Ирина Шевченко - Сказки врут!
— Ася, попробуй теперь ты, — велел мне колдун.
Я проворно упрятала руки за спину.
— С какой стати?
— Просто так. — Что-то в его голосе наводило на мысль, что если я и дальше стану отказываться, меня ждет участь спатифиллума.
Участь была незавидная, и я старательно вытаращилась на цветочек.
— М-да, — скорбно вздохнул темный. — Боюсь, я не проживу так долго, чтобы увидеть, чем это закончится.
— Курить меньше надо! — бросила я, не отвлекаясь от созерцания упокоившегося с миром растения.
— Нат… Нет, Антон, — ткнул в лысого Сокол. — Давай, для чистоты эксперимента, ты. Прямой канал с сохранением полярности сработаешь?
— Без проблем, — отозвался светлый.
Он положил руку мне на плечо, а второй потянулся к цветку. Не дотронулся, а просто накрыл ладонью. Пальцы кольнуло, будто током, на миг заломило виски, и в глазах потемнело. Я зажмурилась, а когда вновь разомкнула веки, под рукой Антона пышно цвел спатифиллум. Сочные темно-зеленые листья, белоснежные цветы на прямых, как стрелы, стеблях.
Сережка восхищенно присвистнул.
— А бывает и так. — Склонив голову к плечу, Сокол оценивающе разглядывал плод наших с Антоном совместных усилий.
— Интересно, — проговорила Нат. — У нас тут потенциальный собиратель и источник. Идеальная пара, я бы сказала.
— Угу, — отрешенно согласился колдун. — Как садист и мазохист.
— Нужно сообщить Ле Бону, — решительно заявил светлый. — Собиратель — это серьезно. Ван Дейк и без того опасен, а если он всосет еще и его способности…
— Антоша, — проникновенно начал Сокол, и лысый испуганно схватился за гипсовый ошейник, — никому и ничего мы сообщать не будем. Тем более Ле Бону. Месье — как бы помягче выразиться? — трусоват и, боюсь, захочет вернуться к привычному решению данной проблемы. А этого я допустить не могу. Понимаешь?
— Понимаю. — Антон бросил виноватый взгляд на Серегу. — Я и сам против… такого решения.
— Да ладно вам! — вскипел Серый. — Задолбали уже щадить мою хрупкую психику! Надумаете убивать — я в спальне. Только предупредите заранее, если не сложно: маме позвоню и с Настюхой вон попрощаюсь.
Он ушел, хлопнув дверью.
Бедные-бедные двери, как же им достается в последние дни. Бедный-бедный Сережка. Бедная я…
— Не волнуйся. — Антон присел передо мной на корточки, заглянул в глаза. — Никто его убивать не собирается. Доведем дело до конца, как и планировали, а там… На свадьбу позовете? Мы бы с Ксюшкой пришли, она у меня такие вещи любит — это ж наряды, букеты… Букеты она завсегда ловит. Вервольф все-таки, реакция — куда там остальным девицам!
Я улыбнулась его добрым шуткам, но тревога осталась.
— Чем так опасны Сережкины способности?
— Вообще? Или в нашем случае? — уточнил светлый.
— Опасность, Ася, — вмешался в разговор Сокол, — в том, что собирателю не требуется разрешение, чтобы позаимствовать силу у одаренного. Помнишь, я говорил, что без спроса не возьмешь ни капли? Так вот, Сережа — счастливое исключение. Или несчастливое, как посмотреть. Пока он может немного, цветочки, так сказать… — Темный покосился на спатифиллум. — Но если его тело получит Ван Дейк и впитает эту способность, опыта и сил голландца хватит, чтобы превратить ведьм вроде тебя в основное блюдо своего меню.
— Почему сразу вроде меня? — насупилась я.
— Потому что со мной или с Антоном, к примеру, ему придется повозиться. Да и Натали так просто не дастся. А ты… Ты источник. Мощный. Чистый. Природные ведьмы изначально настроены на отдачу, в этом специфика их дара, но ты…
— Это плохо, да?
— По цветочку не скажешь, — ободряюще улыбнулась Натали.
— Это всего лишь способности, Ася. Как ими пользоваться, во благо или во вред себе или другим, решать только вам.
Жаль, Сережка всего этого не слышал.
— Ну, с основным мы разобрались, — поднялась со стула Нат. — Думаю, я тут уже не нужна. Пойду к себе. Договаривались с Ником списаться.
Последняя фраза адресовалась Соколу, и никто, кроме него, ее не понял.
— Привет передавай, — улыбнулся он.
— Кто это — Ник? — спросила я темного после ухода Нат.
На ответ не рассчитывала — мало ли, какие у них тайны, но из этого колдун секрета делать не стал.
