Диляра Тасбулатова - Кот, консьержка и другие уважаемые люди
В общем, хорошая была передача.
Маме тоже понравилось. Она говорит мне:
– Балкон, на котором Джульетта стояла, – ты же была в Вероне – хорошо закреплен? При продаже дома проблем не будет? Любовь любовью, а перекрытия-то надо укреплять вовремя.
Бабушка Пушкина
Прошлой весной, прогуливаясь по центру Москвы, случайно зашла на читку молодых поэтов.
Мероприятие называлось почему-то «Бабушка Пушкина» (?!).
Сначала – прямо на улице, в огороженном закутке, во дворе Третьяковки на Крымском Валу сильно вопила полуголая певица Елизавета (низкое декольте в собачий холод).
Потом вышли оркестр МАИ и первый по счету поэт.
Совсем юноша.
Юноша дал знак оркестру, и оркестр взвыл – на высокой ноте.
Юноша опять дал знак оркестру, и оркестр – так же неожиданно, как взвывал, – замолчал.
Тогда юноша вдруг взвизгнул в микрофон в манере Пастернака следующее:
– Моя маленькая пучеглазая!
(Юноша обернулся, и оркестр опять дал пару нот и вновь затих.)
Дальше он произнес буквально следующее (причем нараспев, громко и даже как-то истерично):
– Думал – не смогу – а вот люблю – шутки коплю.
Оркестр вновь заиграл, и все зааплодировали.
Я стала медленно сползать со скамейки, сидевший рядом пожилой кавказец посмотрел на меня с участием (было видно, что он здесь, как и я, чужой на этом празднике жизни, рабочей профессии и просто зашел потому, что деваться некуда).
– Дэвушка, вам плохо? (осведомился он участливо).
– Инфаркт (сказала я автоматически).
– Что?! (закричал кавказец).
– Шутка (сказала я). От таких стихов, впрочем, может и инфаркт приключиться…
– У мэнэ был (сказал кавказец задумчиво). Но нэ от стыхов.
– От песен? (спросила я).
– Ага (неожиданно сказал он). Три дня подряд пели на свадьбе, пили и вот – ынфаркт. А вы стихи пишете?
– Нет (говорю). Слава богу.
– Тогда пачэму инфаркт?
– От зависти.
Он ничего не понял и говорит:
– Какие в Москве все странные. Стыхи зачем-то на улыце читают, потом инфаркта боятся…
Проезжайте, Федор Михалыч!
Встретила знакомого «бомбилу». Хороший парень, армянин по национальности.
– Неприятности у меня (говорит). Два раза нарушил на красный, отняли права. На пять месяцев. И как жить? Ну, сделали мне левые права. Отдают, я им деньги. Сразу не взглянул, потом посмотрел и чуть не съехал на обочину.
– А что там было?
– А там написано – Достоевский Федор Михалыч! И моя фотка!
– Шутники, однако.
– Да не то слово! Литературоведы хреновы! Ну, думаю, проскочу. Седня мент останавливает и говорит: что-то знакомое! Мент молодой, слава богу, не знает никакого Достоевского…
– Не заподозрил?
– Не, говорит, а почему вы на вид армянин или там осетин, а фамилия белорусская?
– А ты?
– А я говорю: у меня мать белоруска, а я весь в отца пошел.
– А он?
– А он говорит: проезжайте, Федор Михалыч! И даже под козырек взял. В другой раз, боюсь, не проскочу.
Положительный образ
Позвонила Оля.
Я ей говорю:
– А вот Ленка…
Оля:
– Неинтересно!
Я опять:
– А вот Сашка…
Оля:
– Неинтересно!
Я вновь делаю попытку:
– Вчера пошла на рынок…
Оля говорит:
– Ну скучно – рынок, сплетни!
– А что – интересно?
Оля говорит:
– Как ты думаешь, есть какой-нибудь «положительный» образ женщины в русской литературе?
– Есть (говорю) Шапокляк, старуха типа. Чем-то на меня похожа – пакостливая такая бабка. Но образ – положительный. Веселая зато бабка-то.
Оля:
– Я имею в виду, чтобы она преобразовала жизнь мужчины.
Я (включившись в игру ее):
– В христианском дискурсе чтобы?
– Ну да. Типа того.
– Проститутка, конечно: Сонечка Мармеладова (говорю).
Оля (задумчиво):
– Я тоже так думаю.
Самиздат – Интернет
Пригласили меня тут намедни на круглый стол, посвященный теме «Самиздат – Интернет»: что чего лучше и сохранился ли типо тот читатель, что читал самиздат, а теперь перетек в соцсети – да и то вопрос, перетек ли.
Была я там в качестве живого объекта – как представитель интернетского лалалала и хахахаха, – а вели дискуссию интеллектуалы Гасан Гусейнов и Максим Кронгауз, лингвист.
