Призыв - дело серьезное. Ошибка в ритуале (СИ) - Черникова Любовь
Или лучше не табличку, а сразу надгробие заказать?
— Дуэль. В воскресенье вечером! Проигравший, выполнит три желания победителя, — цедит он, и мне в грудь впечатывается малиновый сгусток официального вызова на магическую дуэль.
Надо же! Дуэль.
Сильно я Маклюса задела, раз он решил унизить меня по максимуму при всем честном народе.
Дуэль — это нормально. Дуэль — это даже хорошо.
Драки между адептами запрещены и строго наказываются вплоть до исключения из академии, а вот дуэли всячески поощряются. Разборки на арене, да под присмотром кураторов и при свидетелях, намного безопаснее, чем устраивать свары по углам. Опять же, отличная тренировка для будущих магов, и руководству не придется на ремонт тратиться, если адепты что-то разнесут или поломают.
К тому же на арене нельзя нарушить правила. Но вот тут не уверена, если речь идет о Руфусе Маклюсе. Где это видано, чтобы любимый племянничек мистресс Войси-Лауди кому-то проигрывал? Но и мне проиграть никак нельзя. Не в этот раз. Если продую, получу еще пять штрафных меток в этом семестре. Оно бы и не страшно, если бы на мне еще десяток не висел. Стерва постаралась. А пятнадцать штрафных меток до экзаменов я уже никак не успею отработать, хоть из кожи вон лезь. Оставшиеся вычтут из результатов экзаменов, и прощай мой черный диплом, а с ним и все амбициозные планы.
И тогда зря все: бессонные ночи. Зря дни, проведенные в пыльной библиотеке за старинными фолиантами. Зря пожертвованные во благо светлого будущего часы развлечений. А что скажет тетя Марджери? Она всегда так в меня верила.
В носу предательски колет. Грустно-грустно, и себя жалко. Даже слезы набегают на глаза. Гримуар падает из ослабевших на миг пальцев и раскрывается на странице с подвернутым углом.
Странно. Этого точно раньше не было. Я его весь пролистала на несколько раз, пока искала нужный ритуал, но загнутой странички точно не было, только вырванная.
Поднимаю книгу с пола и вчитываюсь в описание ритуала.
— Как интеррресно! — каркает в ухо самовольно явившийся ворон.
От неожиданности снова роняю книгу. Да что же такое!
— Птиц! — шиплю, оглушенно морщась. — Развоплощу!
— Все в порррядке, Ирррис! — ворон пикирует на пол и деловито перебирает страницы фолианта лапой. Похоже, гримуар его больше не пугает.
Подозрительно быстро обнаружив нужную страницу, вглядывается в нее глазом с невесть откуда взявшимся моноклем. (Невесть откуда взявшимся и невесть как держащимся на птичьем глазу).
— Смотррри! — тычет в последний абзац узловатым птичьим пальцем.
Опускаюсь на корточки и читаю строки, на которые он указывает. А потом еще раз. И еще — всю страницу.
— Птиц! Это может сработать.
Ворон удовлетворенно кивает.
В академию возвращаюсь незадолго до завтрака и, осторожничая и поглядывая по сторонам, быстрым шагом бегу к общежитию. Миную злосчастный фонтан, у которого в столь ранний воскресный час никого нет. Вхожу под сень гигантской статуи Хрюстона — хранителя академии Шан-Дарах.
Воин с клыкастой кабаньей головой, толстым животом и огромным топором в руках внимательно следит взглядом маленьких глазок, пока я, по давнему обычаю, выкладываю на подножье желуди и спешу дальше. Не терпится оказаться у себя побыстрей.
А спешить стоит. Вызвав меня, Руфус сохранил лицо перед свидетелями, но это отнюдь не значит, что теперь можно расслабиться до часа икс. Его прихвостни не упустят возможности напакостить мне по мелочи. Особенно Люсиль Берки с подружками — такими же ящерицами. Всем известно, как эта компашка умеет портить адептам жизнь, а я должна явиться на дуэль целой и невредимой.
До своей комнаты на третьем этаже общежития добираюсь без приключений. Как учила Гейл Мандрейдж, моя соседка проклятийница, проверяю дверь на предмет всяких нехороших вещей. Обнаруживаю что-то новенькое. Судя по магическому фону — проклятье предназначено для любого, кто захочет эту самую дверь испортить. Например, написать гадость или облить чем-нибудь мерзким. Рискнувшего покуситься на святое ожидает какое-нибудь онемение рук или мгновенная тошнота. Или что-нибудь еще, на что хватит изощренной фантазии Гейл.
