Юлия Славачевская - Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
В одной кулинарной книжке я прочитала: «Если вы сильно озадачены, что подать на стол, – не сомневайтесь и выбирайте птицу…» Я и выбрала… ту птицу, которую нашла. Но почему-то никто в той книге не упомянул, что у птицы кроме мяса есть еще целая куча побочных продуктов! В частности – она была живая и живой хотела впредь оставаться.
Розовый фламинго, насильственно разлученный с естественной средой обитания, сильно обижался и норовил долбануть меня клювом по голове… скорей всего, как по самому слабому звену.
Если я правильно помню хоть что-то из зоологии, то эта милая, уже полуощипанная птичка проявляла несвойственные ей повадки и тщилась сунуть голову в каменный пол беседки. Я ее отговаривала, отвлекая эпиляцией оставшихся перьев.
Мы так мило проводили время, но тут пришел Тянитолкай с двумя злющими красными мордами, и мы с фламинго были по-варварски безжалостно разлучены.
– И что ты делаешь, позволь тебя спросить?.. – Никос выдернул у меня из загребущих рук разнежившегося фламинго и передал Георгиосу.
– Не позволю! – надула я губы.
Но тут как бальзамом по открытым ранам:
– Ой! – от Йоргоса, потому что моя птичка стремилась на волю.
– Вивисектор! – встала я в позу оскорбленного защитника природы.
– А ты тогда кто? – Эсбэшник на вытянутых руках держал птичку, удивленно опознавая вид данной особи.
Счас! Он эту особь точно не видел, я ее из дальнего конца сада приволокла!
– Ей было жарко, и я оказывала первую помощь! – нехотя призналась я.
Фламинго и Георгиос уставились друг на друга с обалдевшим видом.
– Не морочь мне голову! – взорвался Никос, хватая меня за руку и волоча за собой.
Я отчаянно сопротивлялась, упираясь пятками и вспахивая новую грядку. Микис будет просто счастлив, когда увидит! Как бы его от восторга удар не хватил! Вообще-то я не держу на людей зла, просто иногда выплескиваю его наружу.
– Было бы чего морочить! – орала я ответ, выкручивая руку. – У тебя эта часть тела отсутствует как таковая!
– Не важно! – Он тащил меня, невзирая на препятствия, а я цеплялась за все, что попадалось мне под руку. В результате мы уже совместно волокли какую-то балясину и, кажется, садовую скамейку, но я не была точно уверена.
Около входа в дом меня очистили от лишних предметов и торжественно перенесли через порог за шкирку.
– Удачного дня! – радостно пожелала я трем горничным, отмывавшим лестницу. Судя по их взглядам, они явно желали этот день сделать для меня особо удачным. И последним.
Наверх мы поднимались как альпинисты: по веревке и со страховкой. Мне понравилось… чего не скажешь о Никосе.
В его спальню мы влетели на космической скорости. Первый раз вижу мужчину в состоянии полнейшей невесомости. Он просто плавал в эмоциях… и норовил поделиться этим необычным состоянием со мной.
Мы застыли друг против друга, сжимая кулаки. Похоже, сейчас будет смертный бой.
Но тут Ник неимоверным усилием взял себя в руки. В прямом смысле – обхватив себя за предплечья. Аж костяшки побелели. И уставился на меня лазерным прицелом.
У меня срочно зачесалось между глаз. Снайпер-самоучка нашелся!
– И что я тут забыла? – полюбопытствовала я, ускоренно просчитывая пути к отступлению и кося на отрытую дверь кабинета. Интуиция мне подсказывала, что новую удочку он еще не видел!
– Сейчас ты разденешься и ляжешь в кровать! – прошипел он, извергая из глаз молнии. – И мы продолжим начатое!
– Нет! – отказалась я, точно зная: в эту кровать я никогда не лягу. По крайней мере, пока не поменяют постельное белье и не вытряхнут колючие плоды опунции.
– ДА! – уверенно заявил Казидис, сдергивая покрывало и… застывая в недоумении.
Миллионер рассматривал живописнейший натюрморт: я финиками выложила фигу, перемежая рисунок декоративными фонариками опунции. Кстати, потратила на это полчаса своего драгоценного времени, которое могла с пользой употребить на поиски пропитания!
– Что ты хотела этим сказать? – Никос оторвался от изумительного вида и обвиняюще уставился на меня, как прокурор в суде.
Ну обломала я ему пальму. И что?
– Хотела, чтобы ты почувствовал себя как боров в опунции и финиках, – пояснила я свой художественный замысел.
– Хряк, – педантично поправил меня он, начиная снова злиться.
– Еще раз перебьешь, – нахмурилась я, – будет хряк!.. И боров!
– Джу-ул!!! – Он уже просто извергал звуки, как вулкан лаву. – А если откровенно?
