Иван Иванов - Любовь и хоббиты
Пение под аккомпанемент продолжалось. Я подбирал нужные слова и выражения, дабы знахарь поскорее вышел в окно, но меня потащили вон из гостиной, оказалось – Биллька. Сестра сделала предупредительное «тш-ш-ш-ш» и повела в свою комнату. В комнате царил удивительный бардак. Если у меня дома полный бардак, это нормально, а что до Билльки, то ее бабушка всю жизнь ставила в пример и хвалила за образцовую чистоту. Что же случилось?
Среди беспорядка я обнаружил два знакомых объекта: Урмана и Федора. Это многое объясняло. Урман сидел на Биллькиной кроватке, пыльный, мятый, поцарапанный. Он давил пальцами на виски, а локтями упирался в колени. Спина трагично согнута. Хоббит молчал, и только глаза кричали. Рядом, в углу, стоял перевернутый деревянный ящик из бабушкиного хозяйства для хранения овощей. Под ящиком метался Федор (иногда в нем есть что-то от овоща), а сверху громоздились разные тяжести, чтобы не сбежал, в основном толстые книги по домоводству – подарки от бабушки ко дню рождения. Вот вам и объяснение, почему комната стоит на ушах: Федора надо было изловить, под ящик запихать, вещами накрыть.
– Рассказывайте, – я сел рядом с долговязым и посмотрел на сестру. Она взяла полпончика с тарелки, покормила Федора (он не выл пока жевал) села в кресло напротив нас и осторожно, чуточку виновато улыбнулась.
– Ой, Боббер, ты столько всего пропустил! Даже не знаю, с чего начать… – она бросила нежный взгляд на Урмана, которому было все равно, что происходит за пределами его черепной коробки, и быстро перевела его на меня. – Сам-то как? Все хорошо?
– Потом расскажу, давай сначала ты, и сперва про то, что ТАМ происходит, – я большим пальцем показал туда, где находилась гостиная.
Сестра лукаво улыбнулась, и я сразу понял, что лично она за бабушку рада. Значит, в деле борьбы со знахарем союзников у меня не будет… Обидно. Ну ничего, я просто так не сдамся.
– Разве нужно объяснять? – Биллька подняла бровку. – У них любовь.
Сестра закатила глазки и стрельнула ими в Урмана.
– А с твоим гениальным зомби что? – я показал на окаменевшего изобретателя.
Биллька скормила Федору еще полпончика и рассказала короткую, но захватывающую историю, составленную по кусочкам из бредней чокнутого мелкого создания под ящиком, того, что набубнил Ури, и частично из показаний очевидцев (достойная внучка хоббичихи Клавдии, Билльбунда умеет опрашивать свидетелей).
Соседи схватили, связали и отнесли буйного хоббита в психиатрическое отделение. Они были уверены – только мордорский синдром заставит хоббита распилить на части собственное имущество и поджечь нору. Не зная Урмана, я бы с ними согласился.
В больнице обещали разобраться, и нашего Ури посадили в очередь, где он оказался среди таких же связанных, скованных, обмотанных и затянутых сородичей с подозрением на синдром.
И Федор был там, он обязан отмечаться в лечебнице раз в неделю и проходить тесты на уровень безумия; при любом состоянии ему дают лекарство и отпускают. Мелкий безумец выскочил из кабинета с колпаком своего психиатра на голове, увидел Урмана и начал орать на весь коридор, показывая на Ури: «Санитары! Санитары! Этого хоббита срочно в реанимацию!».
Орки-санитары приняли Федора за врача, схватили многострадального Ури, пристегнули к лежачей каталке и повезли в реанимацию. Федор пустился за ними, вопя: «Хоббит умирает! Хоббит умирает!». У моего гениального друга, как вы помните, в тот злополучный день были основания уйти в себя, что он и сделал. Федор забрался в каталку, бешено вылупился на несчастного изобретателя и заорал: «Поздно! Поздно! В морг его! В морг!». «Как скажете», – ответили орки (морг находился ближе) и повезли хоббитов в указанном направлении.
Старый патологоанатом Щербатый, призрак морского разбойника, срезал с Урмана ремни, хотя можно было и отстегнуть: просто Щербатый любил резать. Скальпель сверкал, как драгоценность, и это сверкание вывело Ури из ступора. Что тут началось! Хоббит заорал, призрак выронил скальпель и тоже заорал; орки, не успев далеко уйти, подхватили его, а Федор под шумок собрался стырить что-нибудь кругленькое.
Щербатый выкатил тележку с орущим Урманом в длинный прямой коридор и придал ей сумасшедшее ускорение. Мой утконосый друг сидел на коленях и держался за бортики.
В конце трассы его ждало распахнутое окно без решетки: свежий воздух у патологоанатомов, сами понимаете, на вес золота.
Каталка просвистела через коридор и на полном ходу треснулась в стену с окном.
