Льюис Кэрролл - Придирки оксфордского прохожего

Профессор. Сэр, а вы знаете немецкий?      

Ловчий. Поверьте мне, нет.

Профессор. Тогда, сэр, я отвечу вам лишь так: «Wie befinden Sie sich? [143]»

Ловчий. Не сомневаюсь, сэр, вы совершенно правы.

Удильщик. Но, сэр, я хотел бы с вашего разрешения спросить у вас еще кое-что, а именно: что это за непристойный ящик, который заслоняет наш прекрасный небосвод? Во имя чего в чудесном старом Городке и притом на столь видном месте соорудили люди такую отвратительную штуковину?

Профессор. С ума вы сошли, сэр? Ведь это — самое что ни на есть климактерическое и венечное здание, последний вздох нашей архитектуры! Во всем Оксфорде нет ничего похожего.

Удильщик. Слушать вас — такая радость!

Профессор. И поверьте мне, на взгляд серьезного ума категориальное развитие Абстрактного, если подходить к нему мировоззренчески, должно непреложно раскрывать себя в параллелепипетизации Конкретного. На сим прощайте.

Профессор уходит.

Удильщик. Вот ученый человек; и хотя в его рассуждениях много непонятного, но и много ж умного.

Ловчий. Только шумного, на мой взгляд, только шумного. Но не пора ли мне прочесть вслух какую-нибудь из этих баллад? Тут есть одна — называется «Странствующий член парламента»; судя по всему, это грустная песенка, и потому сама напрашивается в уши тем, чьи глаза вынуждены сносить столь гнетущее зрелище.

Удильщик. Читай, достойный ученик, а я тем временем насажу наживку на крючки.

Ловчий читает.

СТРАНСТВУЮЩИЙ ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА [144]

Долгонько Вилли пребывал     От Оксфорда вдали,Покуда вновь средь наших стен     Узреть его смогли.

Бродяжил Вилли годы и годы,     Годы — пяток-другой;Покуда Оксфорд не узнал:     Вернулся он домой.

Уж он стоит у Врат Фомы,     Гремуче бьет кольцом;Спешит привратник сам собой     С приветливым лицом.

«Входи ж, о Вилли, и виждь, о Вилли,     Красоты, кои мыВоздвигли к вящей лепоте     Квадратного Фомы».

У Вилли самый первый взгляд     Исторгнул лишь смешок.У Вилли следующий взгляд     Исторгнул слез поток.

Стоял Табачный ящик прям —     Как неба кус отбили.Но лишь Траншею увидал —     Забыл про ящик Вилли.

Траншея-зев! И парапет     Насквозь пронизан ею.Когда же он узрел Туннель,     То возлюбил Траншею.

Во глубине могильный мрак —     Что далее, что ближе;И встречных вам не распознать,     Хоть это будьте вы же.

Вертел он бедной головой,     Глазел на этих Трех,И с каждым разом издавал     Всё горестнее вздох.

«Ну как, любезнейший, ну как? —     Орет привратник в спину. —Скажи, видал ли ты когда     Приятнее картину?»

«Болван, свой длинный язык придержи-ка,     Язык придержи-ка, балда.Клянусь, мерзлее вида я    Не видел никогда!

Чем тут глазеть, как дураку,     На чуда эти три,Я лучше к Айртону и Лоу     Пойду в секретари [145]!

Покуда я прямым углам     В Крайст Черч не поклонился,Подамся чистить башмаки     У Оджера и Билса [146]!»

Удильщик, Ловчий.

Удильщик. Изумительная баллада! Но взгляни же — вон идет еще один служитель Колледжа. Не могу разгадать род его занятий, ибо такое платье видеть мне внове.

Ловчий. Как мне кажется, в его одеянии присутствуют элементы наряда жокея, судьи и североамериканского индейца.

Входит Сумасшедший.

Удильщик. Сэр, могу я спросить вас о вашем имени?

Сумасшедший. С превеликим удовольствием отвечу. Джиби, к вашим услугам.

Удильщик. А по какой причине (прошу прощения за любопытство, но я, как вы могли заметить, нездешний) носите вы столь вызывающий и вместе с тем столь дурно подобранный наряд?

Сумасшедший. Что ж, сэр, я вам отвечу. Читаете ли вы «Морнинг Пост»?

Удильщик. К сожалению, сэр, нет, не читаю.

Сумасшедший. Мне вас искренне жаль. Ибо, видите ли, не читать «Пост» и не быть в курсе новейшей и наиболее поощряемой моды — это одно и то же. И тем не менее, одеяние, что сейчас на мне, не есть новомодное. Такой фасон никогда не был и никогда не будет в моде.

