Чай с пряностями, или Призраки прошлого (СИ) - Ветова Ая
- Что, тоже не нравится? - спросил его Слоувей, понимающе подмигивая, и добавил: - Ну подыши хоть...
Вблизи оказалось, что горшок выглядел не таким уж и строгим: по его ободку была пущена голубая волна, и вообще он был очень похож на тот, из далекого детства, в котором росла герань, подаренная ниссимой Боттани. Что же все-таки произошло с той геранью? «Бери, бери, - старым скрипучим голосом говорила ему ниссима Боттани тогда. - Авось посмотришь, да и вспомнишь сумасшедшую старуху добрым словом. Смотри, какие цветы! Впору невесте для букета срывать, ну или жениху, для бутоньерки...» Маленький Ференц от слов о женихах и невестах отмахивался, но вот подарком дорожил. Соседка казалась ему лесной феей, запутавшейся и забывшей, кто она есть, состарившейся и запахнувшей в городе. Хранить память о ней было важным делом.
Детектив вздохнул и осторожно вернулся к столу. Пахучая лужица уже исчезла, да и запах стал не столь убийственным. Свежий осенний ветер ворвался в комнату и перемешался с обитающим там ароматом, изменяя его, делая тоньше и приятнее. Теперь пахло мятой и яблоками. В последнее время это был привычный, уютный запах. Этой осенью из-за обильного яблочного урожая так благоухал весь Груемьберр, разве что за исключением речного порта - там по-прежнему пахло рыбой.
Слоувей сморщился и продолжил осмотр бумаг на столе, действуя с гораздо большей осторожностью. Найденный ранее дневник он отложил. Его следует изъять и внимательно изучить в более спокойной обстановке. Следующая тетрадь, листы которой были вручную поделены на неравномерные столбцы и испещрены какими-то значками и символами, тоже выглядела довольно интересно и по этой причине была отправлена в стопку к дневнику. Счета за бакалею детектив оставил в стороне, а вот вырезку из какой-то иностранной газеты подтянул поближе. Хотя Слоувей и не был полиглотом, поздороваться, представиться и объявить об аресте ему было по силам еще на пяти языках, помимо соларского. Но на каком языке была напечатана лежащая на столе нисса Лагберта статья, Слоувей разобрать не смог, зато разобрал карандашные пометки между строк. Часто упоминаемая в них мемория убедила детектива положить и эту страницу в стопку тех бумаг, что требовали более тщательного изучения.
Не успел детектив пристроить газетный листок, как зацепился обшлагом рукава и опрокинул подставку для писчих принадлежностей. Карандаши и перья с радостным перестуком раскатились по всей комнате. Слоувей чертыхнулся. Да что за день такой! Все падает из рук! Похоже, нисса Лагберта увезли, а его неуклюжесть и рассеянность оставили. Детектив, отдуваясь и бережно придерживая поясницу, стал собирать беглецов. Когда поднимал последнего, пребольно стукнулся головой о ту самую табуретку, на которой стоял горшок с усопшим... тьфу... усохшим растением.
Потирая ушибленный затылок и вытряхивая из-за ворота рубахи насыпавшуюся туда с табурета шелуху, Слоувей с удивлением заметил, что растение в коричневом с голубой каемочкой горшке не так уж и пострадало от отсутствия ухода. Может, удар стряхнул укрывавшую молодые побеги труху, а может, свежий воздух пошел ему на пользу, но точнехонько по центру горшка красовался маленький пучок резных ярко-зеленых листочков. Сердце детектива защемило от узнавания. Это была она - герань! Или, вернее, он - подарок лесной феи! Он не пропал! Он вернулся! Но почему сейчас?
Детектив стал задумчиво грызть ноготь большого пальца. Когда-то, давно- давно, в детстве у него была эта дурная привычка - задумавшись, грызть ногти. Какие только средства мать не пробовала, чтобы отучить его от этого! А победил он эту привычку сам! Правда не сразу, а когда повзрослел и отрастил усы. Покусывание уса и выглядело солиднее, и гораздо лучше стимулировало умственную активность. Да...
Найденная герань доверчиво протянула к вновь обретенному хозяину зеленые ладошки листьев и кокетливо затрепетала нежно-розовыми лепестками внезапно отросших соцветий.
- На ручки? - умильно переспросил ее Слоувей.
Герань утвердительно качнулась, и детектив с громким ахом подхватил ее на
руки.