Ури по инерции кувыркнулся в оконный проем и оказался на свободе.
Федор полетел следующим – Щербатый запустил его туда, как бейсбольный мячик. От резких ударов хоббиты обычно приходят в норму, и эти оба, попав на свободу, приняли мудрое решение обратно не возвращаться. К сожалению, их нормальное состояние тут же закончилось, но, спасибо Федору, он догадался увести высокого дядю к бабушке Клавдии: знал, хитрец, где покормят.
В бабулином доме их встретила Биллька, и с трудом затолкала в свою комнату. Федор пребывал в умеренно буйно-помешанном состоянии, лез, куда не надо, требовал еды и «кругленького» – словом, Федор он и на Марсе Федор. А вот Ури молчал, и весь вид его говорил о том, что смысла в жизни хоббита нет. Поэтому мелкого вредителя сестра, как могла, изолировала – упрятала под ящик для овощей, а длинного гения постоянно отвлекала и веселила; на мой вопрос «как?» сестра замолкала и, краснея, отводила взгляд.
И вот, наконец, вернулся я. Федор по-прежнему буянил, а Урман сидел дерево-деревом.
– Я знаю, что такое База на самом деле, братцы! – пропищал Федор; сквозь щель между досок блестели его безумные, как мухи в банке, глаза. – Я расскажу! Расскажу вам правду! Хотите знать правду?!!
– Хотим, хотим, – отмахнулась Биллька, внимательно осматривая Ури. – Бобби, ему нужен доктор, может быть, позовем?… – она махнула головкой, намекая на Баламыча. – Смотри, какие ссадины, царапины, синяки. Он себя даже ваткой протирать запрещает, брыкается!
– Жалко расставаться с Ури прямо сейчас! Ему бы еще жить да жить… – серьезно ответил я, намекая на квалификацию Баламыча. – Или, думаешь, с него хватит?
Ури загудел.
– Не боись, брателло, это шутка, мы сами тебя вылечим, – я помог Билльбунде привести долговязого в горизонтальное положение.
– Ш-ш-ш-ш! – Биллька приложила пальчик к губам. – Пусть отдохнет.
– База – это куб, огромный куб, он вращается, переворачивается! – Федор не собирался отдыхать, Федор активно бредил. – Всюду ловушки! Ловушки! Страшные западни!
– Ты дурак, что ли, совсем?! – сестра стукнула кулачком по доске. – А ну заткнись!
– Федор не дурак! Федор умный! – возня в ящике усилилась. – Федор обманет ловушки и не попадется!
– Заткнись!! – рявкнули мы оба, и Федор умолк, продолжая сотрясать свою маленькую тюрьму.
– У нас есть спирт? – я раздвинул закрытые веки Урмана (он, кажется, уснул), но ничего интересного там не увидел – глаза как глаза.
– Есть! Ща принесу! – она скоро вернулась с аптечкой, и мы принялись играть в больницу.
Для начала дали Федору вдоволь нанюхаться эфира, и бред сумасшедшего сменился прерывистым храпком. Спящего Урмана раздели до трусов и обработали ранки спиртом. Биллька явно получала удовольствие от роли медсестры, поэтому я решил оставить Урмана в полном ее распоряжении, а сам вернулся в гостиную.
Бабуля лежала на рояле, а Баламыч, стоя на колене в позе кавалера, умоляющего даму сердца простить / не сердиться / выйти за него / и так далее, массировал старушке пальцы ног.
Я снова утратил дар речи, хотя, конечно, надо было высказаться.
В этой обстановке мне оставалось только пойти прогуляться.
4. Топливный коп
Шатаясь по кварталу, я с тревогой думал о будущем. Может быть, настало время сколотить собственную банду? У нас в квартале, конечно, до фига банд – район давно поделен: каждый клочок искусственной земли принадлежит хоббитской группировке. Бабушка говорит, до вселения на Базу хоббиты вели порядочный образ жизни. Обман, воровство, хулиганство – никогда этого не было. Древние (ба называла их натуральными) всю жизнь разводили цветочки и морковку, играли в подкидного дурака и домино, пили морс, а по большим праздникам уговаривали бутылочку эля собственного приготовления.
Нынешние другие: цветочки им не нужны, зато карточных трюков знают добрую сотню. Знают тысячу способов вытянуть из ближнего деньги и еду, а эля, особенно чужого, могут выдуть и три бутылочки, и при желании четыре. Сейчас хоббитов интересует все чужое и бесплатное, не то что раньше…
Самый влиятельный хоббит у нас зовется Брандакрысом. Имеет три банды. Одна вечно ошивается вокруг столовки, вторая ворует на огородах, а третья попрошайничает у агентов. Ходят слухи, «уважаемый хоббит» собирает четвертую шайку, крышевать заведение Главбуха на том основании, что кабак стоит на территории Брандакрыса. Гномы сильны и упрямы, одолеть их можно только количеством, поэтому в новую банду принимаются все подряд.
