Ника Ветрова - Университет вредной магии. Пособие по выживанию
– Так вот, – продолжила Райса, – я сдалась на третьей паре туфель…
Чего-чего? Я оторвалась от листка и удивленно посмотрела на ведьмочку. Та нехотя продемонстрировала туфельки – черные, замшевые, с серебряной пряжечкой, на удобном каблучке.
– И что с туфлями? – спросила я, понимая, что за такие можно и убить, если честно.
– Они мне предложили туфли в обмен на. подпись, – выдала Райса.
– Равноценный обмен, – выдохнула Светлана, с завистью глядя на оные.
– Поддерживаю, – заметила молчавшая до этого момента Кларисса.
– Э-э, ты хочешь туфли? – с надеждой спросил Герак.
Его надежда разбилась о мое мстительное:
«Третий пункт: уборка помещений производится влажным способом – пол вымывается горячим мыльным раствором. А также стены, крышки столов, стулья, ножки столов, стульев, двери».
– Григорьева, ты обалдела? – прошипел черт.
«Четвертый пункт: раз в неделю проводится генеральная уборка. Она представляет собой углубленную текущую уборку всех помещений и мебели, мытье полов производится с использованием не только горячих мыльных растворов, но и с последующей дезинфекцией двухпроцентным раствором хлорной извести».
– Григорьева!!! – заорал черт.
– Так вот, должна предупредить – черти мстительные, – отодвигаясь подальше от Герака, завершила речь Райса.
«Пятый пункт: инвентарь для уборки обязан быть подписан следующим образом: «Для уборных», «Для пола», «Для мебели», «Для мытья стен» и применяться строго по назначению».
– Григорьева! – взревели у меня над ухом.
– Туфли надо было сразу предлагать, а не злить ведьму угрозами. Вообще, Герак, запомни на будущее – нельзя злить ведьму.
Он понял, о чем я, на пункте шестом:
«Пункт шестой: инвентарь для уборки должен быть тщательно вымыт после оной, содержаться в чистоте и храниться в специально отведенном проветриваемом помещении».
Хриплый рык надо мной и шипящее:
– Это все, госпожа ведьма?
– Нет, – сосредоточенно ответила я.
«Пункт седьмой: все постельное белье и скатерти должны стираться раз в неделю, ковры и занавеси чистятся два раза в месяц».
И вот после всего этого я расписалась «Григорьева Станислава», завизировала список и протянула Гераку.
Черт, глядевший на меня с такой ненавистью, что становилось сразу ясно – о легкой смерти мне не стоит даже мечтать, двумя пальцами взял лист и, продолжая его нести как самую прескверную гадость, с прямой спиной и нервно дергающимся хвостом удалился из кабинета.
– Тебя живьем закопают, – совершенно уверенно проговорила Агата.
Остальные не сказали ни слова, но, судя по взглядам, с Агатой были совершенно согласны.
– Не закопают, – заверила я. После глянула на Герака и предупредила: – Дуэль с Райсой сегодня будет, понял?
– А если не понял? – психанул черт.
– Ночевать будете на улице, – коварно улыбнулась я.
Поскрежетав зубами, Герак повернулся к Райсе и прошипел:
– Давай зачетку.
– Я победила? – мгновенно сориентировалась ведьмочка, доставая свиток из рюкзака.
– Ничья, – чуть не выплюнул черт.
Райса решила не вредничать и молча протянула зачетку. Герак так же молча открыл, нашел нужную графу, вписал результат «боя». На весь класс раздался вопль счастливой ведьмочки.
И тут все наши карты заговорили разом: «Отвратных, Немирова/Зельман /Сан/ Кинжал/ Злобнер/ Григорьева».
Учитывая, что фамилии прозвучали почти в унисон, мы как-то растерялись и потрясенно выслушали: «Форс-мажорные изменения расписания. В университете «гости». Кабинет покидать запрещено!»
И все как-то меланхолично расселись по местам, тетради пооткрывали, учебники.
Я тоже села, даже учебник открыла…
А потом из меня словно разом вышибли весь воздух!
Весь, до капельки. И сама не знаю почему, но я вдруг встала, как-то пошатываясь и вообще непонятно с чего подошла к двери, открыла.
– Григорьева, ты бы вернулась, – сказал кто-то, кажется, Светлана.
– Ведьма, сказали же вам на месте сидеть! – крикнул Герак.
Но я уже выходила в коридор.
Коридор?
Это был Ад! Натуральный, реалистичный, жуткий, с призраками летающими, бродящими умертвиями, ручейком лавы под стеночкой, псами Преисподней, зарычавшими на меня разом, живой плесенью, перемещающейся по потолку…
И псы! Огромные, черные, шипастые, зубастые, с лапами и когтями, поблескивающими от яда, с алчным блеском в алых глазах, с плавной хищной походкой.
