчиво, "но, к сожалению, у меня нет коньков". Очарование Оруэлла сельской местностью Уоллингтона, погребенной под снежным покрывалом, светится в его дневниковых записях: грачи, вторгшиеся в огород, сосульки, свисающие с вязов, тощий лесной голубь, слабый от голода, клевавший капусту. Заморозки продолжались несколько недель - уже 19 января Оруэлл заметил, что до сих пор не может оттаять кухонный кран, - и усилились к концу месяца, после чего он слег с гриппом. 30 января Эйлин вернулась, чтобы помочь ему бежать в Гринвич через такую ледяную местность, что большую часть пути в три с половиной мили до станции Болдок им пришлось проделать по полям. Он был на низком подъеме и знал это. В письме Джеффри Гореру он жалуется, что "до сих пор мне совершенно не удалось послужить правительству в каком-либо качестве, хотя я хочу, потому что мне кажется, что теперь, когда мы ввязались в эту кровавую войну, мы должны ее выиграть, и я хотел бы протянуть руку помощи". Есть еще упоминание о длинном трехчастном романе, впервые анонсированном в письмах из Марокко, "что-то вроде семейной саги", но Оруэлл знал, что в его нынешнем состоянии мало шансов добиться прогресса: он больше не будет писать художественную литературу в течение почти четырех лет.
В этих обстоятельствах приглашение от Фреда Варбурга, поступившее к нему в январе, казалось просто находкой. Сотрудничество Оруэлла с Варбургом в начале 1940-х годов является хорошим примером его уравновешенности в отношениях с издателями. С одной стороны, отказ Голланца опубликовать "Homage to Catalonia" можно истолковать как промах, который был мгновенно сведен на нет его энтузиазмом по поводу "Coming Up for Air", его готовностью спонсировать "Inside the Whale", несмотря на плохие коммерческие перспективы - книга получила хорошие отзывы, но была продана тиражом менее тысячи экземпляров - и опционом, который он сохранил на два следующих романа Оруэлла. С другой стороны, получив однажды отказ, Оруэлл явно счел благоразумным поддерживать близкие отношения с конкурирующей фирмой: в качестве недавнего автора Secker & Warburg он был очевидным выбором для участия во встрече, созванной Warburg для обсуждения "военных вопросов". Встреча состоялась в доме Ханса Лотара, немецко-еврейского эмигранта, который ранее был заместителем редактора "Франкфуртер цайтунг", в доме Сент-Джонс Вуд. На ней присутствовали четыре человека: хозяин, Варбург, Оруэлл и писатель Т. Р. ("Тоско") Файвел.
Если все три спутника Оруэлла были евреями, то каждый из них представлял немного разные аспекты еврейской мысли военной эпохи. Лотар был беженцем от нацистского гнета. Варбург, достаточно взрослый, чтобы сражаться в Пашендале и более или менее полностью ассимилироваться в истеблишменте, был описан Файвелом как "почти наименее еврейский еврей, которого я встречал, но даже в этом случае Гитлер пробудил его еврейские чувства". Тоско, хотя и получил среднее образование в государственной школе и Кембридже, был платным сионистом - его отчество на иврите было Фейвель, - чья мать работала на будущего президента Израиля Хаима Вейцмана, а отец был директором Керен Хайесод, фонда "Объединенный Израиль". Файвел был поклонником творчества Оруэлла, и его рассказ о встрече в Сент-Джонс-Вуде, с одной стороны, просто попытка гармонизировать различные аспекты сложного внешнего облика, который Оруэлл предложил миру, в единое целое. Как и почти все, кто сталкивался с ним на этом этапе жизни, Файвел был поражен его ростом, худобой, глубоко посаженными голубыми глазами, смотрящими с изможденного лица, морщинами на щеках, но также и контрастами, настолько отчетливыми, что их можно назвать почти символическими, в его одежде. Темно-синяя рабочая рубашка и бесконечные сигареты ручной скрутки напоминали о происхождении из Франции, но что-то в его манерах напомнило Файвелу британских колониальных чиновников, встреченных на Ближнем Востоке.
Как человек, следивший за журналистикой Оруэлла после его возвращения из Испании, Файвел был также очарован, узнав о его бегстве от пацифизма. Сон в конце августа накануне заключения нацистско-советского пакта был пересказан почти в манере партийной статьи. Файвел также отметил скептическое отношение своего нового друга к целям войны, его настойчивость в том, что противостояние Гитлеру должно быть частью антиимпериалистической внешней политики, которая гарантировала бы свободу Индии, и его сомнения относительно общих англо-советских военных целей. Возможно, наступит время, когда Британия станет союзником России против Гитлера, пророчествовал Оруэлл, но социалистическая Британия и сталинская автократия - это совершенно разные вещи. Все это оставило неизгладимое впечатление - Файвел провел время в поезде, возвращаясь домой в Гастингс, размышляя о взглядах Оруэлла на англо-советские отношения - и весной оба человека, вместе с Эйлин и Мэри Файвел, договорились встретиться в Лондоне. Эта встреча тоже была успешной. Файвелам понравилась Эйлин, которая, несмотря на хроническую усталость от работы в отделе цензуры и "скорее вторя" своему мужу, давала не меньше, чем получала. Возникло даже ощущение супружеского двойного акта, подаваемых и получаемых реплик, обыденных и иногда тревожных событий, таких как их пребывание в Испании или борьба за то, чтобы свести концы с концами в "Магазинах", переделанных для комического эффекта.
Но каким бы инертным ни казался мир, в который попал Оруэлл, здесь, весной 1940 года, он начинал усиленно размышлять о природе тоталитарных обществ, которые, казалось, все больше и больше захватывали мир. Показателен обмен мнениями с Виктором Голланцем, который, написав ему письмо, чтобы заверить, как ему понравилась книга "Внутри кита", поинтересовался, не недооценивает ли он шансы на сохранение свободы мысли в экономически тоталитарном обществе. В ответ Оруэлл сказал, что его беспокоит то, достаточно