Игорь Губерман - Лавровый венок я отправил на суп…

Постскриптум через много лет

Вампиры, вурдалаки, упыри —со временем в ладу и в унисон —отменно укрываются внутриничуть не подозрительных персон.

Равновесие, гармония, баланс —в этой троице основа и опоранашей веры в очень маленький, но шанс,что взорвется этот мир еще не скоро.

Пролиты реки крови, только сноватечет поток мыслительной лузги,и бред переустройства мировоготревожит неокрепшие мозги.

Когда излишне долго населениеживет, забыв о совести и чести,незримо наступает оскопление —духовное и умственное вместе.

В российских накаляющихся спорахтоварищ мой, по духу – гладиатор,участвуя в общественных раздорах,азартно льет гавно на вентилятор.

Фарс, абсурд и ахинея —способ самый подходящий,чтобы глубже и полнееописать наш век бурлящий.

Увидел я, скитаясь по гастролям,изрядное количество народаи ясно ощутил: над русским полемвисит еще густая несвобода.

Не хочет видеть этого никто,меж тем как с очевидностью вездев политику легко плывет лишь то,что с легкостью всплывает на воде.

Народ не хочет жить на стреме,хотя смекалистый и чувственный,но легче жить в душевной дремеи непробудной спячке умственной.

Возможна масса комментариев,но век наш, видимо, таков,что и среди гуманитариевужасно много мудаков.

Сегодня оглянуться трезво если,то нету ничего для утешения:вокруг уже поют иные песнии шьются по – иному отношения.

А зону я недолго потоптал —ушел я по случившейся удаче,однако же души моей кристаллот зоны стал оттенками богаче.

Мы шли по жизни ощупью,мы духом не протухли,хотя Сенатской площадьюслужил нам стол на кухне.

Наше время помнить надовсем текущим поколениям:черных гениев плеядараспахнула путь к затмениям.

Слежу с небывалой доселе опаскойза хмуро молчащим народом:Россия беременна пламенной встряскойс неявным в итоге исходом.

Россия – подросток: мучительны ейнаплывы духовной затейности —то травит Россию избыток идей,то мучит позор безидейности.

Кошмарного столетия свидетель,изведав человеческую гнусь,едва услышу я про добродетель —угрюмо, но заливисто смеюсь.

Характер мой – изрядно скверныйи всякой власти супротивный,а курс по жизни взял я верный —тернистый, но не коллективный.

Метели, вьюги и буранысвистят и в ночь, и поутру,а мы, живучие бараны,пасемся лихо на ветру.

А что насчет духовной высоты,во мне глухие мысли тихо зреют:Россия – странный сад, ее цветыеще в бутонах чахнут и хиреют.

Тени предков незримо витаюти сливаются с нами частично,человеки напрасно считают,что решают и думают лично.

Я чувствую давно и очень остро,что нам поблажка выдана большая,что совесть наша, память наша – сестры,и гаснет память, совесть утешая.

Душа моя жила вполне типично,растя в тюрьме терпение свое,и сделалась настолько эластична,что гнусь вокруг не трогает ее.

Время тихой жизни краткосрочно,взрывчаты котлы племен и наций,хрупко разгорожен и непрочноэтот зоопарк цивилизаций.

Чем больше в человеке благородства,чем искреннее предан он отчизне,тем более острей свое сиротствоон должен ощущать в текущей жизни.

В этом удивительном бедламенас ласкают взорами несытымичерти с белоснежными крылами,ангелы, стучащие копытами.

По всей земле идет разбойразличных обликов и видов,легко играет Бог судьбойземных душевных инвалидов.

С действительностью тесные контактысознание историков калечат:взаимоисключающие фактыв реальности друг другу не перечат.

Я тихо правил ремесло,то холод был, то пламя знойное,и время мимо пронеслосвое дыхание убойное.

Забавно, что опора и основадобра и зла, творимых повсеместно, —по-прежнему какое-нибудь слово,которое заваривает тесто

Какой-то очень важный бес,минуя споры и витийство,включил в технический прогрессинструментарий для убийства.

Я ничуть не склонен к безразличиюи смотрю с мучительной тоской:все пути к российскому величиюкровью заливаются людской.

Все в жизни происходит очень быстро,а движемся мы с кем-то во главе,поэтому опасна Божья искрав опилками набитой голове.

Наплевав на голос осторожности,цели и резоны сочиняюти при первой выпавшей возможностибойню человеки учиняют.

Жизнелюбие стиха непостижимо,как загадка о начале всех начал,между плитами гранитного режимаон упрямо пробивался и звучал.

Так портится творения венец,настолько он озлоблен и жесток,что сам себе готовит он конец,и новый будет высажен росток.

Где смирно и пугливо население,и климат отношений нездоров,естественно и просто появлениевластительных бандитов и воров.

О ходе испарившихся столетийсудить если суммарно и итогово,то нету нынче зверя на планетестрашнее и опаснее двуногого.

Вот – вот нагрянет гибельный цунами,мы будем в этом сами виноваты,но даже возле смерти между намипродолжатся горячие дебаты.

Лишь потому – и в том уверен —я в долгой жизни не скучал,что зло с добром я в равной мереи повидал, и повстречал.

Но как бы ни была безумна власть,и как ни тяжело ее наследство,а прошлое никак нельзя проклясть,поскольку с ним совпало наше детство.

Нет, не ответил бы я матом,когда б меня о том спросили,но гнусно пахнет паханатомустройство нынешней России.

У нас душа совсем особой масти,у нас и жизнечувствие свое —мы выросли в года советской властина месте преступления ее.