Дэвид Лодж - Мир тесен
— Боже мой, но почему они выбрали именно вас? — спросил Феликс Скиннер.
— Потом они мне сказали, что приняли меня за подозреваемого. Но я так этого не оставлю! Я что, похож на контрабандиста? Я буду жаловаться. И, скорее всего, подам на них в суд.
— Да, все это очень неприятно, — сказал Феликс Скиннер. — Но стоило ли приезжать, когда все уже кончилось?
Паркинсон пробормотал, что намерен кое с кем повидаться — с Кингфишером, Текстелем из ЮНЕСКО и еще с кем-то. Перс его уже не слушал. При упоминании Хитроу перед его мысленным взором возникло лицо Шерил Саммерби, роняющей слезы на расписание авиарейсов. И тут его словно молнией ударило — Шерил любит его! А безрассудная страсть к Анжелике ослепила его, не позволила оценить ее чувства. От осознания этой мысли Шерил в воображении Перса стала бесконечно прекрасной и желанной. Он немедленно должен найти ее! Он обнимет ее, вытрет ей слезы и шепнет на ухо, что тоже любит ее. Расплескивая шампанское, он отошел от Паркинсона и Скиннера и тут же столкнулся лицом к лицу с Анжеликой и Лили — между ними стоял молодой человек в твидовом пиджаке, тот самый, что вел семинар по любовному роману. Лили Перс определил по красному шелковому платью. На Анжелике был все тот же строгий черный пиджак и белая блузка.
— Привет, Перс, — сказала она. — Я хочу представить вам своего жениха.
— Рад с вами познакомиться, — улыбнулся молодой человек, — Питер МакГарригл.
— Нет, я — Перс МакГарригл, — сказал Перс — А вы Питер — как вас…
— МакГарригл, — рассмеялся молодой человек. — Мы с вами однофамильцы. Не исключено, что дальние родственники.
— Вы не из оксфордского Колледжа Святой Троицы? — спросил Перс.
— Именно оттуда.
— Вы знаете, так получилось, что меня по ошибке взяли вместо вас на работу, — сказал Перс. — Когда меня вызвали на собеседование в Лимерик, они думали, что это вы. С тех пор это камнем лежит на моей совести.
— Но тем самым вы оказали мне величайшую услугу! — сказал Питер. — В результате я приехал в Штаты и неплохо здесь преуспел. — Он с нежностью взглянул на Анжелику, и та в ответ сжала его локоть.
— Вы не в обиде на меня, Перс? — спросила она.
— Нет.
— Мне сказали, что вы слушали мой доклад. Что вы о нем думаете? — Она озабоченно взглянула на него, будто его мнение было для нее важно.
От ответа его спас стук по столу. Шум голосов затих. К публике обратился с речью мужчина в элегантном светло-сером костюме, стоящий на лестнице между двумя уровнями пентхауса.
— Кто это? — спросил Феликс Скиннер. — Жак Текстель, — прошептал ему на ухо Редьярд Паркинсон.
— Как все вы, наверное, знаете, — сказал Жак Текстель, — в ЮНЕСКО вводится новая должность профессора-литературоведа, и для вас также не секрет, что мы попросили Артура Кингфишера, главнейшего авторитета в этой области, предложить кандидатуру на этот пост. И сегодня, уважаемые дамы и господа, мне приятно сообщить вам… — Текстель сделал паузу, и Перс обвел глазами комнату, замечая в толпе застывшие в напряженном ожидании лица Морриса Цаппа, Филиппа Лоу, Мишеля Тардьё, Фульвии Морганы и Зигфрида фон Турпица, — о том, что Артур Кингфишер изъявил желание прервать заслуженный отдых и лично занять эту должность.
Толпа дружно ахнула и разразилась аплодисментами, сквозь которые послышались и разочарованные возгласы, и злобные реплики в адрес Кингфишера.
— Разумеется, последнее слово останется за комиссией по назначению, председателем которой я являюсь. Но я буду весьма удивлен, если профессору Кингфишеру неожиданно найдется серьезный конкурент.
Публика снова захлопала. Артур Кингфишер, стоя на лестнице чуть ниже Текстеля, поднял в приветствии руки.
— Благодарю вас, дорогие друзья, — сказал он. — Разумеется, кое-кто может удивиться тому, что консультант выдвигает на пост собственную кандидатуру. Должен признаться: я согласился стать консультантом, решив, что мой творческий путь окончен. Но сегодня я чувствую возрождение жизненных сил, которые я и хочу отдать на службу международного академического сообщества и сделать это под эгидой такой уважаемой организации, как ЮНЕСКО. Тем своим коллегам, которые считают, что не менее достойны этой должности, я хочу сказать, что через три года они снова смогут вступить в драку за это тепленькое местечко. — Публика приветствовала Кингфишера аплодисментами и смехом. — И наконец, я хочу поделиться с вами своей особой радостью. Сонг Ми? — Артур Кингфишер, протянув руку, помог ей подняться на ступеньки. — Сегодня, уважаемые дамы и господа, эта прекрасная молодая женщина, которая долгие годы была моей спутницей и секретаршей, согласилась выйти за меня замуж. — В толпе послышались одобрительные восклицания, крики, свист и аплодисменты. Артур Кингфишер расплывается в счастливой улыбке. Сонг Ми Ли застенчиво улыбается. Он целует ее. Еще один взрыв аплодисментов.