И когда эти трое монстров, глухо рыча, двинулись в мою сторону, одна часть меня скончалась в обмороке, вторая застыла истуканом, а что-то вот совсем не мое требовало идти вперед.
И тут ближайшая из жутких собак Ада прорычала:
– Студентка, вернитесь в учебное помещение.
Я изумленно вытаращилась на монстра.
– Ты чего мне глазки строишь? – рыкнул тот. – Назад пошла!
Сверху слетело привидение, покрутило пальцем у виска и сообщило:
– Гости у нас, понимаешь? Хор-р-рошие гости!
– В смысле? – не поняла я.
– В смысле боевые маги империи! – прошипело привидение.
После такого сообщения я поняла, что мне жизненно необходимо вернуться обратно в кабинет, но вопреки этому я почему-то уверенно шагнула вперед, точно зная, что нужно пройти этот коридор, спуститься по лестнице, свернуть налево – и вот там будет самая важная вещь в моей жизни.
Какая вещь – понятия не имею, но важная, и я должна идти.
– Я должна идти, – сообщила я песикам и сделала шаг.
Путь мне мгновенно заступили, после чего один из черных псов потянул носом воздух, обнажил клыки и прорычал:
– Призыв по ауре!
И второй тут же:
– Безопасника сюда нужно.
Привидение умчалось.
Я стояла недолго, просто обошла пса и пошла дальше – пока на моей дороге не вырос камень. Здоровенный такой булыжник – ни пройти ни проехать, но вот насчет обойти вполне себе даже. Я и обошла, а там болото. Большое, от стены до стены, вязкое, но кочки есть. Я с кочки на кочку поперепрыгивала, и болото закончилось.
Почти обрадовалась, да не тут-то было – впереди овраг, да не простой – огненный. Уж я и разбежалась да с разбегу как прыгну… Перепрыгнула!
Остановилась, пошатываясь, и издала громкий стон, когда передо мной возникла гора. Внушительная, суровая гора мышц.
И странное дело: оправляя юбку, поправляя лиф и приглаживая прическу, я думала только об одном – где-то я его уже видела. И глаза эти зеленющие, и губы сжатые, и волосы черные.
– Станислава Григорьева, вы меня узнаете? – вопросила гора.
– Не-е-ет, – протянула, подходя ближе. – А кто ты, гора?
Гора придвинулась ближе, нависла надо мной и проникновенно вопросила:
– Кто тебя зовет?
– Не знаю, – мгновенно ответила я. – А меня зовут? – и начала обходить гору.
– Судя по всему, да, и активно, – хмуро произнесла гора. – Григорьева, куда?
– Мне надо, – пробормотала не задумываясь.
– Куда? – гора вновь выросла у меня на дороге.
– Нужно пройти этот коридор, спуститься по лестнице, свернуть налево – и вот там будет самая важная вещь в моей жизни, – мгновенно ответила я.
Гора придвинулась ближе и коварным шепотом спросила:
– Григорьева, а хочешь малинки?
Я хотела чего-то другого, что и выразила шепотом:
– Клубнички бы…
После чего попыталась вновь обойти гору. И вот незадача – огненную пропасть вмиг перепрыгнула, а гору как-то ни пройти ни проехать, хоть бери и за метлой возвращайся.
– Стася, – вдруг тихо сказала гора, – ты же девственница, так о какой клубничке речь?!
– Что? – не поняла я.
А потом случилась она – клубничка.
Она случилась пикантная, очень страстная и совершенно невероятная. Невероятная настолько, что я, обалдев окончательно, уставилась на большую волосатую ладонь, властно уместившую в себе мою правую грудь. Грудь уместилась, вполне себе даже. Груди сразу стало теплей, приятней и удивительней. А лично мне просто удивительней.
– Это что такое? – поинтересовалась я у рукастой горы.
– Клубничка, – прорычала та.
– Это? – обалдев от вопиющей несправедливости, вопросила я.
Гора передернула плечами и прорычала:
– Главное, что ты больше не рвешься никуда, так что я потерплю.
Потерпит?!
– Потерпишь? – вот точно с теми же интонациями, что пронеслись в моей голове, поинтересовалась бесшумно подошедшая собачка.
– Потерплю, – угрожающе прорычала гора.
– Потерпи, дорогой, потерпи… заради университета на какие токмо жертвы не пойдешь, – явно издеваясь, выдала псина.
Гора внушительно рыкнула, и моей груди стало холодно. А она, грудь, ведь только-только согрелась, а с нее взяли и убрали большую волосатую руку. Обидно, холодно и тоскливо, а еще:
