Карел Ванек - Приключения бравого солдата Швейка в русском плену
– Хорошо, что я глупый. Если бы я не был глупым и все бы понимал, что с людьми делается, то давно бы попал в сумасшедший дом. А так со мной ничего случиться не может, я ничего не знаю, отчего и почему все это делается.
– Дружище, тут мы оставаться больше не можем, – сказал ему однажды Горжин. – Кто знает, что тут будет делаться дальше?! И будет ли вообще казна о нас заботиться? С завтрашнего дня хлеба будут давать только по фунту, а в отеле я говорил с одним человеком, у него за сто вёрст отсюда имение, и он взял бы нас к себе пастухами. Он бы нас одел, ведь скоро начнётся зима, и это было бы очень хорошо. Мы бы у него прожили зиму, а весной наверняка война кончится, и мы поедем домой. Так что, едем?
– Едем, – сказал просто Швейк. – Я должен познакомиться и с коровами, ослы мне надоели до чёртиков.
Через неделю они уже пасли на обширной степи стада коров. Горжин объезжал стадо на лошади, а Швейк, тихий и задумчивый, лежал на спине и смотрел на небо.
– Одолжи мне чайник, – сказал он к вечеру, – я пойду подоить вон ту пеструшку. У меня какой-то горький вкус во рту. Я думаю, что молоко меня освежит.
Но корова упорно не давалась и побежала в степь, а Швейк – за ней. Так, гоняясь за коровой, Швейк убежал далеко, и Горжин видел вдали только две чёрные точки, плававшие в зеленом море травы. Эти точки все уменьшались и наконец скрылись за горизонтом.
Корова вернулась в стадо уже поздно ночью, а Швейк исчез без следа, словно провалился в бездну. В своём дневнике Горжин записал: «Швейк исчез без вести 26 августа 1917 г.».
Был скверный дождливый февральский день 1920 года. Прага была разукрашена в торжественные национальные флаги, по улицам, несмотря на дождь, ходили красивые девушки в национальных костюмах, а люди толпились по тротуарам, из уст в уста передавался вопрос: «Уже идут?»
На углу Вацлавской площади стоял высокий, весьма упитанный господин с длинной бородой.
– Я сегодня был на бирже, – говорил он человеку, который держал его под руку, – и нарочно там задержался, чтобы видеть сегодняшнее торжество; хотя здесь и дороговизна, но мы, мельники, можем себе позволить эту роскошь – остаться в Праге, а мне хочется порассказать дома об этих легионерах. Меня собственно интересуют не легионеры, а один человек, который был со мной на фронте, некий Швейк. Он тоже попал в плен к русским. Сегодня как раз я видел его во сне; мне кажется, что он будет среди них. Это был такой милый, задушевный человек. Его звали Иосиф Швейк. А не зайти ли нам ещё куда-нибудь и закусить?
– Иезус-Мария, судари, – обратилась к ним пожилая женщина в капоре, – так вы знаете моего квартиранта? А я – Мюллерова, вдова, до войны господин Швейк жил у меня на квартире. Вот хорошо, что мы так встретились! Он действительно едет, я получила от него сегодня телеграмму из Триеста.
И она подала лист бумаги, а говоривший до этого человек пожал ей руку и сказал:
– Балун, мельник из Табора.
– Я говорю, пойдём ему навстречу, к вокзалу Франца Иосифа и Вильсона, – говорил через два шага от них в то же время коренастый человек другому, маленькому в котелке.
В ответ на это маленький вежливо возразил ему:
– Чтоб черт побрал этот дождь! Сегодня солнце должно было светить во все лопатки… Да не тяни меня, Водичка, куда-то, ведь если мы его не узнаем, так все равно он вечером придёт в «Кал их». Смотри, они уже идут!
Наверху у музея раздались восторженные крики, и посреди площади показались пёстрые, как букеты полевых цветов, группы девушек в национальных костюмах в сопровождении «соколов» в красных рубашках, а затем позади нескольких офицеров шли, тяжело ступая, солдаты в зелёных блузах, с винтовками на плечах, с поблёскивающими в этом сером, мутном пространстве штыками. Мостовая гремела от топота сапог. Полк шёл быстро, направляясь к Пшикопам, как вдруг неожиданно толстый, упитанный человек подбежал к офицеру, шедшему во главе своего взвода.
– О, Боже мой, господин обер-лейтенант Лукаш! Господин обер-лейтенант, помните ли вы Балуна, который служил вместе с вами пять лет тому назад в одном полку?
Удивлённый офицер улыбнулся и сделал Балуну знак рукой, чтобы он шёл возле него, а в это время из рядов раздался голос:
– Марек, смотри, вон тот самый ненасытный Балун! Что ты тут делаешь, голодная собака?