Кронгауз (славный в принципе человек) всякий раз начинал так: «Да не обидится на меня многоуважаемая Диляра, но…» Или – «Рискуя задеть чувства Диляры, я все-таки скажу» (что типо Интернет – помойка, где кто попало чушь мелет: но не так грубо он, конечно, говорил, а, наоборот, наукообразно и вежливо).
Гусейнов (ужасно симпатичный) представил меня так:
– Интенция артикулировать над-смыслы, сконцентрированные в гипертексте, который…
После чего я сказала:
– Привет! Дело было так. Однажды с жуткого похмелья…
Женщина (из публики) – академической наружности, элегантная и с тонким лицом, явно из «недобитых», в ужасе спросила рядом сидевшего:
– Это кто? (она опоздала).
– Известный автор.
– И что она делает?
– Жжот (ответил сосед на интернет-жаргоне).
Дама замолчала и посмотрела на меня со смесью недоумения и жалости.
Но закончилось все хорошо. Я даже попыталась исправить о себе впечатление и что-то плела о литературе (но никто меня не слушал).
Потом мы пошли к метро с одним издателем, который мне рассказал такую шутку: один автор по экономике писал в основном тексте – 1 руб. 50 коп., а в примечаниях – 1 р. 50 к.
Издатель долго хохотал, закинув голову, так что проходящий мимо милиционер было остановился.
Но, заметив, что мы трезвые и относительно интеллигентные, пошел себе дальше.
Фауст или Мефистофель?
В книжном магазине видела роман «Обитель».
На верхней полке.
Фолиант.
Тыща страниц, наверно.
Ни дать ни взять «Война и мир».
Потянулась посмотреть, он мне – бац! – на башку.
Упала (пол там скользкий, кафельный).
А полка около выхода.
Сигнализация сработала.
Продавщица говорит:
– Вы, извините, хотели «Обитель» вынести?
– Не (говорю), она невыносима.
Продавщица (интеллигентная, книжки же продает, не помидоры таки) говорит:
– Да, тоскливая книга.
– Ага (говорю). И на бутылку не поменяешь.
Она на меня посмотрела внимательно, поняла, что я так веселюсь (из меня часто Швейк вылезает такой, безо всякого повода).
– А вам (говорит) что нравится?
– Коньяк (говорю) три звезды. И стоит столько же.
Она засмеялась:
– Вы что-нибудь хотите купить или только вынести?
– Я куплю. Вы даже не сомневайтесь.
И купила: авторучки (3 штуки), блокноты (2 штуки), ежедневник (1 штука).
Вижу, она разочарована.
Тогда мне ее стало жаль, и я еще купила «Словарь религий».
Она говорит:
– У меня чутье. Вы же – писатель?
Магазин этот на первом этаже издательства, так что и чутья тут не надо.
– Начинающий (говорю).
Она посмотрела с недоверием.
Потом говорит:
– Никогда не поздно. Вон Гёте «Фауста» написал чуть ли не в 80.
– Но начал он раньше (говорю).
– Так и вы начните!
– Сегодня и начну. У меня и персонаж есть подходящий.
– Фауст или Мефистофель?
– Колян.
– А! (равнодушно зевнула продавщица – ей, видно, мой стеб надоел). Удачи вам!
Моя лениниана-сталиниана
Художник Джугашвили
В журнале «Итоги», где я когда-то служила кинообозревателем, была такая служба – проверка фактов.
И там работала славная девушка Ира, очень въедливая: проверяла все, буквально все.
А я взяла интервью с Сергеем Соловьевым, который режиссер, и он говорил о своей задумке – фильме о двух девушках, которые где-то в Австрии в начале прошлого века познакомились с художником Шикльгрубером.
Ира говорит:
– Я все проверила, такого художника не существует!
Все стали смеяться, а я говорю:
– Он еще дружил с неким Джугашвили.
Ира ушла, приходит через час и говорит:
– Художника Джугашвили тоже не существует.
Ленин в тебе и во мне
Позвонила подружка и сказала, что сделала эпиляцию и, извините, интимную даже стрижку.
– Хочу, говорит, поразить воображение своего нового друга.
А я вспомнила, как в Сочи на «Кинотавре» подсмеивалась над одним бедным дядькой, который рекламировал услуги тату-салона.
Шли мы с подружками по берегу и увидели рекламу этого салона:
Интимные стрижки, тату.
Любые рисунки вплоть до живописи великих.
Шишкин, Шилов и др.
А также: Ленин, Сталин и др.
Я стала смеяться, а дядька подскочил к нам и, наклонивши голову, пропел:
– Все, что угодно, художники у нас с высшим худобразованием, кого хотите, плюс стрижки… ну… в общем… там.
– А др. – это кто? (спросила я).
– А любой! (сказал дядька). Хоть Маркс!