Ловчий. Вполне верю.

Сумасшедший. Вот почему, сэр, я его и ношу. Это символ величия. Вокруг себя вы видите мои деяния. Si monumentum quaeris, circumspice [147]! Вы знаете латынь?

Ловчий. Не знаю я, сэр! Стыдно признаться.

Сумасшедший. В таком случае вы (скажу вам без оговорок) monstrum horrendum, informe, ingens, cui lumen ademptum [148]!

Ловчий. Сэр, вы, конечно, можете мне сказать все это без оговорок, а можете с оговорками и даже с ошибками — я все равно ничего не понимаю. Но если уж, как вы уверяете, я вижу вокруг ваши деяния, то мне страстно хочется знать, о каких именно речь?

Сумасшедший. Горе′, сэр, высится первое и главнейшее! Этот воспаривший минарет! Этот велико-лепный купол! Этот сказочно лучезарный...

Ловчий. Тот деревянный ящик?

Сумасшедший. Он, он, сэр! Мое творение!

Ловчий (помолчав). Сэр, он вас достоин.

Сумасшедший. А теперь чуть-чуть опустите очи и узрите мое второе детище. Ох, сэр, какое напряжение лба, столько стуков головой, сколько выдранных волос потребовалось для его создания!

Ловчий. Вы говорите об этой свежепробитой бреши?

Сумасшедший. Да, сэр. Мое творение!

Ловчий (после длительного молчания). А что еще, сэр? Горю желанием узнать о наихудшем.

Сумасшедший (яростно). А вот, а вот! Мое третье великое творение! Склоните, склоните ваши уши, ваши носы — любую часть тела, которую вам мало-мальски удобно преклонить. Видите вы тот двойной проем? Он маячит перед вами, высокий и узкий — простые и строгие очертания — сплошная кирпичная кладка посредине — а внутри чернь и чернота полуночи! Сэр, что он вам напоминает?

Ловчий. Склеп, сэр, и покойницкую.

Сумасшедший. У вас богатая фантазия, но это не склеп. Нет, сэр, вы видите перед собой железнодорожный туннель!

Ловчий. Да вы что!

Сумасшедший. Правда, правда. Следите за мной. Любовь, любовь, ты движешь миром. Общество движется вокруг самого себя. Кругами. Военное общество — военными кругами. Круги должны иметь центры. Военные круги — военные центры.

Ловчий. Не пойму что-то...

Сумасшедший. А вот! Сказали же наши Правители: Оксфорд да будет военным центром! А главнейший из них (с приятным лицом, но зато с каменным сердцем) подчинил его своему младшему сержанту (не помню, как его зовут; он ещё очень хорошо играет в карты, тем самым следуя заповедям одного великого мужа, который последний раз так отличился в Ирландии при игре в криббидж, что зрители такое не скоро забудут) [149]; а затем, сэр, этот великий Колледж, неизменно благоверный и благородный, выделил сей Квадрат под Железнодорожный Вокзал, чтобы войскам было куда прибывать. В этот Туннель будет вести рельсовый путь.

Удильщик. Но, сэр, я не вижу рельсов.

Сумасшедший. Терпение, сэр! Поношения рельсов мы ожидаем от публики. Колледжу лишь останется подготовить шпалы.

Удильщик. Значит, идея Туннеля...

Сумасшедший. Моя, сэр! О, фантазия! О, остроумие! О, богатая юмористическая жила! Когда пришла идея? В мороке полуночи. Что подало идею? Совочек для сыра. Как пришла идея? Приснилась в кошмаре. Внемлите — я расскажу вам. Постройте студентов в каре — и можете принимать звание каноника. Всю ночь мне грезились омары, в строгом порядке марширующие по столу. Что-то затрещало в пламени свечи — что-то звякнуло среди чайных чашек — что-то в невыразимом томлении затрепетало под каминным ковриком. Сердце подсказало мне, что нечто грядет — и нечто грянуло! Голос воззвал: «Совочек для сыра!» — и меня озарила Величайшая Мысль моей жизни! Поместив на каминную полку завалявшийся кусок сыра стильтон, как если бы он представлял собой вот этот выдающийся Квадрат, я отступил в дальний угол комнаты, вооруженный одним лишь совочком для сыра, и бесстрашно принялся ожидать слов команды. В атаку, Дегустатор, в атаку! Ну, стильтон, держись! Подскочив на месте, я с воплем ринулся через комнату и вонзил совочек в самое сердце врага! Повторим подвиг! Опять крик — еще прыжок — и еще одна полость на месте вывернутого куска сыра! Дело сделано!