Мельник оглянулся, чтобы ответить, но едва он открыл рот, как в ряды солдат вбежала пани Мюллерова, плача и причитая:
– Иезус-Мария, вот счастье! Мой сударь возвращается с войны домой! Сударь, пойдёмте скорей домой, я вам согрела воды для мытья и приготовила ночные туфли. Я сменила также чехлы на перинах, и вы хорошо отдохнёте после всех этих мытарств. Да ведь вы теперь у нас бланицкий рыцарь, я ведь читала в газетах вчера о вас!
– А ну-ка, посторонись, матушка, и не мешай, – отстранил её кто-то. – Здорово, Пепик! Придёшь ли ты вечером на пиво, чтобы рассказать нам о своих скитаниях? У нас теперь смиховское, и мы уже его опять дуем!
– Ну, конечно, приду, брат Паливец! – важно ответил Швейк. – А ты все такой же? Ну, да мы все за эту войну огрубели.
– Дайте мне это ружьё, я его понесу, – просила Швейка квартирная хозяйка, отнимая у него винтовку, но в это время новый голос закричал на неё:
– Не трожь, матушка, ведь это же военное имущество! Да ведь его бы за это расстреляли! Так, смотри, Швейк, приходи обязательно в «Калих». Ты помнишь, ещё в Киралгиде, в Венгрии, ты обещал мне прийти ровно в половине шестого!
– Нет, я сказал в шесть, Водичка. И ровно в шесть часов буду на месте, – отвечал Швейк, лаская глазами сапёра.
Они все шли за солдатами, со всех сторон раздавались радостные крики, приветствия, люди махали платками и флагами, девушки смеялись.
– Если бы не война, я бы не дождался такого торжества даже при похоронах, – сказал бравый солдат Швейк.
– А мы уже с господином обер-лейтенантом сговорились, Швейк, – шагая, сказал Балун. – Тебе нужно будет с ним приехать ко мне как-нибудь в воскресенье. У меня есть небольшой поросёнок, так на двести кило весом, я думаю, что нам хватит. Нам, мельникам, жилось тут неплохо.
– Конечно, приеду, – решил Швейк. – Нужно посмотреть, как ты теперь жрёшь, чтобы набить своё брюхо.
Так они пришли на Староместскую площадь. Возле памятника Гусу против ратуши стояла трибуна, с которой говорили государственные деятели. Легионеров приветствовали министры и депутаты, и к небу летели великие слова о святых, неприкосновенных правах народа, о борьбе за эти права, об исполнившихся мечтаниях нации.
Слушая эти речи, бравый солдат Швейк с интересом следил взглядом за небольшой собачкой, которую вела на привязи элегантная барышня, изредка помахивавшая платочком в честь легионов. Тем временем подбежал к собачке молодой пёсик и, галантно обнюхав её, попытался нарушить общественное приличие. Это ему очень быстро удалось, и они соединились. Хозяйка собачки вся горела от стыда, в то время как полковник, стоя лицом к лицу с профессиональными ораторами, громко и отчётливо отвечал на речи: «Благополучие нации возможно только тогда, когда все её члены будут не эгоистами, а честными и работящими гражданами».
– Спроси-ка вот ту барышню, где она живёт, – как бы желая подчеркнуть эти слова полковника, сказал Швейк Водичке. – Результатом этой связи будут хорошие щенята. Я бы ей завтра мог дать задаток. Я тоже буду жить честно.
Речи окончились. Барабанщики забили в барабаны, музыка заиграла марш, и голос полковника скомандовал: «Смирно! Марш вперёд! Правое плечо вперёд!»
Легионеры прошли маршем перед государственными деятелями, и, когда очередь дошла до роты Швейка, он спросил:
– Так в «Калихе» в шесть? Чёрное пиво-то есть?
– Есть, – сказал Паливец.
– Ну, а в картишки там сыграем?
– Конечно, сыграем, не беспокойся, – ответил за Паливца Водичка.
– Рота, смирно! – закричал впереди капитан Лукаш. – Шагом марш, правое плечо вперёд! Швейк, ступая правой ногой, воскликнул:
– Ну, так мы поговорим! Она, эта война, со всеми этими битвами, речами и парадами ни черта не стоит. Надоело уж это!
– Так в шесть, – крикнул вслед ему Водичка, но уже не получил ответа.
Над головой бравого солдата Швейка, пока он шагал по площади, развевались мокрые флаги, а по его шапке барабанил мелкий дождь…
Примечания
1
Чехи все-таки не такие изменники (нем.).
2
Ландвер (нем. Landwehr) – в Германии и некоторых других странах (в XIX – нач. XX в.) – категория военнообязанных запаса второй очереди, а также войсковые части, формировавшиеся из этих военнообязанных. (Прим. ред.).
3
«Русское слово» – ежедневная либерально-буржуазная газета, выпускавшаяся в Москве в 1895 – 1918 гг. Закрыта большевиками за контрреволюционную пропаганду в ноябре 1917 г. (Прим. ред.).
4
«Вол» – на чешском языке слово ругательное, как «осел» на русском. (Прим. пер.).