— Николас — Наташкин сын, — обронил он будничным тоном. — Большой уже, оболтус, девятнадцать осенью будет.
Скажи он, что Ник — какой-нибудь там архимаг или даже демон (если они вообще бывают), я и то меньше удивилась бы. А девятнадцатилетний оболтус-сын… Не знаю. Как-то это… Нормально, что ли?
— Сокол, а…
— Что?
— Прости за любопытство. — Я заранее смутилась. — Сколько Натали лет?
Антон с интересом прислушался. Хотя что ему — наверняка ведь ознакомился с досье временных соратников, и возраст Нат ему прекрасно известен. И не только возраст.
— Ася, ты знаешь, что о таком нельзя спрашивать? — замогильным голосом вопросил колдун. И тут же легкомысленно закончил: — У женщин. Но поскольку я не женщина, а сама Нат этой информации не скрывает, отвечу: ей сорок три года, два месяца и одиннадцать дней.
Значит, ему самому тогда тридцать восемь лет, высчитала я мысленно. И сколько-то там месяцев. И дней.
— Когда женщина так шикарно выглядит, ей возраст скрывать ни к чему, — тоном знатока изрек светлый. — Вот Ксюшка у меня…
Сокол поглядел на него, как мне показалось, с легким сочувствием и покачал головой:
— В спортзал тебе надо, Антоша. Истинные оборотни до тридцати-сорока лет пребывают в стадии взросления, молодость у них длится приблизительно до шестидесяти. Вот повзрослеет лет через десять твоя Ксюшка и найдет себе кого покрепче, пока молодая.
Лысый скуксился, поджал обиженно губы и гордо удалился.
— Я же из лучших побуждений, — пожал плечами колдун.
Он посмотрел на оживший спатифиллум и, подумав, переставил цветок на подоконник.
— Поговори с Сергеем, — попросила я его. — Ты же видишь, как ему тяжело.
— Вижу. Но я не психотерапевт, Ася. Если кто ему и поможет, то это ты.
Я вздрогнула, вспомнив крик Натали: «Спаси!» И чуть раньше обреченное: «Он умрет. Все уже решено…»
— И знаешь что? — разогнал наваждение Сокол. — Завари ему чай. Есть там один рецепт. «Спокойствие, только спокойствие» — как в мультике про Карлсона. Как раз для таких случаев. Хотя, если честно, у меня таких случаев еще не было.
За тетрадью пришлось идти в комнату.
Сережка лежал на диване, отвернувшись к стене, и на мой приход, как и на то, что колдун протопал мимо него на балкон, никак не отреагировал. Может, уснул, а может, не хотел ни с кем разговаривать. Мне сложно было представить, что он пережил в эти дни и какие чувства испытывал, но еще сложнее было понять, чем я, именно я, могу ему помочь. Только чай заварить.
Рецепт с забавным названием отыскался в самом конце записей. Несложный сбор и снова слова-приговоры. В этот раз я постаралась отнестись к ним серьезно. Волновалась до дрожи в руках, с запинкой читая с листа и просыпая на стол травы, хоть Сокол и говорил, что неважно как, а важно кто. А я же ведьма. Потомственная. В седьмом поколении…
Оставалось только залить смесь кипятком, накрыть и произнести последний стих-заклинание, когда я вдруг вспомнила то, о чем вскользь подумала сегодня, размышляя о Сережкиной удачливости, унаследованной им от отца. Вспомнила и чуть было не испортила волшебный, хотелось бы верить, напиток. Выдохнула, взяла себя в руки и довела дело до конца. И только потом заглянула в комнату.
Серый все так же лежал, уткнувшись в стену, а темный устроился за столом с ноутбуком. Дождалась, пока он меня заметит, и поманила пальцем. Колдун лишь удивленно сдвинул брови.
— Иди сюда, — зашипела я, видя, что он и не думает вставать, — нужно поговорить.
В кухне Сокол первым делом принюхался к укутанной в полотенце чашке и одобрительно кивнул. Видимо, получилось.
— Так в чем проблема?
— Проблема? Проблема в том, что Сережку превратили в вместилище для полоумного голландца. И кажется, я знаю, кто это сделал.
Ни одна женщина не завладевала вниманием мужчины так быстро и безраздельно: колдун даже дышать забыл.
— Помнишь, он сказал, что порезался дома? Так вот…
Говорила я медленно, стараясь не запутаться в собственных рассуждениях, но тем не менее уложилась всего в пару минут.
— Нужно обсудить с Антоном, — решил Сокол.
К светлому мы с ним вломились без стука. Сначала колдун, за ним — я. Перешагнула порог и застыла, испуганно схватившись за сердце: Антошка распростерся на полу, со стоном упершись ладонями в такой же цветастый, как и обои, ковер, а на раскрасневшемся лице застыла мученическая гримаса…
