Александр Иванов - Плоды вдохновения

Кое-что о потолке

(Вадим Кузнецов)

Выпью вечером чаю,

в потолок посвищу.

Ни о ком не скучаю,

ни о чем не грущу.

Я живу не скучаю,сяду в свой уголок,выпью вечером чаюи плюю в потолок.

От волнений не ежусь,мне они нипочем.Ни о чем не тревожусьи пишу ни о чем…

Выражаю отменносамобытность свою.Посижу вдохновеннои опять поплюю.

Наблюдать интересно,как ложатся плевки…Да и мыслям не тесно,да и строчки легки.

Чтим занятия те мы,что пришлись по нутру.Есть и выгода: темыс потолка я беру.

И плевать продолжаюсмачно,наискосок.Потолок уважаю!К счастью, мой – невысок…

Архивная быль

(Владимир Рецептер)

Терпенья и мужества впрок накопив

и перед судьбою смиренья,

спускайся, верней, поднимайся в архив,

спроси номерное храпенье…

Терпенья и мужества впрок накопив,душою возвышен и тонок,как ныне сбирается прямо в архивнаш интеллигентный потомок.

Хватило бы только старанья и силв бесценные вникнуть страницы…И вдруг, замирая, потомок спросил:– А где тут Рецептер хранится?

Хранитель архива, бессмертных кумир,сказал ему: – Сам удивляюсь!Здесь Пушкин, там Хаустов, ниже – Шекспир,Рецептера нет, извиняюсь!

– Да как же! – воскликнул потомок, дрожаи мысленно с жизнью прощаясь. –Ты режешь, папаша, меня без ножа,ведь я ж по нему защищаюсь!

Он столько гипотез и столько идей,как помнится, выдвинул славных,что должен среди знаменитых людейв архиве пылиться на равных!

Ответил хранитель, взглянув из-под век,спокойным пытаясь казаться:– Не лучше ли вам, молодой человек,за первоисточники взяться…

Что делать?

(Нина Королева)

Мой первый ненаглядный человек

Был молод, и умен, и человечен…

А мой второй мужчина был красив.

И были годы, полные тревоги…

А третий мой мужчина – был ли он?

И кто он был? Да разве в этом дело!

Я первого забыла. И второйИз памяти ушел, как в лес охотник…А первый, между прочим, был герой.Второй был мореплаватель. Нет, плотник!

Мой третий был красив. Четвертый – лыс,Но так умен, что мне с ним было тяжко.Мой пятый строен был как кипарис,И жалко, что загнулся он, бедняжка…

Шестой, седьмой, восьмой… Да что же я?Что обо мне подумают отныне?Ведь это все не я, а лишь мояЛирическая слишком героиня!

Что делать мне? И что мне делать с ней?Пора бы ей уже остановиться…Мне кажется, необходимо ейНемедленно в кого-нибудь влюбиться!

С кем поведешься

(Евгений Антошкин)

Меня не так пугают психи –

Они отходчивы,

Смелы.

Боюсь восторженных и тихих:

Одни глупы,

Другие злы.

Не всем дано понять, возможно,ПолетВозвышенных идей.И мне тоскливо и тревожноСредиВменяемых людей.

Совсем другое дело – психи!Порой буйны,Порой тихи.С каким они восторгом тихимБормочут вслухМои стихи!

Их жизнь близка мне и знакома,Я среди нихВо всей красе!Я им кричу: – У вас все дома? –Они в ответ кричат:– Не все!

Да разве выразить словамиТо, как яУдовлетворен.Ведь я и сам – но между нами! –С недавних порНаполеон!

Пропавший день

(Александр Шевелев)

Тиха вечерняя равнина,

Звезда вспорхнула надо мной.

Весь день душа была ранима

Красивой женщиной одной.

Я пробудился в девять двадцать,сказав себе: «Пора вставать!»Поел и вышел прогулятьсяпримерно в десять сорок пять.

Пешком по Невскому я влекся,порхало солнце надо мной.В двенадцать десять я увлексякрасивой женщиной одной.

Пошел за нею. Вдохновеньеснедало грудь. Глаза зажглись.И – о волшебное мгновенье! –в семнадцать тридцать мы сошлись

у гастронома. Так ранимабыла душа на склоне дня!..Она прошла с улыбкой мимои не заметила меня.

Пришел домой я, дверью хлопнули понял, севши на диван,что я, дурак, весь день ухлопална изнурительный роман.

