Иван Иванов - Любовь и хоббиты
Песчаный островок снова поднялся, вытянулся в линию пляжа, озеро растеклось в море, а на синем небе, словно танцовщицы, выстроились веселые белые облачка. Стол, телефон, лебеди, слоны и мертвые деревья исчезли. Я, зареванный и несчастный, с горящей шеей и надорванной душой, мокрый, как общественное полотенце, стоял на песчаном берегу и ждал, что произойдет в следующую секунду.
На горизонте появились две человеческие фигуры – крупные черноволосые женщины с крепкими руками и ногами, в белых летних платьях, закрывающих у каждой по одной выпуклой груди. Странные бегуньи неслись вдоль линии прибоя, взявшись за руки и сильно запрокидывая головы. Добежав до меня, они молча попрыгали на месте и понеслись дальше. Я захлопнул рот, уставился в песок и заметил маленькую книжку в мягкой обложке – похоже, тетеньки, проносясь, выронили. Взял книжку, прочел название… Обрадовался. Я лихорадочно перелистывал страницы, и плевать, что вокруг творится – я получил, что хотел. Я попросил – он дал. Да, вот таким странным способом. По-другому здесь не получается.
Читал, стараясь не замечать проплывающие мимо странные лица, похожие на витражи (они заглядывали через плечо и улыбались, растекаясь во все стороны), разноцветные пятна, из которых вылуплялись то зубы, то чей-то глаз, ухо, рука, грудь, нога. Слов нет, какая у нас библиотека на Базе…
Брошюрка называлась «Вампиры, нетопыри, вурдалаки и прочие кровососущие: общие сведения, обработка ран и лечение. Челаковицы, 1566 г.». Глава под названием «Что делать с укушенным хоббитом?» располагалась на трех потрепанных, как я сам, листах, пропитанных жирными пятнами – верный признак, что хоббиты ее читали. Это могли быть те, настоящие древние хоббиты, которые жили среди зеленых полей и лугов, путешествовали по миру и боролись со злом, а не жрали днем и ночью, как мы, стараясь взять все, что плохо лежит или вкусно пахнет. Я ухватился за листы. Сначала мной двигало дикое желание вырвать их, но… Куда прятать?
В накладные, вечно оттопыренные карманы гоблинского лабораторного халата?
Пока я сомневался, декорации снова поменялись: строгий, пахнущий лаком зал, стойка выдачи литературы. За спиной тянулся ввысь и вширь огромный читальный зал в стиле девятнадцатого века. Там пахло старой деревянной мебелью и бумагой. Эхо возникало от любого движения, а я был единственным источником звуков на ближайшую милю, если не считать любопытных кривых котиков, желтой лошади, парящей под потолком, словно потерянный воздушный шарик, и самого библиотекаря.
Пикассян, любезно улыбаясь, протянул вторую книгу.
– Советую дополнительно взять «Вкус вампира», – он умильно наклонил голову и, заметив, как я сильно сжимаю «Укусы», добавил: – Помогает маленьким хоббитам не падать духом.
Я завертел головой и бросился в читальный зал, преследуемый вездесущим эхом.
Интересно, он догадался?
Стулья и столы здесь слишком высоки – устроился под первым попавшимся столом на старом, затертом паркете.
Глава про хоббитов начиналась описанием внешнего вида мохноногого народа; текст изредка прерывался гравюрами. Кто-то из читателей пририсовал нашим хвосты и рога, как у чертей (тролль необразованный!). Из текста выяснилось, что вампиров, принимающих человеческий облик, воротит от хоббитской крови. Приятно. Был и кусочек про гномопырей, говорилось о сложном характере, склонности к обжорству и дурных манерах, но все это я знал и так по собственному опыту. От следующего абзаца я покрылся холодным потом. Вот слова, которые повергли меня в ужас:
«Что происходило с хоббитами, на которых нападали гномопыри, доподлинно неизвестно, потому как во всех изученных нами случаях укушенные исчезали из привычных мест обитания. Осмотры жилища и опросы родственников, к сожалению, ничего не дали».
Я в испуге громко сглотнул слюну и поехал дальше:
«Что касается гномопырей, то после усасывания хоббичьей крови даже в крошечных количествах твари полностью излечиваются, становятся стопроцентными гномами, но, к сожалению, сохраняют свои вредные привычки, такие, как ковыряние в носу мало знакомого викинга, прилюдное постригание зазевавшихся фавнов и многие другие».
На этой радостной для гномов и тревожной для хоббитов ноте параграф заканчивался и за ним шел другой под названием «Как разговаривать с голодным вурдалаком», который начинался со слов: «Голодные украинские вурдалаки любят поспорить о политике…».
Я захлопнул книжку. Тупо смотрел в паркет, наверное, минут двадцать, упустив из виду странного кота, который очень тихо подкрался и шлепнулся поблизости.
