Ф. Илин - В море – дома! Славный мичман Егоркин

Глава 6. В море всегда есть место… чему-нибудь

Он может удивить весь мир!

Не видит если командир…

Выйдя на правое крыло мостика, вахтенный офицер Владимир Журков одернул зазевавшегося, глубоко «ушедшего в себя» сигнальщика. Махнув в сторону полигона, на котором угадывались угольно-черные, горбатые силуэты сразу двух подводных лодок, он спросил спокойным, будничным тоном: – А скажи мне, дорогой товарищ, что это там, вдалеке, так красиво проблескивает желтым светом?

На этот простой вопрос он рассчитывал получить такой же простой и однозначный ответ, и вернуть внимание сигнальщика к обстановке. Все просто! Но не тут-то было!

О чем думал этот сигнальщик, было неизвестно, но выдал он ответ, ставший бессмертным: – Это снегоуборочная машина, товарищ капитан-лейтенант!

На ходовом посту разом наступила гробовая тишина. На целую добрую минуту! Никто сразу не нашелся, что и сказать. В этой тишине был слышен только возмущенный громкий писк сельсинов стрелочных приборов… Они как будто даже громко взвыли в этот момент!

Потом Журков присел на корточки от изнеможения, и слезы были готовы выступить из его смеющихся глаз. Караев от неожиданности откусил фильтр у незажженной сигареты, которую держал в зубах, рулевой так резко повернулся в сторону сигнальщика, что его пилотка слетела на палубу. Жильцов, ясно слышавший гениальный ответ, звучно икнул. А потом все дружно захохотали!

Тихов, внимательно наблюдавший в индикатор кругового обзора, самое интересное пропустил, и ему еще долго никто не мог объяснить суть происходящего, в которую он честно пытался вникнуть.

Но, в результате, встряхнулись все! Сигнальщик пошел красными пятнами от смущения, и даже самому себе не мог объяснить, как ему удалось ляпнуть такое! Это же надо! Видно, в думах своих он был очень далеко и от вахты, и от самого моря, неизвестно где…

– Где-где? В черном треугольнике! – проворчал Караев – там у матросов всегда все мысли, в конце концов, сходятся…

– Это где??? – недоуменно переспросил разведчик, подозревая, что это, все же где-то на корабле, который он знал плоховато.

– Вот-вот! Именно там, по рифме! Лейтенантов своих спроси – они знают, они тебе расскажут!

– Не только у матросов туда притягиваются мысли, Дмитрий Витальевич! У многих кобелей и постарше они туда бодро ныряют, лишь только отвлечешься! – наставительно поправил командира Тихов, посмеиваясь.

«Да-а-а! Бессмертие во флотском фольклоре нашему «Бесшабашному» уже гарантировано!» – подумал Крутовский, незаметно смеясь себе в усы.

Гидроакустики засекли далекое призывное пение касаток, пустили звук в трансляцию. Было в этом что-то завораживающее… и вскоре два больших красивых зверя грациозно поплыли у борта, то взлетая над волнами, то с шумом уходя в глубину. Вода, смыкаясь за ними, отливала изумрудным цветом, проскальзывая по идеально-обтекаемым телам, а гладкая кожа переливалась радугой в свете солнца. В их движениях играла дикая, природная сила и нельзя было не залюбоваться этой игрой!

Сурков вытащил на ходовой сигнальные гранаты, взрывающиеся на определенной глубине, но командир запретил даже думать о том, чтобы «пугануть» касаток!

– Крутовский, вашему пироману что, заняться нечем? Чем ему касатки-то бедные помешали? – поинтересовался Тихов.

– Я на всякий дежурный случай, товарищ капитан 1 ранга! А вдруг кто за борт сыграет, или барказ спустить придется? Пугнуть же китов будет надо! Они получат по ушам гидродинамический удар, и сразу удерут! – оправдывался Сурков.

– Вот ты смотри, чтобы тебе по ушам не дали, если потеряешь свою гранату-то! – усмехнулся командир.

– Кстати, ты и своему человеку, упавшему за борт, этим взрывом все внутренности до конца отобьешь! И конец – тоже! Чтобы уж наверняка, и с гарантией! Это уж точно! – заверил развоевавшегося старлея мудрый и опытный начальник штаба. «Не настрелялись, не наигрались в войну-то! Значит, еще все впереди! Хуже, когда ему все станет по фигу. Вот тогда…» – подумал он.

– Между прочим, касатки – это не киты, а самые большие дельфины на планете. Они на человека никогда не нападают! – авторитетно заявил доктор, зачем-то вызванный на ходовой к командиру.

– Доктор, позвольте! А эти самые касатки сами-то знают?

– Что – знают?

