Пётр Бормор - Книга на третье
Король обещал разобраться и позвал к себе главного мудреца королевства.
— О! — воскликнул мудрец, воздев палец. — О похожем случае я читал в одном восточном трактате. Все, что нужно — это рассказать принцессам ряд поучительных притч, после которых они сразу образумятся и постигнут великую мудрость Дзен.
— И что же это за притчи? — спросил король.
— Ну, в данном случае как нельзя лучше подойдет притча про кошку, которая не знала своего места и оттого бродила где вздумается.
— И что же стало с этой кошкой?
— Однажды она шла по лесу и встретила старую обезьяну. «Куда ты идешь?» — спросила обезьяна. «Я иду куда вздумается», — ответила кошка. «Это очень скверно, — сказала обезьяна. — Разве никто не рассказывал тебе истории про двух вольнодумцев и пустой кувшин?» «Нет, — ответила кошка, — а что это за история?» И обезьяна рассказала ей следующую историю:
В одной стране жили два вольнодумца, у которых на двоих был только один кувшин, да и тот пустой. Ни один из вольнодумцев ничего не клал в общий кувшин, из опасения, что другой вытащит и присвоит себе. И вот однажды из кувшина раздался голос: «О глупцы! Вы оба могли бы разбогатеть и прославиться, если бы у вас хватило ума бросить в кувшин хоть горсточку риса. Но ваша жадность уподобила вас тому глупому волу, который умер от жажды, боясь потерять свою тень!» «Что это за история?» — спросил тогда один вольнодумец. «И как можно потерять свою тень?» — спросил другой. «А вот как!» — ответил голос из кувшина и рассказал глупцам такую историю:
Жил-был один вол, у которого была очень красивая тень…
— Короче! — перебил король. — Кошка в конце концов стала знать свое место?
— Нет, не стала, — ответил мудрец. — Но она постигла великую мудрость Дзен!
— Понимаю, — сказал король. — Ты ведь служишь мне верой и правдой уже тридцать лет?
— Да, Ваше Величество!
— Ну, послужил — и хватит. Эй, кто-нибудь там, отрубите ему голову!
После чего король позвал своих дочерей и обратился к ним так:
— Дочери мои! Ваши мужья жалуются мне на вас, что вы дерзки и непокорны. Поэтому я решил подарить им два чудесных предмета, которые помогут исправить ситуацию.
Он достал два деревянных ларца и откинул крышки.
— Вот, дорогие мои, эти предметы. Кнут и ремень.[1] Я отдам их вашим мужьям и научу их, как ими пользоваться!
С тех самых пор Шарлотта всегда знала своё место, а Матильда ни в чём не перечила супругу.
кукольник— Ты сегодня не в духе, — сказала Красавица, наливая чай в стакан Кукольнику, — опять остался без контракта?
Кукольник пожал плечами и усмехнулся. Красавица внимательно посмотрела ему в лицо глубокими синими глазами.
— Ты сильно расстроен?
— Пожалуй, — согласился Кукольник. — Я им не нужен. Я, видите ли, слишком хорошо играю, куклы в моих руках выглядят совсем как люди. А людям это не нравится. Их, понимаете ли, оскорбляет абсолютное мастерство кукловода, они обязательно хотят, чтобы кукла была похожа именно на куклу, иначе мой номер действует зрителям на нервы. А какой же хозяин хочет, чтобы из его театра зрители уходили недовольными? Ты меня понимаешь?
Красавица улыбнулась. Улыбка получилась великолепная, ослепительно белозубая, с ямочками на щеках.
— Какая ты у меня… — восхищенно выдохнул Кукольник.
Красавица улыбнулась еще шире, покраснела и потупила глаза.
— Ты чудо! — Кукольник провел пальцем по щеке Красавицы. — Хочешь быть моей женой?
— Ты знаешь, что это невозможно, — ласково сказала Красавица, — ведь я всего лишь кукла, а ты — человек. Я не могу ни чувствовать, ни думать, а все, что я делаю — лишь результат движения твоих пальцев. Ты даже, — она снова улыбнулась, — ты даже не можешь меня обнять — пока держишь в руках мои ниточки.
— Да, ты права, — согласился Кукольник, — но могу же я немного помечтать… И потом, может, мне именно такая послушная жена и нужна?
— Нахал, — покачала головой Красавица.
— Увы, — согласился Кукольник и встал из-за стола.
— Уже уходишь? — с тревогой в голосе спросила Красавица.
Кукольник кивнул.
— Я уберу посуду?
— Не стоит, — покачал головой Кукольник, — я тороплюсь.
— Зрители тебя опять не поймут.
— Они будут смеяться, где надо, — усмехнулся Кукольник, — и плакать тоже. Разве я не лучший в мире кукловод?
