Александр Беликов - Василиса
– Откуда вы знаете, как мою мать зовут?
– А я, милок, все знаю. У меня глаз – как рентген, ухо – как детектор лжи, а нюх – как у ищейки.
– Ой, я пропал! – опять залился алкаш горючими слезами.
Я откатил ступу под избушку, где она обычно и стояла, укрытая от дождя, срочных дел у меня не намечалось, поэтому решил поглазеть на то, как баба Вера станет дальше разбираться с алкашом, подошел поближе и присел за стол на лавочку. За время моего отсутствия в переговорах произошел большой прогресс: алкаш наконец-таки ответил на первый вопрос, оказывается, его звали Леша, хотя небритого мужика с синей физиономией и мешками под глазами назвать так у меня язык не повернулся бы ни за что. Теперь баба Вера пыталась получить ответ на второй вопрос: дело он пытает аль от дела убегает, на это Леша разразился длинной и глубокомысленной речью:
– И я пошел, значит, в банкомат. И по карточке снял всю пенсию до копейки, вернее, до десяти рублей. Банкомат только десятки выдает, да и те не всегда бывают.
– Это чью он пенсию снял? – не понял я.
– Свою, – с испугом засуетился Леша, – это моя законная пенсия, я инвалид, по группе.
– А инвалидность ты себе купил за взятку, – даже не спрашивая, а скорее утверждая, сказал я.
– Да, но они без денег мне справку не давали. А я не могу работать – я очень больной человек!
Мне эти слова что-то напомнили, поэтому тихой речью спросил у бабы Веры:
– Я таким же олухом выглядел, когда первый раз пришел?
– Ты-то хоть трезвый явилси, – усмехнулась баба Вера так же мысленно, – а это я уважаю!
Алкаш Леша тем временем продолжал:
– И я купил водки. На все деньги. И еще две пачки лапши, которую кипятком заливают. Мне же надо целый месяц до следующей пенсии прожить. И рублей двести еще про запас оставил, на всякий случай. Хотя можно было еще одну бутылку купить, но я двести рублей в заначку положил.
Я тихо прокомментировал эти слова бабе Вере:
– Да, если двести рублей в заначку, то еще не совсем пропащий.
– Добрый ты. Да будь моя воля, я бы таких душила пачками! Понимаю, когда дамы спиваются, но мужиков-алкоголиков всех поубивала бы!
А Леша тем временем продолжал запутанный ответ на простой вопрос, дело он пытает аль от дела убегает:
– Бутылки в рюкзак сложил, иду домой через парк и думаю: ведь если я это все выпью, то точно помру! И придется мне в гиенне огненной гореть! А удержаться и не выпить – не смогу. И так мне себя жалко стало, так тоскливо умирать в тридцать пять лет, что я не удержался и заплакал. Шел куда глаза глядят, и вдруг этот из птицы – фыррр!
Я поразился, оказывается, алкаш Леша – мой ровесник, а я почему-то подумал, что ему лет пятьдесят.
– И что же ты, мил-человек, хочешь? – спросила Яга.
– Жить хочу.
– Так живи, кто тебе мешает?
– Так я же не удержусь и выпью! И попаду в гиенну огненную, где моя бессмертная душа станет гореть веки вечные.
С этими словами Леша собрался опять удариться в рыдания.
– Так, хватит выть! – сурово остановила его Яга. – Не хочешь пить – не пей, раз так боишься своей геенны огненной! В чем проблемы?
– Не могу удержаться. А уж если я начну пить, то не остановлюсь и все выпью! Не хочу в аду гореть. Или это не больно, когда в геенне огненной?
– Все-таки дело пытаешь. Хорошо, я табе помогу. Покажу, каково гореть в аду. Чтобы проникся.
– Меня все-таки в ад? Пропащая моя головушка! – опять закатил истерику Леша.
– А ну-ка цыц! – гаркнула баба Вера, и Леша заткнулся, будучи уже не в силах издавать звуки.
Я прочитал ощущения от этого заклинания и постарался его запомнить – вдруг пригодится кого-нибудь речи лишить? Баба Вера тем временем еще одним заклинанием приподняла Лешу с земли и подвесила в воздухе, эти ощущения я прочитать не сумел, и на чем он повис – так и не понял, видать, до таких заклинаний мне еще предстояло учиться и учиться. Уже руками баба Вера сняла с алкаша рюкзак и выставила на стол внушительную батарею бутылок, затем откуда-то из воздуха извлекла два граненых стакана и налила в них наполовину водки.
– Эх, Леха, давай выпьем. За здоровье!
Один стакан воспарил над столом и подлетел ко рту алкаша, тот удивился, но рот открыл, Яга выпила свою порцию. А вот дальше произошло что-то ужасное: вокруг рта «клиента» появился огонь, как будто спирт просочился через кожу и загорелся, вот уж точно: «По усам текло, а в рот не попало». Огонь охватил почти все лицо, но остановился и дальше не пошел, Леша дергался и пытался орать, но заклятие лишения дара речи еще работало.
