Красивая дочь, ружьё, лопата, алиби - Ольга Станиславовна Назарова
– Хахххалю, значить можно, а мне с Веркой низзя? – возмущался невменяемый субъект.
– Ну, достал же! – вздохнул Михаил. – Я же с тобой по-людски пока разговариваю. А! Хоть что с тобой разговаривать! Пошли! Ножками-ножками. Сдам тебя матери и пусть она и думает, как тебя в порядок привести.
– Михаил Иваныч, отпустите Максима! – из-за угла выбежала возмущенная женщина. – Что, эта Ваша его опять приманила?
– Кто эта моя? Вера у себя дома сидит, а твой сын тут ерунду устраивает! Убери ты его с глаз моих, а то не посмотрю, что твоя мать с моей дружили, набью ему рожу!
– Да это всё Верка твоя. Что она с парнями делает? Только головы всем морочит! Пусть бы выбрала одного и замуж вышла! Нет, всё форсит, перебирает…
– Да с какого перепуга она должна замуж сейчас выходить? Просто? Чтобы твой сыночек за ум взялся? Так у него ума и раньше-то не особо было, – рыкнул Михаил, подталкивая Макса к матери. – Ей девятнадцать всего! Кого она перебирает? Уводи его от греха! Я и так чуть сдержался, когда мои собаку спасали, которую твой сыночек топил!
– А у Вееерки хахххаль приехал! – вдруг вспомнил Макс и отправился выяснять отношения с «хахалем», немного растерявшимся от страстей, которые, скорее, ожидаешь в какой-то итальянской комедии или трагедии…
– А вот я теббббя счас!
И тут Валерий совершенно явственно услышал, как Вера, стоящая у калитки, негромко приказала:
– Шарик! Лесоповал!
События, последовавшие за этим, убедили Валерия в том, что кот командам точно обучен. Пусть необычным командам, так и семейство тут тоже неординарное.
Вылетевшее из-за калитки серое полосатое нечто ловко заплелось в ногах у нападающего, тот рухнул на четвереньки, и прямо перед собой узрел очень-очень спокойную морду алабая.
Вопли и ругань прекратились, словно кто-то кнопку нажал.
Максим сидел на траве, уставившись на раскрывшуюся перед ним дивную картину – ухмыляющуюся собачью пасть, которая с перепугу показалась ему ничуть не меньше крокодильей.
– Потапов, убери своих проклятых собак! – взвыла как пароходная сирена мать Максима.
– Бук, сидеть! – Михаил Иванович иногда очень жалел о том, что в законодательстве нет исключений типа «можно нaбить физиономию пьяному дyрню в исключительно воспитательных целях», подозревая, что тогда небольшая, но очень проблемная часть населения могла бы и поумнеть. Правда, как человек военный, подчиняться приказам наученный, вздыхал и… подчинялся. Почти всегда. По крайней мере, тогда, когда рядом были очень предвзятые свидетели.
Бук, тоже воспитанный подчиняться, тут же сел, но пристального взгляда от объекта не отвёл.
А что, смотреть-то можно? Можно! А то, что у объекта наблюдения сразу такая трезвость в организме просыпается – так это инстинкт самосохранения работает, это не запрещено!
– Забирай ты своё сокровище и не пускай к нам. Я тебе серьёзно говорю! – Михаил выглядел очень похожим на разъяренного медведя.
Женщина вцепилась в пьяного сынка и поволокла его за угол.
Вера проводила Максима довольно-таки мрачным взглядом, по опыту зная, что если уж он сорвался с более-менее трезвого состояния, то пока не получит какое-то серьёзное внушение, не успокоится – натура такая.
Прошлый раз «полёт буревестника в пьяном угаре» закончился тем, что Максу пришлось на соседней улице мыть измазанный всякой дрянью забор – а всё потому, что его пару раз, разумеется, абсолютно случайно уронили в канаву, откуда он и набрал пакость для заборного дизайна.
В позапрошлый – попытался зачем-то изловить померанского шпица соседки-пенсионерки, и был банально, но сильно побит шлангом. Благо свидетелей не было, а пенсионерка перманентно имела вид безмятежного одуванчика в безветренный день.
Год назад Макс и к ним залез – за огурцами. И ведь додумался же – дождался, когда отец начнёт менять заднюю часть забора, вот и полез за приключениями на ягодичные мышцы.
Приключения он получил в полной мере, тут уж даже мать его возмущаться не посмела – подранные в клочья штаны за кражу были небольшой расплатой, как ни крути.
А потом Макс вдруг узрел, что она как-то изменилась и из Верки-девчонки стала выглядеть как-то иначе. Узрел и воспылал…
– Как он надоел-то! – шипела она, и летал уже Макс и в крапиву, и в шиповник, и в заросли колючей жадной ежевики. Всё зависело от того, где именно его голову посещала светлая идея осчастливить Верку своим драгоценным вниманием.
Сегодняшнее происшествие на озере перевело Макса из категории «пить не умеет, а туда же» в совсем иную – «опасная и гнусная пакость».
Вера вспомнила тонущую собаку и физиономию этого самого Макса, когда он замахивался палкой на несчастную Офелию, и стиснула зубы.
– Ну-ну, полетаешь ты у меня ещё. Хахаль нашелся! – а потом невольно обратила внимание на стоящего неподалёку «курьера». Кажется, только тогда и рассмотрела.
Никакого неприятия он не вызывал, странным образом не нервничал, и… что очень прибавило плюсов – на Верину внешность неправильно не среагировал!
Никак у Веры не получалось спокойно реагировать на повышенное мужское внимание. Нет, понятное дело, приятно, когда ты из замухрышки вдруг превращаешься в привлекательную и симпатичную, но вот дальше этой приятности у Веры дело не шло. Не нужны ей пока были ни ухаживания, ни предложение руки-сердца и прочего ливера, ни цветы и маленькие бархатные коробочки со всякими «кусочками сыра» ювелирного происхождения.
Вера, как единственная, очень любимая и здраво воспитанная дочь полковника Потапова и его жены, имела чёткое представление о собственной жизни – учёба, устройство на работу, а потом уже всё остальное. Просто потому, что не всем же так везёт, как её маме с отцом, а вот, если что… заработать на кусок хлеба и себе, и детям надо уметь непременно!
Поэтому навязчивое внимание, а тем более упорные преследования некоторых сильно вдохновившихся её внешностью представителей мужского пола Веру только раздражали. Она всегда умела и любила дружить с мальчишками, и то, что многие из друзей стали её воспринимать не как друга, а как объект для ухаживаний, было приличным разочарованием. Друзей сильно поубавилось, прямо скажем – дефицит образовался, и на почве этого на человека, который спокойно воспринял и падение, и здоровенных собак, и кота-диверсанта, плюс не струсил перед очень нетрезвым Максимом, кстати говоря, вымахавшим в приличный шкаф, Вера смотрела вполне приветливо.
Потапов проводил тяжелым взглядом Максимову спину, покачивающуюся в отдалении, и поднял на руки кота.