Хотя нет. Тошнота вряд ли. Опытным путем давно определили, что под дверью нам такое больше не надо. С теплом подумав о своей соседке, улыбаюсь и захожу в наш блок. Время раннее, многие отсыпались после субботних тусовок, и Гейл не исключение, так что стараюсь не шуметь. В случае с проклятийниками спонтанное пожелание чего-то недоброго чревато последствиями. Потом снимать замучаешься.
Пока я мнусь в маленькой общей гостиной и решаю, стоит ли прямо сейчас сбегать на завтрак или не рисковать, из своей комнаты появляется заспанная проклятийница. Ее заспанность выражается в легком беспорядке идеально прямых черных волос, естественном цвете губ и отсутствии очков. Если бы не халат, в который Гейл кутается, кто-то другой и не понял бы, что она только что встала с постели.
Очки Гейл носит не из-за плохого зрения. Магкоррекция хоть и стоила дорого, но зато действует стопроцентно. В случае с Мандрейдж — это особый артефакт. С одной стороны он усиливал ее чувствительность к проклятиям, позволяя лучше видеть плетения, а с другой — защищает окружающих от дурного глаза самой Гейл. Так всем спокойнее жить. А все дело в том, что Гейл — сильнейшая среди выпускников своего факультета, и ей прочат большое будущее при дворе.
— Привет! — здоровается она чуть хриплым ото сна голосом. — Уже вернулась?
Уходя вчера, я сказала, что поеду домой. Да, наполовину вранье. Но не сообщать же каждому встречному, что я стащила Алый Гримуар и собираюсь проникнуть в особняк Андери, чтобы провести ритуал высшего порядка.
К тому же тетушку Марджери я действительно навестила. Нужно же было незаметно умыкнуть артефакт абсолютного подчинения. Старый галстук, который я подменила на очень похожий внешне — ученический, на моих глазах впитался в шею призванного демона, а сам он куда-то испарился. Надеюсь, тетя Марджери не сразу заметит подмену…
— Угу, — с запозданием киваю соседке. — С добрым!
Гейл подозрительно на меня смотрит. Упадочное настроение не остается незамеченным. Проклятийница останавливается рядом. Щурясь, несколько мгновений пристально смотрит. Как обычно в этот момент в животе все сжимается от томительного ожидания вердикта?
— Ну что?
— Обычная невезуха, никаких проклятий — выпрямляется Гейл. — Но, если хочешь, могу что-нибудь сделать.
Яростно мотаю головой, и Гейл, зевая и шаркая домашними шлепанцами, направляется в нашу общую ванную. Выходит минут через пятнадцать в своем традиционном обличии. Обтягивающее идеальную фигуру темное платье, бледная кожа лица, на которой ярким пятном выделяются напомаженные губы и бессменные очки, придающие проклятийнице стервозный вид.
— Высушишь мне волосы? — просит она. — У тебя лучше получается.
Киваю и черчу рукой малый круг призыва. Явившиеся на мой зов низшие воздушники мгновенно приводят прическу Гейл в порядок.
— Спасибо.
Соседка стоит у двери, пристально глядя на меня.
— Что?
— Посиди-ка ты лучше до вечера в комнате, Ирис. Я вчера кой-чего услышала… В общем, я сама принесу тебе завтрак. Ты же не завтракала, так?
Она не столько спрашивает, сколько утверждает. А когда Гейл говорит таким тоном, стоит ее слушаться.
— Все настолько плохо? О… — догадываюсь я. — Они решили устроить мне неявку?!
Мандрейдж молча кивает и выходит. Да, многословной мою соседку не назовешь, но и я не душа компании. Наверное, поэтому Хрюстон определил нас жить вместе. Нам не всегда нужны слова, чтобы понимать друг друга.
Оставшись в одиночестве, мечусь по заставленной старой мебелью и книжными шкафами тесной гостиной. Неявка! Вот значит как! Тот, кто не является на дуэль в назначенное время — признается проигравшим.
— Ах ты, Руфус! Ах ты, анус перепуганный! Очень по-честному, ничего не скажешь!
Ударившись бедром об угол стола и любимым мизинчиком о ножку дивана, застав себя успокоиться. А то так самостоятельно покалечусь на радость Маклюсу и его шатии.
