Десять поцелуев, чтобы влюбиться
Слёзы обжигают щёки, я беспомощно шмыгаю носом. Препарируйте меня кто-нибудь, согласна и без анестезии. Только потом, чтобы чёрный экран – «Дима Сотников – ERROR 404».
С трудом поднимаю себя с пола, скидываю обувь и куртку на пол и иду в ванную. Ноги заплетаются. Меня штормит, будто после эпической пьянки. Да, мне нужно вина. Однозначно.
Если кто-то считает, что лучше заливать в себя пустырник и валерьянку, то я категорически против. Как сказал кто-то из великих – «истина в вине». И кто я такая, чтобы спорить?
Набираю горячую ванну. Соль с ромашкой, ароматические масла, пена и прочее, прочее… если уж и страдать, то делать это красиво и изящно. С кухни забрала бутылку розового сухого, предварительно открыв её электрическим штопором. Что дальше? Любимая плюшевая пижама, тапочки и кокосовая свеча. Ну всё, город засыпает, просыпается королева драмы.
Запираюсь, разместив телефон и вино на широком бортике, раздеваюсь. Отстраненно разглядываю себя в мутном зеркале. Слишком бледная кожа, искусанные в кровь губы, красные глаза, а в них плещется целый океан слёз.
Это сделал парень, которого я полюбила, который заставлял меня улыбаться и смеяться, который протянул руку и показал мир по-другому. А потом взял и выкинул из Эдема пинком под зад.
Падать больно. Ломать крылья об асфальт со всей дури. Вырывать собственное сердце из грудной клетки.
Забираюсь в ароматную и горячую ванну, окунаюсь с головой и там даю волю слезам. Они стекают по лицу и подбородку нескончаемым ручьём, перемешиваются с водой.
Пью вино прямо из бутылки, хотя в реальности хочется отшвырнуть её от себя и с грохотом разбить об стену. Но что-то меня сдерживает. Судорожный, болезненный всхлип срывается с губ. Я не плачу, а натурально скулю. Под аккомпанемент бегущей из крана воды и грустной музыки про любовь. Почему-то кажется, что там всё куда радужнее, чем у меня.
Глубокий вдох, выжимаю мокрые волосы и делаю ещё глоток успокоительного напитка. Бутылка опустела почти наполовину, а я до сих пор не пьяная в стельку. Кажется, надо было брать два винища или сразу начинать с напитков покрепче.
Скоро алкоголь всё-таки делает своё грязное дело, и я чувствую приятную, волнующую лёгкость в теле. Подпеваю песням, которые мне подсовывает «яндекс».
О, Лолита в эфире! То, что доктор прописал.
Покачиваюсь из стороны в сторону, делая плавные движения руками, трясу головой в такт зажигательной мелодии.
Делаю звук громче. Ещё громче. Ещё!
Ты вышел за порог. Услышал выстрел.
Думал пулю я себе пустила.
Откуда у тебя такие мысли?
Я просто – Шампанское открыла!
Шампанское открыла!
Удачи, милый... Шампанское открыла!
Ла-лала-лала…
Не сразу понимаю, что стучат в дверь. Дёрганным движением убавляю громкость на телефоне.
— Маш! — слышу встревоженный голос мамы. — Маша, с тобой там всё в порядке?
Ну вот как показаться ей в таком состоянии? Да я и ответить адекватно не смогу. Однако вкладываю в свою речь как можно больше стальной твердости и кричу:
— Нормально, мам! Моюсь!
Да. Отмываюсь от одного очень плохого мальчика. Получается хреново.
— Точно? — не отстаёт родительница и я могу её понять. Не привыкла она слышать мой рёв из душа.
— Ирин, пойдём. Дай ребёнку побыть в одиночестве.
Виктор, в отличие от мамы, понял всё ровно так, как оно было на самом деле. Проницательный мужчина. Страшно признавать, но я благодарна ему в эту секунду. Мне действительно нужно побыть одной со своими демонами, пусть я давно далеко не ребёнок. Опоздал ты, папа Витя, лет так на пятнадцать…
Вино закончилось.
Петь, как и пить больше не тянет. Хочется лежать и не вставать. Вот только вода остыла, я начала мерзнуть. Силой заставила себя вылезти и завернулась в мягкое махровое полотенце. Принялась остервенело тереть кожу, потом перешла к волосам и соорудила на голове привычный тюрбан.
Убрала следы недолгой пьянки и из ванной сразу пошла на кухню, чтобы выкинуть улики в мусорку.
Мама с Виктором сидят рядышком на угловом диванчике. Пьют кофе с моими любимыми черничными эклерами.
Родительница проигнорировала выброшенную на её глазах пустую бутылку, только улыбнулась и произнесла:
— Маш, хочешь капучино с пирожными? Ты же любишь эклеры.
Люблю. Но кусок в горло не лезет.
Но не могу не заметить перемен в маме. С Виктором она стала совсем другая.
— Спасибо, я уже поела, — отрицательно покачала головой и через силу растянула губы в улыбке. — Хорошего вечера и спокойной ночи.
Я бы хотела играть роль, как Раневская, но не могу.
Заваливаюсь на кровать, свернувшись в позе эмбриона, обхватив плюшевого мишку. Но перед этим закрываю проклятое окно.
Мама на цыпочках заходит в комнату, выключает свет. Потом так же тихонько подходит ко мне, заботливо накрывает одеялом. Притворяюсь спящей, зажмурив глаза.
Мамочка, уходи!
Но она ложится рядом, крепко обнимает меня и прижимает к себе. Я не могу не плакать – не получается. Мама гладит меня по мокрым волосам, шепчет на ухо что-то успокаивающее. Так мы и засыпаем – вместе, в обнимку.
Просыпаюсь от звука будильника. Замечаю, что мама выключает телефон.
— Доброе утро, — целует меня в затылок. — Как себя чувствуешь?
Как я себя чувствую? Паршиво, иначе и не скажешь.
— Спасибо, что осталась со мной, мам.
Голос звучит тускло и безжизненно, даже немного хрипло. Словно я только что из мертвых воскресла.
— Маш, я ведь переживаю за тебя. Ты всегда можешь со мной поговорить… чтобы не произошло. Я не всегда была хорошей и понимающей мамой, но я стараюсь, детка.
