Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев
79
Славик поведал мне, что с тех пор, как Веру Александровну (Веру) назначили главным бухгалтером, в фирме стали происходить весьма странные события.
Сначала кто-то стал распускать слухи, что я собираюсь продать все права на Никробрил-продукт, а всех сотрудников уволить. Потом нескольких ведущих специалистов обвинили в связях с конкурентами и по-тихому уволили. (Я вспомнил, что лично распорядился выкинуть их взашей, когда получил от Валентина Федоровича информацию об их несанкционированных контактах с известными полугангстерскими бизнес-структурами.)
После этого все стали друг друга подозревать, всего опасаться. Кругом недоверие, слежка. Да и загадочная история с исчезновением старого главного бухгалтера тоже никого не вдохновляла.
Поползли интриги. Некогда сплоченный, веселый, захваченный одной общей идеей коллектив вдруг стал распадаться на пугливые, шушукающиеся по углам группки. Теперь, вместо того чтобы заниматься Никроб-рил-продуктом, менеджеры целыми днями сплетничали и писали отчеты на имя начальника службы безопасности.
Некоторые спешно уволились, несмотря на баснословные зарплаты.
Когда я отъезжал в командировки, в офисе неизменно появлялся Валентин Федорович. Он занимал мой кабинет и по очереди вызывал всех работников. С каждым беседовал часа по два. Люди выходили молчаливые, подавленные. Собственно, я знал, что Валентин Федорович проводит собеседования, выясняя, с его слов, благонадежность каждого, но о чем конкретно шли разговоры, я не знал.
Вот и Славика позвали. Доволен ли он работой? Как он относится к руководству? Кто, что и про кого говорит? Слава не дал себя завербовать, прикинулся «полным компьютерным шизой» и целый час «нес такую пургу», что Валентин Федорович даже не дослушал, только раздраженно махнул рукой: «Ладно, иди! Если что-то услышишь интересное, немедленно мне сообщи! Да, о нашем разговоре никому ни слова!»
Слава работал по особому своему графику. Он приходил в офис обычно часам к одиннадцати утра и уходил за полночь.
Однажды, это было месяц назад, часов в десять вечера он шел по коридору из туалета с вымытой посудой в руках и услышал голоса, которые раздавались из комнаты бухгалтерии. Ему стало любопытно, поскольку ранее никто, кроме него, так поздно на работе не засиживался. Он прислушался.
— Мы еще не совсем готовы, — сказал голос, явно принадлежащий Валентину Федоровичу. — С рязанским заводом осталась пара штрихов, и в Санкт-Петербурге директор, этот, как его, — Алексей еще артачится. Но мы уже подобрали к нему ключик. Да и куда он денется с подводной лодки!
— Но больше нельзя тянуть! — нервозно отвечала Вера. — Он в любой момент может попросить банковские книги, и все сразу выяснится. Что тогда? Он меня убьет!
— Херня это все. Попросит документы, скажешь: в налоговую отвезла, на проверку. Изготовим за пару дней фальшивку, и отнесешь ему. Он по-любому ничего не заметит — он уже давно ничего не замечает, кроме собственного величия. Так что терпи, казак…
Славик машинально хлюпнул носом, и за дверью замолчали.
— Что вы с ним сделаете? — возобновила разговор Вера. — Вы же обещали!
— Опять ты за свое! — рассердился Валентин Федорович. — Обещал, значит, сдержу слово. Пусть живет. Все равно он ничем не сможет нам навредить. Просто разденем его и разуем. И по миру пустим! И хватит об этом!
Долгое молчание.
— Деньги все перевела, о которых шла речь? — строго спросил Валентин Федорович.
— Все, — кротко отвечала Вера.
— Хорошо… Сегодня поедем к тебе или ко мне?
— Лучше к вам. Ночью он должен вернуться в Москву и может с вокзала ко мне заехать. А так я скажу ему, что ночевала у подруги в Ясеневе.
— Договорились. Собирайся. Убери эти бумаги в сейф, а лучше возьми с собой…
Слава опять шмыгнул носом, очень громко, и на этот раз услышал шаги, приближающиеся к двери. Он было рванул к себе в комнату, но тут чашка наверху горки посуды соскользнула вниз и с шумом шлепнулась об пол, брызнув в стороны осколками.
Валентин Федорович уже стоял рядом.
— Ты что здесь делаешь? — сурово спросил он.
— Ну, как что? Работаю! — непонимающе ответил Славик.
— Ты слышал, о чем мы сейчас говорили?
— Нет, — еще больше удивился программист. — Я просто шел по коридору и уронил вот…
Валентин Федорович немного успокоился и все же добавил:
— Кто вообще разрешил тебе работать после семи? Я с этим разберусь! Иди!
