Дьердь Микеш - Архивы Помпеи
Волнующая жизнь
— В приемной вас ждет собака, — сказала секретарша. — Она желает с вами побеседовать.
Журналист побледнел. Он только что опубликовал статью, а которой, между прочим, говорилось, что постепенно псы вытесняют из парков детей.
— Собака большая?
— Овчарка, — ответила секретарша. — Она взволнована. Бегает взад и вперед по приемной.
— Хана мне! — прошептал журналист и нервно закурил. Он знал, что статья наделала много шуму, и был готов к любым неожиданностям. Вынув из письменного стола веревочную лестницу, он моментально оказался за окном.
— Не удерешь! — злорадно вскричала секретарша и, подбежав к окну, принялась кромсать перочинным ножом веревку. — Будешь знать, как обижать собачек!
— Илонка, что вы делаете? — простонал, болтаясь между этажами, журналист. — Вы хотите…
Закончить он не успел. Начал падать…
— Правее! Еще правее! — кричали внизу какие-то мужчины, растягивая спасательную сеть. Журналист благополучно приземлился, вернее присетился.
— Благодарю, вы спасли мне жизнь, — пролепетал он, придя в себя. — Но откуда вы узнали, что…
— Догадались. Когда вы написали статью о собаках, мы поняли, что вас начнут травить, и следовали за вами повсюду как тень.
— Вы не собачники?
— Нет. Кошатники мы.
Дома его ждала пустая квартира и письмо: «Возвращаюсь к маме. Не могу жить с человеком, который не любит собак. Ольга».
Он рухнул на стул и задумался: что теперь делать? Немного погодя позвонил главному редактору.
— Ты должен помочь мне, товарищ Глезич. Меня преследуют собачники.
— Ничего не могу сделать, — ответил главный. — Я предупреждал, чтобы ты не затрагивал эту тему.
— Неужели я не могу высказать свое мнение?
— Можешь, но теперь расхлебывай сам кашу, которую заварил, — безразличным тоном сказал главный и положил трубку.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Кто там? — спросил журналист, не открывая.
— Это я, почтальон. Принес посылочку.
— Какую посылочку?
— Не знаю, кажется, будильник. Там что-то тикает…
«Адская машина!» — промелькнуло в голове журналиста. Он
выхватил посылку из рук почтальона и пустился бежать.
— Куда вы так спешите? — остановил его дворник. — Я хочу поздравить вас с прекрасной статьей…
— Потом, потом! Сейчас мне некогда!
Он добежал до Дуная в рекордное время. Бросил посылку в воду и закрыл глаза. Несколько минут простоял в ожидании, но взрыва не последовало.
Когда он открыл глаза, то увидел перед собой маленькую таксу, которая глядела на него, расставив кривые лапы и склонив голову набок.
— Спасите! — в ужасе закричал журналист. — На помощь!
— А еще мужчина! — презрительно произнес владелец собаки. — Испугаться щенка! Пойдем, моя звездочка, пойдем, это глупый дядя…
На следующий день он взял отпуск и уехал в провинцию. Родственники в Кишлеце не приняли его из-за статьи о собаках. Но родственники в Надьлеце приняли его из-за статьи о собаках. Через четыре недели пришла телеграмма из редакции: «Страсти утихли. Можешь возращаться. Глезич».
Журналист сел в поезд и через несколько часов был в Будапеште. На вокзале его встретила жена. Рядом стоял дог ростом с теленка.
— Обожаю собак, — сказала жена с полными слез глазами. — Но тебя я тоже люблю…
На следующее утро он уже присутствовал на заседании редколлегии.
— Вот тебе на выбор две темы, — сказал заведующий отделом. — Или возьмись раскритиковать постановление горсовета, или… Тут пришло много писем от читателей. Жалуются, что собаки портят клумбы, ломают цветы…
— Я беру первую тему, — без колебаний заявил журналист. И его не смутило, что коллеги вокруг осуждающе качали головами: ну и трус!
Утро
Не знаю, как вы, а я уверен, что все настоящие драмы происходят не вечером, а утром. Вечер побуждает к философскому восприятию жизни, к мечтам о покое. Он навевает, наконец, сонливость, а сонливость, как известно, драмам не способствует. Утро же, наоборот, бурлит энергией. Если мне суждено когда-нибудь написать драму, третий и кульминационный акт ее будет происходить между семью и половиной восьмого утра. Это как раз то время, когда достаточно одного неосторожного слова, чтобы мирный дом превратился в гладиаторское ристалище.
Я уверен, что Отелло, например, задушил Дездемону не вечером, как это утверждает Шекспир, а утром. Вечером, когда он, разгневанный, вошел в спальню жены, он против своей воли залюбовался Дездемоной. Да, она и впрямь была хороша. Ее светлые волосы рассыпались по подушке, через окно нежно струился волшебный свет луны… Он вздохнул и на цыпочках вышел из спальни.