— Самый лучший, — согласилась Красавица.
— Ну ладно, я пошел. Спокойной ночи.
— Подожди, я устроюсь поудобнее…
Красавица села в кресло, откинулась на спинку и закрыла свои прекрасные глаза. Кукольник осторожно снял с правой руки ниточки. И сразу же тело Красавицы обмякло, краски сошли с ее лица, и голова, как шляпная болванка, упала со стуком на плечо. Левое веко от удара приоткрылось, и холодный стеклянный глаз уставился в пустоту за спиной Кукольника. Кукольник осторожно прикрыл глаза куклы, потушил свет и на цыпочках, словно боясь разбудить спящую, вышел, бесшумно затворив за собой дверь.
Театр встретил его обычным настороженным вниманием. Он был невелик — всего на сотню мест, не более, да и то лишь половина из них была занята зрителями. Кукольник поклонился публике и удалился за ширму. Раскрылся занавес. Зашевелились в нетерпении зрители. И вот на сцену выскочил маленький пестрый паяц, сделал тройное сальто и сел на шпагат, ожидая аплодисментов. Последовали жидкие хлопки. Паяц встал и прошелся на руках. Он работал ловко, почти не замечая подведенных к своему телу тоненьких ниточек. Ему было наплевать на ниточки и на Кукольника, орудующего своими ловкими пальцами и хитрыми палочками. Он веселился изо всех сил, скакал по сцене и корчил рожи, заразительно хохотал и плакал в три ручья. Напряжение его все росло — зал молчал. Ни улыбки, ни хлопка. Тихо закончил паяц свою программу, и во всем его облике чувствовалась плохо скрываемая обида. Паяц был очень старой куклой и болезненно переносил неудачи на сцене. Он посмотрел наверх, где над сценой нависали руки и лицо Кукольника. Кукольник сочувственно пожал плечами. Следующим номером были дрессированные собачки. Пальцы Кукольника легко летали по натянутым ниткам, и собачки вертелись, виляли хвостами и верно лаяли нужное число раз, когда кто-то из зала задавал вопрос на сложение или вычитание. Одна собачка даже попробовала извлекать корни, но ошиблась и страшно сконфузилась. Впрочем, другие тут же исправили оплошность, и номер прошел более-менее удачно. Сдержанное одобрение публики вызвали также балерины, акробаты и жонглер, а мальчик со скрипкой даже заслужил небольшой букетик цветов из зала.
Представление подошло к концу. Кукольник вышел из-за ширмочки, сжимая в кулаке пучок подрагивающих нитей. Зал насторожился.
— Спасибо вам, что вы пришли и досмотрели действие до конца, — дрожащим голосом произнес Кукольник, — спасибо за цветы и за аплодисменты. Значит, игра была хорошая. Да хоть бы и плохая! — он взмахнул свободной рукой. — Я ведь…
Зачем мне это нужно? — чтобы донести какую-то мысль, правильно? Я ведь не оратор, я говорить не умею… Но можно выразиться не только словами, верно? Главное, чтобы тебя поняли.
Кукольник поскреб намечающуюся лысину и продолжил:
— Ну вот, например, балерина… Она вертится, вертится… Или жонглер… Он ведь… — Кукольник беспомощно пошевелил пальцами, пытаясь сформулировать какую-то важную для него мысль. — Нет, не могу так объяснить. Но вы ведь понимаете, что я имею в виду?
Он обвел взглядом зал.
— Подождите, ну… что же вы! Я же не все сказал! Девушка, да успеете вы к выходу, сядьте, пожалуйста. В конце концов, это невежливо! Ну представьте себе, что представление еще не окончилось, и я тоже — часть программы. Так интереснее? Вот и хорошо.
— Я ведь что хотел сказать: мне действительно важно, чтобы вы что-то поняли. Я ведь душу вкладываю, а зачем? — не просто же так. И вам это тоже было бы интересно, честное слово! Ведь это так просто, только задумайтесь на минутку.
Кукольник молча оглядел нетерпеливо ерзающий зал.
— Но это же правда важно…
Зал глядел на него сотней глаз и вежливо ждал, когда он договорит.
Кукольник вздохнул.
— Ни-че-го вы не поняли!
Он отвернулся и разжал кулак, выпустив нитки. Шелест прошел по рядам — это обвисали и умирали в своих креслах зрители. Кукольник дернул рубильник, и прожектора погасли. Крошечный зал погрузился в забытье.
Красавица потянулась и открыла глаза.
— Опять? — спросила она, едва увидев угрюмое лицо Кукольника. Ответа не последовало.
— Налить тебе кофе? Я мигом вскипячу.
— Не надо. Буду беречь сердце. Лучше постели мне — я что-то устал.
— У тебя нездоровый вид, может, примешь валидол?