– Как говорится, после первой и второй перерывчик небольшой, – продолжила Яга. Бутылка сама наклонилась и налила еще по сто грамм в оба стакана. – Давай, как говорится, чтобы все!
Я вспомнил, что слышал этот тост в фильме «Собачье сердце», в устах Шарикова, но промолчал, Лешин стакан поднялся в воздух и вылился ему в рот, невзирая на его протесты, огонь вспыхнул с новой силой и распространился дальше. Теперь горела почти вся голова, появился запах паленых волос.
– Бабушка Вера, а он в процессе такого лечения не окочурится? – спросил я на тихой речи.
– Не боись, Сашка, – тихо ответила мне баба Вера, – я не первую сотню лет алкашей лечу. Назавтра энтот Леша станет красивым, побритым, без ожогов и синяков. И пить бросит навсегда. Ты лучше подыграй мне.
Я постарался добавить в голос зловещих завываний и спросил вслух:
– Этот кабанчик уже хорошо прожарился? А то не терпится мне свежего мясца отведать!
От этих слов бедный алкаш Леша задергался еще сильнее, но вырваться или сказать что-то по-прежнему не мог.
– Нет, зятек, еще не прожарился. Ты покеда слетай, посмотри. Может, где конь его бродит? Будет у нас добрый молодец на обед, а конь на ужин.
Я обернулся в орлиный облик и взлетел прямо со стола. В это время процесс лечения продолжался:
– Ну, поехали! Да что ты за мужик такой, две рюмки выпил и пить отказываешься? Давай, за удачу! За удачу надо выпить!
Пролетая над полянкой по кругу, я орлиным зрением заметил какое-то шевеление в кустах и больше для тренировки, чем со страха, спикировал в кусты и натолкнулся на Бурого Волка. Он тихонько лежал и смеялся, наблюдая за происходящим, чудно было увидеть смеющегося волка, хотя какой он волк? Мое пике его напугало:
– Сашка, ну ты и зверь! Так сделать заикой недолго!
– Ты и так уже волк, поэтому зайкой уж точно никогда не станешь.
Бурый Волк понял юмор и рассмеялся:
– Все шуткуешь! Это правильно, я и сам такой. А еще, грешным делом, обожаю смотреть, как Вера Васильевна алкашей пользует. Не подумай, что это только один трюк с обгорающим телом. Выдумок этих у нее – видимо-невидимо!
Я решил пока никуда не улетать, а поболтать с Волчком, да и на окончание процесса лечения посмотреть тоже очень хотелось.
– И как же ты шутковать любил? – спросил я Волчка, чтобы поддержать разговор.
– Например, когда воровали невесту, наряжали меня в подвенечное платье, и подменял я ее. Обвенчают, сунется под фату молодой муж, а там я челюстями – щелк!
– И когда ты такую умору сотворял?
– Давненько не выделывали такого, лет сто как, – погрустнел Волчок, – пошел народ нынче не тот, не веселый, не зовут меня никуда. И на недавнюю вылазку с Кащеем не взяли.
– Извини, это я виноват, – честно признался я, – совсем забыл, что ты нам сможешь помочь. В следующий раз непременно возьмем!
– Вот и здорово! – подпрыгнул от радости Бурый Волк. – А то давно в больших переделках не участвовал.
– Как это, – удивился я, – ты мне жизнь спас, цапнув Егорушку за руку?
– Разве это переделки – так, мелочь. Вот когда я в прыжке гусаришке в зад вцепился – вот погоня была! Тридцать человек наших против всего клана Крылатых коней! Все их лошади в воздух поднялись. Так, что небо закрытым крыльями оказалось! Любо-дорого посмотреть!
– А когда же такое произошло?
– Да давно уже. Даже и не скажу точно, сколько лет назад. Не считаю я эти года, по правде говоря. Тоже лет сто назад с гаком. Ты у Кольки поинтересуйся: он все записывает. Спроси, в какой год у нас меч-кладенец выкрали, он и скажет тебе.
– Вот это да, значит, ты участвовал в погоне за похитителем меча-кладенца?
– А я что говорю: гусаришка к предводителю их клана на круп Крылатого коня прыгнул! А я схватил его за зад мертвой хваткой. В смысле, гусара, а не лошадь. Машет конь крыльями – взлететь силится, орет благим матом беглец, а не пускаю я! Если бы оказались порты покрепче, так ни за что не уйти бы ему! До сих пор хранится в норе у меня клок гусарских портов, хочешь, принесу посмотреть?
– Нет, а вот если бы ты смог меня на то место сводить и показать, где это случилось, то было бы здорово!
– Прошелся бы я по местам былой славы и сам с радостью! Ностальгия какая! Сентиментальным становлюсь я что-то. – Волчок лапой смахнул набежавшую слезу. – Вот только Вера Васильевна путеводный клубок ни за что не даст!