Но спал он в эту ночь все-таки плохо, все время ворочался, проснулся поздно и встал с постели уже раздраженным.
— Опять я опаздываю, — буркнул он, — второй раз за неделю… Еще выгонят…
— Генерал, а боишься, что уволят, — заметила Дездемона, разыскивая куда-то запропастившийся чулок.
— Генералы тоже не опаздывают, — сказал Отелло, и в голосе его послышалась ирония, — если, конечно, им не приходится ждать, пока подадут завтрак…
Дездемона взглянула на часы.
— Завтрак! — вскричала она. — Посмотрите на него, он ожидает, чтобы ему подали завтрак! Ты знаешь, как я кручусь целый день — и на работе и по магазинам с сумкой… Завтрак! — . Она саркастически рассмеялась.
Драма назревала.
— Дездемона, — яростно прошипел Отелло, — я не собираюсь обсуждать с тобой, кто больше работает, но могу я по крайней мере спросить, где мои чистые носки?
— Я отложила их, чтобы заштопать…
— И что же? Ты ждешь, пока они сами заштопаются?
— Отелло, я устала от твоего остроумия. Может быть, ты прибережешь его для своих солдат?
— Дездемона, — взывал генерал, — не буди во мне зверя!
— Ах, скажите, пожалуйста, какие страсти! — хохотнула Дездемона.
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
— Утром? Да ты что, рехнулся?.. Подогрей-ка себе завтрак.
Тут Отелло не выдержал и задушил ее. Он и вообще-то нервничал из-за этого парня Кассио, которому Дездемона отдала платок, но если бы он в то утро не опаздывал на службу, то, быть может, никогда бы не сжал пальцами тонкую и милую шейку.
Алкоголизм
Летене был обыкновенным сотрудником Бамэксбумферта. Работал добросовестно, коллеги его любили. Но потом он начал пить… Его застали в рабочее время с плоской бутылкой, прямо из которой он тянул ром.
Сотрудники были поражены и тотчас же доложили о случившемся своему начальнику Липтаку.
— Бедный, несчастный парень, — грустно качая головой, вздохнул Липтак, затем поднял голос: — Коллеги, мы должны вырвать Летене из объятий алкоголизма! Мы не можем допустить, чтобы молодой человек погиб у нас на глазах! Мы должны встать с ним рядом! Наша задача — сделать из него человека, вывести из мрака на солнечный свет, в общество, к людям… Мы все за него в ответе!
На другой день он вызвал к себе Летене.
— Послушайте, дорогой, — добрым голосом сказал он. — Так дальше продолжаться не может. Почему вы пьете? Не пейте больше, дорогой! Попытайтесь стать человеком! Для этого нужна лишь сильная воля. Если вы обещаете, что бросите пить, я назначу вас руководителем группы. Поймите, мы любим вас, рассчитываем на вас… Вы получите полугодовой испытательный срок. Если все это время вы не будете пить, я сделаю вас руководителем группы… Итак, будьте тверды!
И Летене был тверд. Больше он не пил. Когда он слышал слово «коньяк», ему становилось плохо. Через полгода его назначили руководителем группы.
Но после этого он начал пить… Прямо в учреждении он вынул из кармана плоскую бутылку и сделал из нее большой глоток. В бутылке был ром.
— Несчастный! — орал на него Липтак. — Что я слышу? Вы снова пьете! Почему?
— С горя… Я слышал, что мне не доверяют и руководителем всех групп стану не я, а…
— Неправда! — перебил Липтак. — Это еще не решено. Вы еще можете стать руководителем всех групп. Вернее могли бы, если бы не пили. Скажите, Летене, почему вы пьете? Мы вам доверяем, верим в вас. Мы на вас рассчитываем. Мы хотим, чтобы из вас вышел порядочный человек, который во всех случаях жизни может постоять за себя, показать, на что он способен… Если вы обещаете, что больше пить не будете, то станете руководителем всех групп. Вы получите полугодовой испытательный срок… Будьте сильны! Не поддавайтесь алкогольному соблазну!
И Летене не поддался. С этого времени он не пил. Коллеги тактично следили за ним, проверяли его, помогали, чем могли, поддерживали, стараясь вернуть его в коллектив. Летене себя поборол. Стоило ему услышать слово «палинка», как он ощущал дурноту. И его назначили руководителем всех групп. Но после этого он начал пить. Многие видели, как в своем кабинете он тянул из плоской бутылки. В бутылке был ром. Липтак тотчас был поставлен в известность о случившемся. Он вызвал к себе коллег Летене и призвал их поддержать несчастного, не дать ему вновь скатиться вниз.