– А вот то, что они не нападают на человека? И, вдруг нам высаживаться на барказе, буй какой или чего еще подбирать? – спросил у врача капитан 2 ранга Жильцов.

– Ну-у-у, – протянул начмед Венценов, со скрытым сомнением. – Из любопытства, может, в барказ бы они носами и потыкались. Могли бы нечаянно перевернуть его, конечно… но вот напасть… не знаю!

– Ага! Значит только из любопытства? Вот теперь я буду спокоен! – подхватил ехидный Журков. – А любопытство – у них сугубо научное или гастрономическое, тоже? Орать что-то вроде: «Я не вкусный!» – надо? – прицепился он к доктору.

– А если у них возникнет такой интерес, то орать-то уже поздно будет! – ввернул кто-то.

– Эй, а ну, закрыли свой Бакинский базар на ходовом посту! Даже замполит молчит, как положено, внимание не отвлекает. А эти разошлись! Юмор бьет ключом! Чистый КВН! Всему предел бывает! Рулевой вон этот юмор ваш запоминает, чтобы в кубрике с братвой поделиться, а корабль идет, как бык… это самое! – прикрикнул командир, напомнив офицерам, где они, собственно, сейчас присутствуют.

– А ну, не виляй! Рыскаешь, то вправо, то влево по курсу, как пьянчуга по пути из кабака!!! – это уже Караев сходу «подравнял» рулевого.

«Вообще-то, это дело вахтенного офицера!» – устыдился Журков и сделал вид, будто он в этот момент изучал обстановку по правому борту, где было видно взлетающие сигнальные ракеты, очевидно, обозначающие место идущей торпеды.

«Безшабашный» еще долго ходил за «Марьятой». Больше оторваться ей не удавалось. Хватит, ученые!

Глава 7. Если море горбатое…

Если ты, оглушенный, не лезВ штормовое веселье —Что ты знаешь про землю, малец?Что ты знаешь про землю?

Получили штормовое предупреждение, и, хотя погода все еще радовала и искрилась летним солнцем, волны стали повыше. Штурман ворчал, что где-то в столице что-то перепутали, а теперь вот еще возьмут и накаркают. Но командир, молча указал ему на небольшую черную тучку на северо-западе, в которую медленно погружалось солнце. Похоже, что она набухала и разрасталась, а из-за горизонта лезли и ее приотставшие подруги.

– Штурман, вспомните у Лухманова: «Если солнце село в тучу – жди, моряк, на море бучу!» – напомнил Караев. – Классика!

– Если есть ему что вспоминать, конечно… – пробурчал сквозь чуткую дрёму Константин Александрович из-под мохнатого воротника командирского тулупа, куда он прятал усталые от напряжения глаза.

– Да и у меня нога, перебитая когда-то, мозжила всю ночь. Примета верная! – согласился Егоркин, принесший на подпись вахтенному офицеру журнал обходов дежурного по низам.

Командир как в воду глядел! Впрочем, именно туда он и глядел, и видел именно то, что положено видеть опытному моряку, в отличие от восторженных романтиков и равнодушных балбесов, не отягощающих свои мозги лишними знаниями!

Море потемнело, стало живым, переливающимся тяжелым ультрамарином. Ветер скоро запел в антеннах на разные голоса, затрепетали флаги на сигнальных фалах. Волны покрылись белыми «барашками», становились все больше и больше. А вот уже корабль стал тяжело переваливаться с борта на борт, а валы с шумом грохали молотами в борта и злобно шипели. Где-то внизу на палубу полетели с баков матросские кружки и тарелки, беспечно оставленные на них камбузным нарядом. Всё стало свинцово-серым, волны заливали палубу, зло били и по пусковой установке на полубаке, и прямо в лоб, в надстройку. Корабль взмывал на крутой волне и тяжело ухал в открывающуюся, кипящую пеной, темную бездну. С иллюминаторов ходового поста открывалось впечатляющее, жутковатое зрелище.

Вокруг все потемнело – и небо, и море. Куда девался яркий ультрамарин! Черные, как жирная сажа, тучи грозно растекались по небу, опускались до самых мачт… Где-то далеко на юге часто полыхали зарницы. С океана тащило огромные мрачные массы водяной мороси, тяжело пролетавшие над кораблем рваными клоками. На ходовом враз стало сыро и холодно.

Серые, промозглые, крутые валы валяли корабль среднего водоизмещения, как хотели – и с борта на борт, и с носа на корму. Экипаж внизу уже начал страдать от качки. На ходовом, стараясь сохранить равновесие, все вахтенные приняли свои меры. Кто встал «врастопырку», вцепился руками во что мог, кто забился между приборами, сокращая для себя возможность всякого «принужденного» движения.