– Почитал? – кот мурлыкнул и лизнул пятую лапу. Усы у животного были Пикассянские, и голос тоже.
– Возьмите, Самвел Далиевич, – сказал я и протянул ему брошюрку. Поняв, что даже такой странный кот, с пятью лапами, не сможет держать книгу, я положил ее на паркет перед самым его носом. – Можно, я пойду?
– Конечно, – ответил усатый и уставился на меня перекошенным глазами. – Хочешь дохлую ворону?
– Домой хочу, – признался я, озираясь по сторонам. – Отпустите, а?
Кот задумался.
– Может, все-таки «Вкус вампира»? – спросил он, помолчав немного. – Забавная вещица, помогает таким, как ты, у которых глаз дергается.
Я замотал головой и вышел из-под стола первым.
– И, пожалуйста, Самвел Далиевич, не говорите никому, что здесь у вас был хоббит Боббер, очень-очень прошу! В общем, вы меня не видели, хорошо?
Кот выбрался из-под стола и, меняясь в обличии, вырос в библиотекаря. Разгладил длинными пальцами торчащие вверх острые усики и уселся на высокий стул, закинув ногу на ногу. Ну и взгляд у него, братцы! Даже у Федора, поедающего варенье из фейхуа в чужой кладовке, взгляд куда проще, а на этого смотришь и не знаешь, то ли он тебя сейчас в мышь превратит, то ли сам в кого-нибудь перевоплотится…
И тут он как завернет:
– Я всегда видел то, чего другие не видели, а того, что видели другие, я не видел.
Хоть стой, хоть падай от его ответов… Я на всякий случай кивнул, хотя ни рожна не понял, и пожал плечами – мол, «куда нам, хоббитам, с нашими-то мозгишками, тем более таким укушенным, как я…». Встречаться с ним взглядом избегал категорически: мысль о том, что Самвел могучий колдун, крепко сидела в памяти. Колдуны, как известно, существа непредсказуемые, даже непредсказуемость бешеных собак уступает им по своей непредсказуемости. От собаки, по крайней мере, знаешь, чего ждать: неизвестно, когда именно она в тебя вцепится, но то, что вцепится, ты знаешь точно.
А чего ждать от колдуна?
Мы помолчали, и я вновь осмелился заговорить:
– Вы знаете, где выход? – (молчит) – Надеюсь, он существует?
– Всё, что ты можешь вообразить – реально, – ответил голос Пикассяна, тело его снова растворилось.
Я пожал плечами и вообразил сосиску, облитую кетчупом, горячую и вкусную. Вот, представил, что дальше?
А она возьми и появись. Проплыла мимо, тормознула, вернулась, показала язык и давай на всех парах тикать, виляя хвостом. Возможно ли придумать худшее оскорбление для хоббита, чем оскорбление со стороны пищи? Хоббит, обсмеянный сосиской? Ну уж дудки! Что дозволено шефу, то не дозволено полуфабрикату. Без колебаний я пустился за ней, мысленно обещая долго жевать, если попадет на зуб. Улепетывая, вкусная гадина самым издевательским образом хихикала, а затем перешла на откровенное ржание.
Я прибавил скорости, забывая о проваленной миссии и страшной ране на шее. Летел, как гепард, и не заметил, что выскочил из здания библиотеки прямо в фойе.
4. Билльбунда, Акула и Многочлен
– Эй, куда пропал, герой?!! – запищала Билль и повисла у меня на шее; хотелось вопить от боли, но я терпел, скрипя зубами. Ее полное имя Билльбунда, моя родная сестра, юная и влюбчивая до безобразия. Мы друзья. Она знает, как я сохну по Алине, а я знаю, как она вздыхает по Синелицему; еще Билльке нравится наш заумный Ури, но если Синелицый – это мечта, которая тем и хороша, что не сбудется, то Ури, наоборот, до того реален, что вызывает у девчушки массу претензий. Внешний вид, походка, манера говорить, привычки – словом, полный набор придирок женщины-собственницы.
Мокрый, холодный носик сестры уткнулся в пылающую шею. Другое дело, даже приятно, но я страшно боялся обнаружить укус. Посыпятся вопросы, придется врать, выкручиваться, а врать Билльке я не могу. Следующей будет бабушка, а врать бабушке не могут даже гоблины-синоптики.
Я осторожно поставил крошку на лапы и сделал шаг назад. К счастью, сестру отвлек мой жалкий потрепанный вид: халатик, оттопыренные карманы… Она обошла вокруг меня, посмотрела и так, и эдак, помолчала. Наконец, она издала серию звуков, которые у сестер означают примерно следующее: «Я, конечно, знала, что ты растяпа и нуждаешься в присмотре, но довести себя до такого состояния еще надо постараться. Ты превзошел все мои ожидания, брат!». Она прищурила один глаз:
