Александр Рудазов - Зверолов
— В самом деле? — удивился Мимун. — Не знал. Так вы считаете, что помощь пока не требуется?
— Неквалифицированного специалиста — точно нет. Возможно… о, гляньте-ка!
Туземка устало сворачивалась калачиком. К ее животу было прижато круглое блестящее яйцо. Оно напоминало яйцо зеленой черепахи, только намного больше. Похоже, снести его было не так-то просто.
Рептилоиды смотрели на роженицу как-то странно. Один присел рядом и принялся тихо что-то ей втолковывать, остальные молча переглядывались. Кажется, они не понимали, что теперь со всем этим делать. Троост незаметно достал анализатор и принялся считывать данные.
Через пару минут вернулся шаман, а с ним еще два рептилоида. Они умело подняли молодую мать и унесли в общинный дом. Остальные какое-то время еще обсуждали произошедшее, а потом разошлись по своим делам.
— Очень интересно, — задумчиво произнес Мимун. — Весьма любопытный случай, весьма.
— Да в общем-то ничего особенного, — пожал плечами Троост. — Совершенно типичное откладывание яйца. Ничем принципиальным не отличается от земных рептилий.
— Я не об этом, — отмахнулся Мимун. — Биологические аспекты меня мало волнуют. Это очень интересно с социологической точки зрения. Вы ведь наблюдали за реакцией аборигенов? Они были охвачены противоречивыми чувствами. Такое ощущение, что произошедшее для них одновременно обычно и необычно. Самому событию никто не удивлялся, все были спокойны, но в то же время… судя по всему, что-то шло не так, как должно.
— Да, это я заметил, — согласился Троост. — Может, неправильное место?.. Или время?..
— Все может быть…
На следующий день Троост хотел навестить роженицу, но нигде не мог ее найти. Он обошел все стойбище, заглянул в каждую хижину, осмотрел общинный дом — ее нигде не было. На охоту или за ягодами она явно пойти не могла. Остается святилище, но туда вход запрещен.
Своей озадаченностью Троост поделился с Мимуном. Того это тоже обеспокоило, и он пошел прямо к вождю. Вождь племени, Шепчущий Мышелов, не очень-то охотно общался с этнографами, но по крайней мере не избегал их, как шаман. Когда его спросили о вчерашней роженице, он подозрительно зыркнул на Мимуна и сказал, что ее здесь больше нет. Ни ее, ни яйца.
— Но куда они делись? — заморгал этнограф.
— Как это куда? Вернулись домой.
— Домой — это куда?
— Туда, откуда мы все пришли и куда однажды вернемся.
— Но куда?!
— Туда, — указал на небо вождь.
— А-а…
— Или туда, — опустил палец вниз вождь. — Я не уверен точно.
Мимун поник. Очень чувствительный, сентиментальный человек, он всегда огорчался, слыша о чьей-то смерти. Более толстокожий Троост сочувственно похлопал его по плечу.
— Да, жаль бедняжку, — произнес он. — Молодая еще совсем…
— Никогда к этому не привыкну, — вздохнул Мимун. — Никаких медикаментов, никаких врачей… И ведь наши предки тоже когда-то так жили!
— Но вообще-то странно, — задумался Троост. — У меня, конечно, не было возможности провести медосмотр, но на поверхностный взгляд кладка прошла нормально. Даже если яйцо было неоплодотворенным, это не могло сказаться на роженице негативно. Вредоносных вирусов анализатор не обнаружил.
— Значит, позже занесли, — махнул рукой Мимун. — У дикарей это сплошь и рядом. Сплошная антисанитария, о гигиене понятия не имеют. Когда я работал на Пане… вы не бывали на Пане?
— Не доводилось… Слушайте, а нельзя ли как-нибудь заполучить останки покойной? А то мало ли — вдруг это эпидемия?
— Даже не думайте! — испугался Мимун. — Для рептилоидов захоронения — табу! Мы даже не знаем, где их погосты находятся!
— Ладно… А яйцо? Как насчет яйца? Где вообще они держат яйца… и детенышей?
— Спросите что полегче… Мы уже месяц пытаемся это выяснить… Лично я полагаю, что у них где-то спрятаны «ясли». Там высиживаются яйца, воспитываются дети… если только они не выходят из яиц уже взрослыми, что я считаю даже более вероятным. Так или иначе, до наступления совершеннолетия в стойбище они не появляются.
— У других племен тоже так?
— Да. Детей или яйца мы вообще ни разу не видели. Они очень тщательно скрывают свои «ясли». Или, может, они размножаются только в определенные периоды и все одновременно… Хотя нет, вчера же мы сами видели роды…
— А спросить не?..
