Попаданец на максималках - 1 (СИ) - Тампио
Я целый день слоняюсь то там, то сям. Вечером начинается дискотека. Самая любимая песня имеет слова: “Цунами! Цунами! К нам идут цунами!”. Её гоняют постоянно. К нашей компании присоединяется ещё одна девушка, – дочь начальницы лагеря. Ей лет пятнадцать. если не меньше, но тело начинает оформляться, и требует постоянного движения. Я не запомнил её имени, но взглядом зацепился. Было очевидно, что отношения между полами она ещё не до конца понимает и относится к нам, которые старше её лет на восемь-девять, как к одноклассникам. Это забавляет и никто, как мне кажется, не воспринимает её как девушку.
Мне она понравилась, но я понимаю, что такую вертлявую веселушку-хохотушку не потяну. В том смысле, что она постоянно прыгает при быстрых танцах, а мне такие телодвижения не даются. Да и чистый ребёнок она… несмотря на почти оформившееся тело.
Воскресенье занято игрой в волейбол, а вечером я возвращаюсь в город на электричке. Завтра на работу. Монотонные пять дней пролетают как один час, и я снова в лагере. Меня узнают, и я просто расслабляюсь на свежем воздухе. Отряды отдыхающих школьников часто выводят за территорию, то на поляну, находящуюся около железнодорожной станции, то дальше в лес, к озёрам. Тут почти сосновый лес и много озёр. Сегодня детей ведут к одному озеру, завтра к другому. Это мне нравится. Как вспомню своё лагерное детство, так мы за территорию почти не выходили. Сейчас же почти свобода. Мне нравится такая жизнь. Вот если бы ещё и не работать.
Работаем мы все в столярной мастерской. Я не помню, чтобы в детстве или в подростковом возрасте что-то делал руками. Даже по гвоздю молотком редко когда бил. А сейчас я строгаю, распиливаю клееные из брусков деревянные щиты, наклеиваю на них шпон. Мы производим внутрикомнатные двери. Вот на днях надо будет ехать на Гражданскую улицу (я и не знал, что в городе есть такая), на квартиру какого-то композитора. Фамилия простая такая… Петров? Не помню. Память у меня на имена и фамилии всегда была плохой. Даже одноклассников не мог запомнить, хотя и учился с ними несколько лет. Вероятно, память не напрягается у меня, когда видит, что это не приносит пользы...
Третью девушку, ту, что с косой, зовут Ирой. Ну да, ничего такая. Грудь третьего размера. Такой деревенский типаж… Но не в моём вкусе. Я сегодня нацелился на светленькую. Поболтали, посидели. И она направилась в свой корпус, а я за ней увязался. Идём, разговариваем. В каждом корпусе пионервожатые проживают отдельно от воспитателей. Вот и комната. На одной кровати должно быть спит светленькая, а на другой – тёмненькая. Стоим, о чём-то говорим. Я уже думаю, что вот оно… надо переходить к каким-то действиям… Но стук в окно всё портит. Андрей зовёт выйти.
– Чего надо? – спрашиваю раздосадованно.
Он что-то объясняет, но я не понимаю. Вижу, что зовёт за собой и иду. Зачем? Я вот только что думал о другом. Облом.
Лесбиянки? Почему мне в голову приходит это слово? Но к светленькой уже не тянет. Становится понятна излишняя опека тёмненькой. Жаль, но ничего не поделать.
Во время следующего приезда обращаю внимание, что та, с косой, чаще стала смотреть на меня. Ну давай, побеседуем. Видимо моё незаинтересованное к ней отношение успокаивает девушку, и мы неплохо так проболтали все выходные. Понедельник, вторник, среда, четверг. Наконец-то желанная пятница!
Светленькая не делает никаких знаков и я, от нечего делать, болтаю с Ириной. Интересная девушка, оказывается. Много чего читала. Она ненавязчива и легка в общении. После полдника в корпусе, где обычно проводится дискотека, включили видеомагнитофон. Ира и с десяток детей смотрят “Поездку в Америку”.
Я присоединяюсь, хотя видел фильм раза два. Гляжу на Эдди Мерфи одним глазом, а вторым смотрю на Ирину. Она не замечает мой взгляд и целиком поглощена сюжетом. Вдруг чувствую в себе желание. Бред! Нет, вот просто тянет к девушке. С определёнными намерениями, кстати. Сам не ожидая от себя такой решительности, встаю, подхожу и беру её за руку. Удивительно, но Ира, не спрашивая ничего, встаёт и следует за мной.
