Второй кощей (СИ) - Билик Дмитрий Александрович
На Большое Поле я повернул так, что Гришу вжало вместе с артефактами. Он уже не плакал, лишь торопливо дул на руку, скрипел зубами и перекладывал перо с ладони на ладонь. Он решил вернуться к самой маленькой вещице, подумав, что так вреда будет намного меньше. Но, судя по все время меняющейся физиономии, легче не становилось.
У нужного пня я так резко ударил по тормозам, что поднял столбы пыли. И выскочил из машины, оббежав ее и открыв дверь хнычущему Грише. Потянулся к бесу, но тот увернулся от моих рук.
— Не надо, хозяин. Не ровен час сам артефактов коснешься. Еще и тебя проклятьем накроет.
Меня аж пробрало. Я привык, что Гриша ведет себя как самый законченный эгоист, ставя во главу угла только собственную выгоду. Однако сейчас понял, что бес — член моей семьи. И надо сделать все возможное, чтобы его спасти.
— Батюшко! — ударил я кулаками по пню, готовый вообще выдрать его из земли. — Батюшко! Извини, что без гостинцев, но времени нет!
— Зачастил ты ко мне, Матвей, — вышел из-за дерева леший. — Нет, с хорошим человеком отчего бы не побеседовать. Но мы так часто видимся, что даже новостями не можем перекинуться. Не успевает ничего произойти.
— За это не беспокойся!
Леший и сам понял, что хватил лишку. Чтобы у его любимого рубежника-то и ничего не происходило. Звучало как научная фантастика. К тому же, теперь его взгляд остановился на бесе, который хныкал вдалеке и будто бы даже не особо впечатлился при появлении великого лесного духа.
— Вот, — указал я на свою нечисть. А после попросил. — Гриша, покажи еще раз.
Бес послушался. Он сделал несколько шагов вперед, вытащил руку из мешка (словно стеснялся теперь своей конечности) и продемонстрировал, что может без всякого клея-момента удерживать предметы ладонью.
— Вэтте? — спросил леший. И будто бы даже не посмотрел, как я кивнул.
Он приблизился к заходящемуся в плаче бесу. Пощупал его руку возле предплечья, стараясь не коснуться пера, понюхал воздух, поцокал языком и укоризненно покачал головой. А после погладил Гришу между рогов. И бес будто бы даже успокоился.
Правда, когда леший повернулся ко мне, взгляд его был серьезным как никогда.
— Все очень плохо, Матвей.
Глава 19
Меня уже давно не удивляло, что я с ужасающей периодичностью попадаю в разные неприятные ситуации. Человек, как известно, со временем привыкает даже к виселице. Но вот действия лешего искренне изумили.
Батюшко неожиданно забрал перо у беса, будто это была обычная игрушка, а не проклятый артефакт, после чего кивнул словно сам себе.
— Вещи не трогай, — наказал он Грише. — А то опять прилипнешь.
Затем леший принялся внимательно разглядывать вещицу, которой теперь «владел». Осматривал долго, но вместе с тем я понимал, сейчас высшая лесная нечисть использует точно не глаза.
— Матвей, у тебя вроде меч был, — неожиданно обратился ко мне леший.
— Ну… — согласно протянул я, все еще не придя в себя после скоропалительных действий лесной нечисти.
Батюшко неторопливо положил руку с прилипшим артефактом на пень. И мне это как-то сразу не понравилось.
— Руби, — приказал он.
— Батюшко, может не надо…
— Матвей, хватит вести себя как девка на выданье. Сказали тебе руби, значит — руби.
Я судорожно выдохнул и достал со Слова меч. Тот слегка завибрировал, предвкушая скорую жертву. А мне понадобилось еще несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Нет, леший же не сошел с ума. И если он сказал, что надо поступить именно так, значит, на то есть свои причины.
Размах, удар, брызги крови и тяжелое кряхтение лешего. Я с ужасом смотрел на отрубленное запястье, которое сочилось странной жидкостью. Она больше походила на древесный сок, чем на кровь, только невероятно густой и темный.
— Ну чего смотришь? — поднялся леший. — Конечности не зубы, отрастут.
— У людей немножко другая поговорка.