- Осторожнее! Глупышка, - мурлыкнул он и, расстроенно шмыгнув носом, спросил у потолка. - Куда ж я такую кроху дену-то? А? Я ж не умею заботиться-то! А? Меня и дома-то почти не бывает... А крохи, они без заботы чахнут...
Слоувей опустил задумчивый взгляд на пол и осторожно пошевелил носком ботинка в изобилии валяющуюся там сухую листву.
- Для того чтобы растения хорошо росли, им нужна фея... А где ж фею возьму?
- продолжил рассуждать детектив и осторожно уточнил у герани, погладив ее по округлому боку горшка: - А может, тебе любая фея подойдет? А? Здесь лесные феи не водятся, но!.. Как хорошо, что в жизни всегда есть место для «но»! Так вот, лесных фей нет, но феи домашнего уюта бывают! Я одну точно знаю! Познакомить? Уверен, вы друг другу понравитесь!
Герань трогательно прижималась к его груди и, кажется, не возражала, изъявляя готовность следовать за ним хоть на край света и знакомиться хоть с болотной кикиморой, раз она нравится Слоувею.
- Она, знаешь, какая? У нее глаза, как небо! Правда она бывает немного рассеянна, но... Ха! Снова «но»! Она бывает рассеянна, но, вспоминая того, в чьем доме ты нашла себе временный приют, рассеянностью тебя не испугать.
Слоувей шагал к выходу, сюсюкая с геранью и расписывая прелести знакомой феи. На пороге цветочной лавки он резко остановился, выкрикнул:
- Ха! Ия еще говорил про чужую рассеянность?! А сам?
После чего развернулся и бодро возвратился в кабинет нисса Лагберта, где схватил тощую стопочку документов со стола и, небрежно ее свернув, сунул сверток подмышку. После чего вышел на улицу и пошел, уже не возвращаясь и даже не оглядываясь, забыв про распахнутое настежь окно и незапертую дверь, не обращая внимания на удивленные, а иногда и испуганные лица встречных горожан, которые провожали долгими задумчивыми взглядами по-идиотски улыбающегося расхристанного детектива, который шел без зонта под проливным дождем и бережно нес горшок с раскисшей землей и торчащей из нее чахлой бодылкой.
ГЛАВА 42, в которой рассказывается об обратной стороне приобщения к культуре
- Был очень жаркий день, и даже вечером было душно, - медленно, как будто читая по книге, начала свой рассказ Роззи. - Представление начиналось после заката солнца, когда жара должна была спасть, и папа сначала хотел пойти в театр вместе с нами. Но Рой раскапризничался, стал плакать. Родители забеспокоились, позвали доктора Ивилса. Ничего страшного в итоге доктор не нашел. Малыш просто перегрелся днем на солнце, но папа решил не оставлять маму с Роем одних. Идти было недалеко, Груембьерр безопасный город, поэтому, поколебавшись, папа разрешил нам с Лисси пойти вдвоем...
...Звездам, высыпавшим на вечерний небосклон, было страшно любопытно. Поэтому они заглядывали сквозь прорехи шатра. Шатер был не новый, довольно потертый, с разноцветными заплатками, которые придавали ему вид циркового. Он был не таким уж большим и мог вместить внутрь только пару сотен зрителей. Остальным приходилось ждать следующего представления. Впрочем, театр планировал задержаться в городе на несколько дней, чтобы все жители смогли сполна насладиться мастерством актеров.
- А какая сказка? - спросила Лисси.
Рыжие лохмушки уже успели выбиться из ее прически и беспорядочно рассыпались по щекам и лбу.
- Это не сказка, - с превосходством старшей объяснила Роззи. - Это драма великого драматурга Уилдера Голдскрима. Папа сказал, что мы должны приобщаться к культуре.
- Про что драма?
- Про любовь. Называется «Принц Лонгус».
- Про любовь? - скривилась Лисси. - Фу!
- Не только, - сказала чуть задетая Роззи. - Там есть и приключения, и проклятье. Очень интересная история, хотя и не самое известное произведение Голдскрима. Мне папа коротко пересказал содержание. Принца Лонгуса изгнали из дома из-за козней его дяди, который сам хотел стать королем и сделать своего сына наследником. Отец Лонгуса, король Монгриус, поверил злым наветам и выгнал сына. Принц обиделся и ушел из дома. К тому же на принца наложили проклятие. Он мог вернуться домой, только выполнив несколько условий. Там еще принцесса была, в которую Лонгус был влюблен. Короче, там длинная драма. В трех действиях.