Бесовские штучки

(Юрий Панкратов)

На лугу, где стынут ветлы,

где пасутся кобылицы,

обо мне ночные ведьмы

сочиняют небылицы.

Нечестивы и рогаты,непричесаны и сивы,прибывали делегатына конгресс нечистой силы.

Собрались в кружок у дубаи мигали виновато,все пытали друг у друга:– Братцы, кто такой Панкратов?!

Ведьм немедля допросили:– Что за шутки, в самом деле? –Но они заголосили:– Ночью мы не разглядели!..

Домовой пожал плечами,в стенограмме бес напутал.Водяной сказал, скучая:– Может, кто его попутал?..

Делегаты повздыхали, –тут сам черт сломает ногу!И хвостами помахали,и послать решили… к богу!

…Обижаться я не вправе,но придется потрудиться,о своей чертовской славесочиняя небылицы.

Сколько будет дважды два

(Лев Куклин)

Я немало дорог истоптал в этом мире,

И на собственной шкуре я понял зато:

Дважды два – не всегда в нашей жизни четыре,

А порою – и пять.

А бывает – и сто.

Я когда-то мечталинженером стать горным,В этом деле хотел получить я права.Но везде мне вопрос задавали упорно:– Сколько будет, товарищ Куклин,дважды два?

– Пять! – всегда отвечал я упрямо и гордо,В эту цифру вложив темперамент и злость.Инженером, увы, а тем более горным,К сожалению,так мне и не довелось…

Я хотел быть актером, врачом и матросом,Стать ботаником чуть не решил я едва.И повсюду меня изводили вопросом:– Сколько будет, товарищ Куклин,дважды два?

Улыбались, не то еще, дескать,мы спросим…Стал везде отвечать я по-разному всем:«Шесть», «одиннадцать», «тридцать один»,«сорок восемь»,Как-то сам удивился, ответив: «Сто семь!»

Кто, не помню,помог мне однажды советом,Поклониться советчику рад и сейчас:– Ваш единственный путь – становитьсяпоэтом,Ибо уровень знаний подходит как раз…

И с тех пор я поэт. Сочиняю прилично.Издаюсь, исполняюсь,хоть в мэтры бери…Я, конечно, шутил, ибо знаю отлично:Дважды два – как известно и школьнику – три!

На задворках

(Евгений Елисеев)

Выйдешь на задворки

и стоишь как пень:

до чего же зоркий,

лупоглазый день!

А потянешь носом –

ух ты, гой еси!..

Кто-то любит горки,кто-то – в поле спать.Я люблю задворки –чисто благодать!

Дрема дух треножитцельный божий день.Всяк стоит как может,я стою как пень.

Думать – энто точно –лучше стоя пнемвислоухой ночью,лупоглазым днем.

Бьешься над вопросом,ажно вымок весь.А потянешь носом –хоть топор повесь.

Хорошо, укромно,как иначе быть…Тут мысля истомна –инда да кубыть.

Если ж мыслей нету,господи спаси,выручить поэтаможет «гой еси»!

Тайна жизни

(Василий Захарченко)

Я часто замираю перед тайной.

Ей имя – жизнь.

В разрядах молний, в грохоте грозовом,

В рассоле огнедышащей планеты

Родился крохотный комочек жизни –

Икринка, сгусток…

Я часто замираю перед тайной,Я бы назвал ее – преображенье.Загадочнее тайны нет нигде.…Немыслимо бывает пробужденье:Глаза разлепишь – что за наважденье? –Лежать лежишь, но неизвестно где…А в голове – все бури мирозданья,Да что там бури – просто катаклизмы,Как написал бы Лавренев – разлом!Глаза на лбу, в них молнии сверкают,Язык шершавый, в членах колотун,Ни встать ни сесть,Во рту бог знает что,Не то Ваала пасть, не то клоака,Выпрыгивает сердце из груди,И что вчера случилось – помнишь смутно…И тут, я вам скажу, одно спасенье,Верней сказать, единственное средство.Берешь его дрожащими рукамиВ каком-нибудь вместительном сосуде,Подносишь к огнедышащему рту!..Струится он, прохладный, мутноватый,Грозово жгучий, острый, животворный!..Захлебываясь, ты его отведал –И к жизни возвратился и расцвел!Есть в жизни тайна!Имя ей – рассол.

Смертельный номер