Но кто эта хрупкая седовласая дама, которая смело выходит из толпы навстречу великому теоретику литературы?
— Прими мои поздравления, Артур! — говорит она.
Кингфишер пристально смотрит на нее, в глазах его мелькает узнавание, и он отскакивает назад.
— Сибил! — в изумлении восклицает он. — Как ты сюда попала? Где ты была все эти годы?! Я, наверное, лет тридцать тебя не…
— Двадцать семь лет, Артур, — говорит она. — Столько же, сколько лет нашим дочерям.
— Дочерям — каким дочерям? — спрашивает Артур Кингфишер, нервно пытаясь ослабить узел галстука.
— Вот этим прелестным близнецам! — Она простирает руку в направлении Анжелики и Лили, которые обмениваются удивленными взглядами. Публика приходит в смятение.
Перекрывая гул толпы, Сибил Мейден говорит: «Да! Вспомни, Артур, как ты сорвал мой запоздалый девичий цвет во время летней школы в Колорадо в пятьдесят третьем году. Я тогда думала, что уже не способна зачать ребенка, но вышло иначе». Публика затихла и вся превратилась в слух, чтобы не упустить ни слова из этой поразительной истории. «Через несколько недель после того, как мы расстались, я поняла, что беременна, — я, добропорядочная старая дева, преподаватель кембриджского Гертон-колледжа, забеременела от женатого человека, ведь твоя жена была тогда жива, Артур. И мне ничего не оставалось, как скрыть свой позор. К счастью, в тот год я была в Америке в творческом отпуске. И вот, вместо того чтобы заниматься наукой в Массачусетсе, я уехала в глушь, в Нью-Мексико. Весной пятьдесят четвертого года я родила девочек-близнецов и в кожаном саквояже тайком пронесла их на борт голландского самолета; мне пришлось лететь первым классом, чтобы взять в кабину багаж — в те времена его не досматривали и не просвечивали, — и при первой же возможности я оставила малышек в туалете, а потом сразу же заявила о своей находке. Естественно, никому и в голову прийти не могло, что я, респектабельная сорокашестилетняя старая дева, могу быть их матерью. Все эти годы, мучаясь виной, я носила в себе эту тайну. И тщетно пыталась забыться в работе и путешествиях. Однако в конце концов странствия привели меня к встрече с моими взрослыми дочерьми. Девочки мои родные! Сможете ли вы простить свою мать за то, что она бросила вас?» Сибил Мейден жалобно смотрит в сторону Анжелики и Лили; девушки бросаются к ней и подводят ее к Артуру Кингфишеру. «Мама! Папа! Девочки мои! Мои доченьки!» Бедную Сонг Ми Ли в ажиотаже оттеснили, но Анжелика, протянув руку, возвращает ее в семейный круг. «Наша вторая мачеха!» — говорит она, обнимая кореянку.
И все в комнате обнимаются, плачут, смеются, что-то кричат. Дезире и Моррис Цапп целуют друг друга в щеку. Рональд Фробишер пожимает руку Редьярду Паркинсону. Лишь Зигфрид фон Турпиц недоволен и зол. Перс трогает его за руку.
— Я на вас не в обиде, — говорит он, — издательство «Леки, Уиндраш и Бернштейн» все-таки решило издать мою книгу.
Немец пытается силой вырвать у него руку, но Перс продолжает энергично трясти ее, и вот черная перчатка слетает с нее, обнажая совершенно нормальную и здоровую на вид кисть. Фон Турпиц бледнеет, бурчит что-то под нос, весь как-то съеживается и, спрятав руку в карман, выскальзывает из комнаты. И с тех пор больше не появляется на международных конференциях.
Лили подходит к Персу.
— Мы собираемся пойти потанцевать, — говорит она. — Пойдешь с нами?
— Нет, спасибо, — отвечает Перс.
— Если хочешь, мы можем вернуться в номер, — говорит она. — Ты и я.
— Спасибо, — говорит Перс. — Мне пора в путь.
И через несколько минут он покинул вечеринку одновременно с Филиппом Лоу. В глазах у англичанина блестела слеза.
— Я по себе знаю, каково обнаружить, что у тебя есть ребенок, о существовании которого ты не подозревал, — сказал он Персу, пока они ждали лифта. — Но своего ребенка я снова потерял. — Двери лифта открылись, и они вошли внутрь.