После этой истории Слава хотел уволиться от греха подальше — его давно звали друзья, раскрутившие неплохой интернет-магазин, но одно из его самых сильных качеств было во что бы то ни стало доводить все до конца, и он никак не мог бросить свой новый проект, над которым бился вот уже восемь месяцев.
— Ну, а сегодня утром, — подобрался к концу своего рассказа Славик, — Валентин Федорович попросил всех собраться в холле и объявил, что вы, Александр Владимирович, продали свою фирму некой корпорации… Ну, что директором теперь назначен он — Валентин Федорович… Потом он зачитал список тех, кто уволен с сегодняшнего дня. В нем был и я. Нам дали пять минут. В присутствии охранника я собрал вещи, меня тут же рассчитали в бухгалтерии и выпроводили на улицу…
Славик почти плакал. Мне стало его очень жалко.
— А почему ты решил все это мне рассказать?
— Ну, мы с вами вместе столько лет работали! И потом, я-то знаю, что вы ничего никому не продавали… Я хотел… я хочу, чтобы вы во всем разобрались и… и восстановили меня на работе. Мне нужно… мне нужно обязательно закончить свой проект! Я почти нашел решение!
— Эх, Славик, Славик, — тяжело вздохнул я. — Что же ты раньше молчал?..
— Ну я… я боялся…
Я поблагодарил парня, обещал сделать все возможное, чтобы восстановить справедливость, и мы расстались — он ушел, а я остался сидеть за столиком.
Я опять попытался поговорить с Валентином Федоровичем, потом соединиться с Верой. Оба телефона были отключены.
— Еще кофе можно? — попросил я официантку.
— Конечно!
Я набрал телефонный номер своей приемной, где должна была отвечать на звонки секретарша Вика. У нее в сейфе лежали самые главные мои документы, особенно по заводу в Рязанской области, который производил весь Никробрил-продукт. Если с ними что-то случится, мне действительно хана.
Вика ответила, но, узнав мой голос, тут же отсоединилась.
Я повторил вызов.
— Вика! Милая моя! Только не бросай трубку! Я тебя умоляю! Ответь мне только на несколько вопросов…
Долгое тягостное молчание. Наверное, она боролась со своим страхом.
— Говори со мной, как разговариваешь с подругой, — посоветовал я.
Опять молчание, опять я висел на волоске.
Хотя бы что-нибудь узнать! Ну, отвечай, Вика, отвечай! Пожалуйста! Ведь я столько для тебя сделал! Институт, жилье, операцию на сердце твоей матери! Отвечай, ангелочек мой!
— Да, Лена, я тебя слушаю! — услышал я взволнованный и сдавленный почти до шепота голос девушки.
— Молодец, солнышко! Они близко? Отвечай мне только «да» или «нет».
— Да.
— Рядом?
— Да.
— Они слушают то, что ты сейчас говоришь?
— Да, Лена. В этом магазине все так дорого! — Голос Вики приобрел некоторую уверенность — моя смышленая секретарша на ходу обучалась правилам конспирации.
— Там всем заправляет Валентин Федорович?
— Да. Да-да!
— Хорошо. В сейфе, который у тебя за спиной, мои документы еще на месте?
— Нет! Нет! Этот фильм мне тоже не понравился. Лучше бы мы с тобой сходили на «Сонную лощину» с Джонни Деппом.
— Понятно. Сейф вскрыли, а документы изъяли.
— Да.
— Шифр сказала им ты?
Вика немного помедлила, прежде чем сознаться:
— Да.
— Они тебе угрожали?
— Да! Еще как!
«Вика, заканчивай трепаться!» — послышался на том конце незнакомый мне, довольно властный мужской голос.
— Ну все, Ленусь, мне пора. Работа. Увидимся. — Вика мгновенно отключилась.
80
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как было напечатано в газете Вовочкино брачное объявление, но его телефон по-прежнему не умолкал, словно Вовочка был не нищим толстым ублюдком с отваливающимися почками, а каким-нибудь нефтяным шейхом или заморским принцем, предлагающим своей будущей избраннице самые роскошные блага, какие только существуют, и еще полкоролевства в придачу. До него по-прежнему было сложно дозвониться, особенно по вечерам, — мой друг то совсем отключал аппарат, если был не в настроении, то, если было желание, часами беседовал с очередной «претенденткой». А надо вам сказать, что во всем этом деле он сильно поднаторел: знал, что нужно говорить, чего говорить не следует, поднабрал соответствующий словарный запас, выработал интонацию и шпарил в трубку, как из станкового пулемета.