Мы оказываемся в её комнате, и я перехожу к конкретным действиям. Странно, но девушка не сопротивляется и позволяет себя лапать. Расстёгиваю пуговки на платье и оттуда вываливаются… хм… а не четвёртый ли это размер?
В голове туман… сознание съехало с катушек. В руках – тёплое и согласное на всё тело. Что делаю дальше, я не понимаю, но мы голые… Вдруг Ира негромко закричала… Я пытаюсь удержать её в руках… Она бьётся… “Больно! Больно!”... Я не понимаю… Девушка оборачивается и хлещет меня:
– Мне больно! Ты этого хотел? Этого?
– Нет! Нет! Нет!...
Я лежу и пытаюсь громко произнести “нет”, но губы плохо слушаются, а на лице слёзы. По моим щекам бьёт несильная девичья рука, а я продолжаю шептать: “Нет!.. Нет!..”
– Юлий! Ты слышишь меня?
Какой Юлий? Никулин? Я – Евгений!
– Юлий! Очнись!
Я с трудом открываю глаза. Анна?! А я – принц? А кто тогда Евгений?
С трудом поворачиваю голову и вижу траву, поляну. Вдалеке пасётся мерзкий конь.
– Наконец-то ты очнулся!
Слёзы Анны льются ручьями их глаз, текут по щекам и капают мне на лицо.
– Ты упал с коня и лежишь недвижимо, – продолжая плакать, рассказывает Нюра. – Я кричу, зову на помощь, но никто не слышит.
– Всё нормально, – бормочу я и с трудом поднимаюсь. – Просто ушибся. Должно пройти.
– Надо показать тебя лейб-медику.
– Не надо. Голова почти не кружится. Просто положи меня в постель, и через пару часиков я приду в норму.
– Куда ты придёшь? – не понимает Аня.
– Приду в твои объятья, – пытаюсь пошутить я.
Мы медленно идём к дворцу, а я, почти не замечая боль во всё теле, думаю: “Что это сейчас было? Кто этот Евгений? Почему я был в теле двадцатилетнего парня, когда мне в эти годы было за семьдесят?” Вопросов много, а ответа нет. “Эй, Верховный! Это твои шуточки?” – но никто не спешит мне отвечать.
Глава 5
Барон Андрей Сибелиус оказался пожилым мужчиной среднего роста с небольшим брюшком и пышными усами. Вид его не был запоминающимся, и если б он прошёл мимо меня, то я бы, взглянув, и не вспомнил о нём. Товарищ министра двора заулыбался и подошёл широким шагом.
— Очень рад, Ваше Высочие, этому знакомству, — без излишней угодливости произнёс он.
— Андрей Константинович, — начал я разговор, — есть у меня несколько вопросов, ответить на которые вам под силу, надеюсь.
Мужчина превратился в слух. «Немногословен», — отметил я.
— Во-первых, я планирую, начиная с завтрашнего дня, ознакамливаться с жизнью во Владимирграде. Для этого мне нужна карета. Конечно, я мог бы довольствоваться и открытым экипажем, но требования безопасности не позволяют это, — и я сделал паузу, чтобы услышать ответ.
— В мастерской имеется подходящая карета, — барон отвечал по существу. — Она отремонтирована, и осталось лишь разместить гербы на дверцах.
— Я думаю, что логичнее закрепить её за мной, дабы быть уверенным в способности выехать в любое время. Заодно, нужен и постоянный кучер.
— Это возможно, Ваше Высочие.
— Что касается, во-вторых, то вопрос может напрямую не быть в компетенции министерства двора.
Я ожидал увидеть на лице Андрея Константиновича удивление, но ошибся. Его лицо было беспристрастным и внимательным.
— Мне может понадобиться несколько десятков, если не сотен номерных билетов относительно небольшого размера. Вот мне и хочется знать, где и как это можно сделать.
Вот теперь барон удивился, но это состояние прошло быстро.
— Министерство иногда заказывает нечто подобное в одной из хороших типографий. Обычно это карточки с титулами и именами приглашённых на званые обеды, выставляемые на столах возле приборов. Многие вельможи, — тут Сибелиус откашлялся, — иногда стремятся сесть на неподобающие для них места. Вот такие карточки и помогают быстро разобраться с возникающими конфликтами.
— Умно! — кивнул я. — Как я понимаю, подобные обеды зело многолюдны. В какую стоимость обходится одна карточка?