– А если откровенно… – Я тихонько, мелкими перебежками перемещалась поближе к выходу. – Хотела наглядно показать фигами – какой ты фиговый мужик!
– Убью. – Он так спокойно и даже буднично это сказал, что я поверила сразу и безусловно и тут же удвоила свои усилия по спасению. – Сначала поимею, а потом убью!
– А можно сразу начать с последнего пункта? – совершенно серьезно спросила я. – Мне так будет легче примириться с твоим существованием!
– Ты предпочитаешь смерть сексу со мной? – До него наконец-то дошло. Нет, не дошло – доперло! Боже, какой это, оказывается, трудный и неимоверно извилистый путь!
– Какой ты догадливый! – похвалила я его. Надо бы сахарком для поощрения приманить, но это плохо влияет на зубы. Дареному коню, конечно, в рот не смотрят… зато под хвост заглядывают.
– Ты очень явно это показываешь, – ухмыльнулся Никос.
Тут он совершил несусветную глупость и повернулся ко мне спиной. Эй! А как же я? Удеру ведь!
Молчание, повисшее в комнате, можно было резать ножом или стругать на терке.
Наконец мне надоело. Я подвисла, словно плохая операционная система: и уйти неудобно, и остаться стремно.
– Отпусти меня с миром, – предприняла я еще одну попытку к сексуальному разоружению, – и никто не пострадает.
– Не могу, – спокойно ответил он, не оборачиваясь. – Хотел бы, но не могу! – Тяжело вздохнул. – Я одержим тобой с первой встречи. Ты моя судьба.
У моего бортового компьютера случилась перезагрузка. Наверное, сбой системы ПВО, иначе зачем я отлепилась от безопасной двери и встала рядом?
Мы глазели на заходящее солнце и молчали. Я в мужских трусах и майке, мой кавалер – в пестрой шелковой гавайке и облегченных бермудах. Видок у обоих прилично потрепанный. Словом, парочка подобралась – что надо. Нарочно не придумаешь.
– Я находился по делам в Нью-Йорке. Мне было нужно рано утром в Сити, – внезапно нарушил молчание Никос. – Мой водитель выбрал дорогу вдоль побережья океана, зная, как я люблю этот вид…
Если мне сейчас будут исповедоваться, то я не готова морально! Мне нужно время и силы, а я голодная!
– …Впереди по набережной бежала тонкая фигурка, переливающаяся в ярких рассветных лучах. Меня это заинтересовало. Я попросил водителя ехать помедленнее, но тут это странное создание выскочило на парапет, потянулось навстречу солнцу и сорвало с головы бандану. Твои волосы…
Я искоса глянула на Казидиса. Он стоял, прикрыв глаза тяжелыми веками, как будто находясь во власти сильных воспоминаний. Кто его знает – может, так оно и было. Но я против! Я не хочу быть чьим-то лучшим воспоминанием, я хочу быть мимолетным независимым видением! Но, видно, не с моим счастьем…
– …Твои волосы падали так медленно, словно передо мной прокрутили замедленные кадры. Ниспадали, золотым плащом окутывая твою фигурку… Они так горели на солнце… ты казалась волшебной жар-птицей…
Точно! И ты сразу протянул свои загребущие ручонки к жару! Тебя мама в детстве не предупреждала о бережном обращении с огнем?
И в унисон моим размышлениям:
– …Я не мог устоять. Мне нужно было назавтра лететь в Грецию, и я сделал все, чтобы ты улетела со мной…
– Зря, – сообщила я ему. – У тебя нет шансов. Теперь, по крайней мере.
– Совсем? – Его спокойствие было каким-то странным, я бы сказала – обреченным. Будто он вынужден сделать сейчас нечто такое, о чем неоднократно пожалеет. И это мне не нравилось!
– Совсем, – подтвердила я.
– У меня для тебя кое-что есть. – Никос вдруг оторвался от созерцания заката и направился в кабинет.
Сейчас ка-ак увидит… К разочарованию приплюсуется злость, помножится на желание, и в результате… «Прости, дорогая, но ты уже не девушка!»
Я закусила нижнюю губу и пошлепала за ним, решив для себя раз и навсегда: в борьбе за право собственности нет полов! Когда наступит время решать, я ежика против шерсти поцелую, но идею феминизма не предам! И если нужно – выбью основные принципы у него на ребрах!
Но я ошиблась. В кабинете Никос достал из оскверненного мною сейфа простой белый конверт и невозмутимо протянул мне.
Брать не хотелось, но интуиция приказала: «Лучше сама и спокойно, чем в лицо и эмоционально».
Когда я открывала «ящик Пандоры», то не сводила глаз с Ника, а он застыл каменной статуей, следя за моими руками.
Все! Я тебе не Копперфильд! Шоу не показываю! Билетов не покупаю – не продаю! Э-э-э… Как-то я погорячилась… Можно один билет до Нью-Йорка, а то «сами мы не местные»?..