— Спрашивали. Табу.
— Очень много у них табу, я погляжу.
— Как и у большинства первобытных народов.
— Да, и мне всегда казалось это довольно странным.
— Да нет, это как раз вполне разумно. Подобно мышлению ребенка, мышление дикарей еще очень неразвито, они понимают только элементарные вещи. И табу помогает им избегать многих проблем.
— Например?..
— Например… ну вот предположим, некий вид скота в определенное время года страдает от паразитов. В это время их мясо вредно для здоровья. Рядовой дикарь этого не понимает, он не улавливает связи между поеданием определенного мяса и ухудшением самочувствия. Закономерность замечают только самые умные члены племени — шаманы, колдуны, знахари. Но объяснить это другим они опять-таки не могут — хотя бы потому, что и сами толком не понимают, как это связано. Что делать? Очень просто — объявить табу! Боги запрещают! Это всем понятно и объяснений не требует. Боги же. Например, именно благодаря этой системе почти во всех культурах был табуирован инцест. Больные объявлялись табу, нечистыми — и это служило очень хорошим карантином, не давая распространяться эпидемиям.
— Полезная система, — заметил Троост.
— Для дикарей — да, полезная. Но у нее есть и обратная сторона. Например, ею очень легко злоупотребить, воспользоваться для собственной выгоды. Дом шамана — табу! Скот шамана — табу! Жена шамана — табу! Не трогать, боги покарают! Табу — очень удобная и емкая вещь. Именно из табу вышли все нелепые религиозные запреты — когда-то они имели какой-то смысл, служили какой-то разумной цели, но со временем цель исчезала и забывалась, а запрет оставался, превращаясь в священный и уже совершенно бессмысленный закон…
— И какой же цели может служить сокрытие от нас детей?
— Соблюдение стерильности?.. Боязнь сглаза?.. Или их детеныши просто больно кусаются?.. Да мало ли возможных вариантов? Они ведь даже не называют нам своих настоящих имен — да и не только нам, но и друг другу. Для многих древних народов Земли это тоже было характерно — люди знали друг друга под кличками, прозвищами, а имена хранили в глубоком секрете. Они полагали, что знание истинного имени дает власть над человеком, позволяет заколдовать его, навести порчу…
После этого Троост стал присматриваться к физиологии рептилоидов. В случае с неизученным видом анализатор мог выдавать лишь очень приблизительные данные, но вкупе с визуальными наблюдениями их хватало, чтобы составить общую картину. И согласно ей, рептилоиды отличались прекрасным здоровьем.
Почти все страдали от кишечных паразитов, а кое у кого были мелкие травмы — в основном царапины и содранные чешуйки… но это и все. Даже их зубы находились в превосходном, совсем не характерном для дикарей состоянии.
Впрочем, если их зубы плевродонтны, как у земных ящериц, то в этом нет ничего удивительного.
Итак, местность здесь очень здоровая, болеют рептилоиды редко. Отчего же умерла роженица? Неужели и в самом деле занесло инфекцию? Вопрос легко решался вскрытием или хотя бы глубоким сканированием, но это, увы, невозможно.
Дважды обойдя стойбище, Троост сосчитал членов племени. Оказалось, что всего их двести одна особь, из них сто тринадцать самцов и только восемьдесят восемь самок. Если у рептилоидов распространена смерть родами, это объясняет неравномерное гендерное распределение.
Но никакой антисанитарии Троост в хижинах не обнаружил. Везде очень чисто, грызунов и насекомых нет, остатки пищи убираются вовремя, а туалет расположен за пределами стойбища. К тому же рептилоиды любили плавать, много времени проводили в реке и даже мыли руки перед едой. Вообще, для дикарей они отличались удивительной чистоплотностью.
На следующее утро этнографы и Троост были гостями на пиру в общинном доме. Собралось все племя — две сотни человек. На земле были расстелены соломенные циновки, а вокруг них уселись на корточках рептилоиды. Судя по строению их ног, сидеть на корточках они могли часами, ничуть от этого не страдая, а вот у Трооста быстро заныли колени. Он не решался сменить позу, боясь нарушить местные традиции, поэтому незаметно активировал ИГ-пояс и уменьшил свой вес до сорока процентов.
Главным угощением стал тушеный глотосвин — очень крупное местное животное. Травояден, достигает четырех с половиной метров в холке, обладает массивным телосложением бизона, но при этом длинной жирафьей шеей и пастью с торчащими вперед зубами, которыми стрижет листья и целые ветки. Мясо жестковато, но довольно вкусное.