Но вместо продолжения разговора батюшко указал на перо, оставшееся в руке. Создавалось ощущение, что либо оно ожило, всеми силами пытаясь выбраться наружу, либо попало под порыв шквалистого ветра. Так продолжалось до тех пор, пока перо не вырвалось и «случайно» не прилипло к ноге лешего. Тот грустно вздохнул и взял его здоровой рукой.
— Так я и думал. Рубежное проклятье оно вроде заклинания, только проще, злее и действеннее, — пробормотал леший.
— Так ведь нельзя их накладывать, батюшко, — пришел в себя Гриша.
Видимо, отсутствие ярких болевых ощущений помогало бесу лучше думать.
— Еще в прошлом веке Великий Князь запретил, — продолжил он для нас, дремучих. — Столько народу из-за проклятий померло. Нет, пользоваться можно, но с особого разрешения Великого Князя. Вот только сколько живу, редко о таком слышал.
— Значит, вэтте нашли того, кто накладывает проклятья на их контрабандные артефакты. Суровые ребята, что тут скажешь, — заключил я. — Перед законом все равны, но некоторые равнее. Либо им просто плевать на правила.
— Уж если они против воли воеводы и Великого Князя пошли, чего уж мелочиться, — хмурясь, ответил леший. Было видно, что владение артефактом тоже не приносит ему особого удовольствия. — Баламошка, поди сюда.
Гриша с некоторой опаской приблизился к лешему. Хотя по виду было понятно, что моя нечисть сейчас в гораздо большим желанием посидела бы в машине.
— Держи свою штуковину, — протянул он перо бесу.
Тот быстро замотал головой, даже вроде как собирался сбежать, да словно врос в землю. Оттого получилось комично — верхняя часть Гришиного туловища пыталась развернуться, а нижняя не слушалась. Вот только меня это почему-то не веселило. Совсем.
— Ну будет.
Леший положил культю, которая уже затянулась, на голову бесу и тот почти сразу послушно выпрямил руки перед собой. Ни фига себе нейролингвистическое программирование!
— Я в своем лесу над многими людьми и нечистью власть имею, — объяснил мне батюшко. — С рубежниками сложнее, конечно.
Когда перо перекочевало обратно в руки Гриши, леший уселся на пень. Да так, словно с десяток глубоких корней выкорчевал или пару ватаг чертей по лесу гонял.
— Вот, что я тебе скажу, Матвей. Плохо дело. Избавить от этого проклятья может только тот, кто его наложил. Либо другой, к примеру, знающий особое слово.
— Особое слово?
— Ну да. Не слышал разве раньше рассказы, как идет одинокая женщина темной стороной. И чувствует, что за ней вроде кто-то наблюдает. Возьмет она выматерится, и сразу полегчает. Брань ведь она не просто хула и желание обидеть. Часто в ней прятались особые слова и хранилась сила.
— Это чего, мне Гришу материть?
— Не знаю, Матвей. То раньше было. Как сейчас — непонятно. Но что особое слово есть, это точно. Иначе как бы вэтте вещицы свои забирали? Боюсь только, как бы слово чухонским не оказалось. Что до проклятья, то оно особое. Сильное, плохое, сжигает тебя изнутри, да боль от него адская. Его разве что передать можно. Причем, сделать это легко, как видишь. Вот он будто бы и выход.
— Передать кому-то артефакт, чтобы снять проклятье с Гриши?
Леший задумчиво посмотрел на меня, чуть поколебался и кивнул.
— А что же тогда будет с этим… чужим существом. Ведь я, получается, обреку его на муки. И смерть.
Вместо ответа батюшко развел руками. А затем добавил.
— Хороший ты человек, Матвей. Через то всю жизнь страдать и будешь. Но смотри, если ничего не придумаешь, сгорит твой бес. Если не хочешь никому плохо делать, езжай к вэтте. И им сдавайся.
Я нахмурился. Да, этот вариант был тоже далек от того, чтобы я хотел сделать. Тогда вся эта схема будет называться самым глупым ограблением века. Думаю, ее даже включат в учебники следователей как пример невероятного идиотизма.
Меня не покоробило, что леший вернул артефакт бесу. Батюшко действительно сделал, что мог. Даже рукой пожертвовал. А становиться героем и умирать ради непонятной нечисти в его планы точно не входило. Жестко, но предельно логично.
