Пепел
На следующий день за завтраком папа не сводил с меня глаз, в них читалось сожаление, он и в школу проводить вызвался и предложил вдруг сок с шоколадкой купить. Но я молча качнула головой.
– Прости, дочка. Я… я виноват, я не должен был. Просто Олег… – я не поверила в извинения, ведь это было не в первый раз, вполне возможно, далеко не в последний.
– Угу.
– До вечера, будь осторожна, – прозвучало довольно фальшиво из уст папы. Я ничего не сказала родному человеку, медленно превращающемуся в монстра.
Общение с Витей я решила тоже разорвать. Это был самый сложный и невероятно тяжелый шаг. Я плакала каждую ночь, закрывая ладонью рот, чтобы скрыть всхлипы. Мы и без того почти не виделись, у меня не было друзей, никого. А Шестаков… он был моим светом, единственным лучиком в этой темноте.
Но страх, что отец может покалечить его, брал вверх. Тем более папа настойчиво продолжал встречать меня со школы и провожать. Уже даже одноклассники подшучивали: мол, Рите не пять лет, а как будто в садик ходит, за ручку с родителями.
В один из дней после того, как отец скрылся с территории школьного двора, я сбежала с уроков. Чуть не заблудилась, пока искала тот элитный лицей, где учился Шестаков. Хорошо еще, что он играл во дворе с мальчишками в баскетбол и никуда не ушел, а так бы план провалился. Но скольких усилий стоил этот план, скольких слез и моральных сил! Я до сих пор не верила, что скажу вслух фразу, после которой мы никогда не увидимся.
– Рита! – радостно воскликнул Витя при виде меня возле высокого забора у входа в школу. Он тут же подошел к какому-то мужчине, наверное, учителю, что-то сказал и побежал ко мне, сияя улыбкой. Мне нравилось смотреть на Витину улыбку, она согревала и напоминала о том, что в жизни есть и хорошее. Дождь не может длиться вечно.
– Привет, – произнесла дрожащим голосом. Пришлось отвести взгляд, иначе бы точно расплакалась сразу.
– Рита! Я… я так рад тебя видеть! – Шестаков никогда не был скромным, так что когда он кинулся ко мне, стиснув в своих объятиях, я нисколько не удивилась.
– Вить, я… ты меня задушишь.
– Прости, прости! – он убрал руки, но продолжал улыбаться и разглядывать внимательно мое лицо, словно там была карта сокровищ. – Твой отец – нечто. Я как не приду, он уже поджидает. Мне кажется, ни один банк не охраняют, как тебя.
– Да, папа очень… переживает за меня, – с натянутой улыбкой произнесла я.
– Ага, как чокнутый, – с досадой в голосе отозвался Шестаков.
– Вить, я… – язык у меня защипал от слов, которые собиралась произнести.
– Тренер не отпустит меня, сможешь подождать полчаса? – он словно не замечал, что я часто моргаю и сжимаю лямки рюкзака. В глазах Вити было наше счастливое детство, смех и теплота, от которой я должна добровольно отказаться. Сердце разрывалось, в глазах застыла влага, рвущаяся наружу.
– Вить, я…
– Подождешь?
– Не приходи больше ко мне, – на одном дыхании произнесла, ощущая, как острые иглы пронзили грудную клетку. Но я прекрасно помнила слова отца, помнила боль от его ударов и не хотела, чтобы пострадал кто-то еще. От безысходности и обиды накатывала тошнота и слезы. Мне хотелось думать, что это дурной сон, что сейчас я открою глаза, и все плохое закончится. Однако это был не сон, ведь во сне не бывает так больно.
– Ч-что? – прошептал Витя. Его глаза расширились, он сделал шаг навстречу, потянулся ко мне, но я отступила. У меня затряслись руки.
Не смотри так на меня. Пожалуйста!
– Не приходи больше, – повторила, как мантру.
– Ты сама будешь приходить? – в ответ я качнула головой, отводя взгляд в сторону.
Не смотри так на меня. Пожалуйста!
– Что это значит, Рита? – голос Вити дрогнул, от чего у меня в груди едва не случился атомный взрыв. Я любила его, как, наверное, только может человек любить жизнь, воздух и первые лучи солнца.
– Мне больше не хочется с тобой дружить, – сказала я. Резко развернулась, потому что по щеке покатилась слеза. Пусть бы он не увидел ее, пусть бы не заметил, с какой болью даются эти слова.
– Рита! Ты что несешь! – крикнул Витя.
– Шестаков! Я тебя на минуту отпускал, а не на всю тренировку! – тренер появился вовремя, и я побежала. Сорвалась с места и побежала вперед, поджимая губы, которые становились солеными от слез, катящихся по щекам.
– Рита! Романова! Стой! – его голос с каждым шагом звучал тише, но все равно резал кожу и проникал в самое сердце. Я споткнулась, почти упала, но почему-то удержала равновесие. Жаль. Впервые в жизни мне хотелось ощутить физическую боль. Лучше бы отец меня ударил. Лучше бы он бил меня тысячу часов подряд, чем то, что происходило сейчас.
– Рита! – я не остановилась, пробежала на красный. За спиной сигналил автомобиль, мужчина высунул голову из открытого окна, его рот сочился нецензурной бранью. А я никак не могла перестать бежать и плакать. Казалось, если остановлюсь – сломаюсь. Казалось, если Витя догонит – не смогу вычеркнуть его из своей жизни.
Но он не побежал. Не увидел моих слез. Так и не узнал, какой убийственной была ложь на вкус.
