Максим Малявин - Записки психиатра (сборник)
И уж куда я ни жаловалась – и участковому, и старшей по дому – бесполезно. А всё она: пошушукалась с ними, а участкового, может, еще чем уговорила – и как отрезало. Еще и в психушку сдать грозятся. Даже на совет ветеранов она как-то сумела подействовать, отворотом каким, что ли, – те тоже стали на меня коситься да плохой памятью шпынять, а ведь это, мнится мне, вовсе неспроста. Видимо, не только медвежатница она, а еще и ведьма.
При более детальном расспросе выяснилось, что память у Лидии Васильевны и в самом деле сильно хромает: год текущий припомнить не может, сколько лет дочери и как зовут внучек – тоже из головы вылетело. Ну точно – это все соседка! Не только вещи сперла, но и память затуманила. Это чтобы следы замести, не иначе. А паче чаяния – сдать в психушку. А я им – ход конем: пока они ждут, что меня санитары повяжут, я сама пришла! Вот этого они от меня никак не ждут. А я им справочку под нос – хлоп! И будут теперь розовые панталоны не моей заботой, а геморроем прокуратуры! Ну так что, справочку-то дадите?
Доктор оказалась внимательной и отзывчивой. Вместе с Лидией Васильевной проверили память и интеллект и убедились, что коварная соседка успела покуситься и на то, и на другое. Стали думать, чем можно Лидии Васильевне помочь и чем, соответственно, соседку понадежнее прищучить. Сошлись на том, что с подбитым IQ и дырявой памятью на битву со злом бросаются только камикадзе, ваххабиты и психопаты, а для уважающего себя почти что председателя совета ветеранов нужна ясная голова. Значит, нужно подлечить нервы, потраченные в борьбе с ведьмой-медвежатницей. Где? Да в дневном стационаре: квартиру-то без присмотра оставлять не следует. А вот уже потом, со свежими силами и неопровержимыми доказательствами (ведь таковые обязательно найдутся, как только память прояснится) можно будет и соседку к порядку призвать, и совет ветеранов в две шеренги построить, а то слушают тут всяких!
Целых три девчонки (жена и две дочери) и один Международный женский день. Похоже, я попал.
Ген колобковости, или О гастрономических пристрастиях наших горожан
Когда-то, пересказывая дочери сказку про Колобка, я задумался над тем, что история бродячего хлебобулочного персонажа как-то чересчур коротка и заканчивается уже на четвертом представителе местной фауны. Конечно, как средство укрепления семейного уклада и профилактики дромомании, сказка работает. Но только если предположить, что главный персонаж будет наивен, неискушен и с коэффициентом интеллекта в районе шестидесяти. Сага же об осторожном параноидном Колобке наверняка могла бы посрамить Донцову.
Геннадий (а что, имя как имя) заболел еще лет в двадцать и к своим тридцати четырем имел уже довольно обширный опыт общения с психиатрами, а также с десяток госпитализаций. А года три назад он пропал. Ушел из дома – и с концами. Родители обратились в милицию, Геннадия объявили в федеральный розыск – с тем же успехом, что и Березовского, разве что без очередных новостей в желтой прессе о том, что разыскиваемый приобрел то-то и произвел фурор там-то, назло оперативно-розыскной группе, которая по плану искала его где-нибудь в районе Ханты-Мансийска (подлый, возмутительный поступок со стороны Бориса Абрамовича, нельзя вот так вот на корню херить красивые стройные планы следственных мероприятий, отчетность – ни к гинекологам, ни в военкомат!).
А на днях Геннадий пришел домой. Бородатый, похудевший – ну, чисто Федор Конюхов, только пообносившийся и без яхты. С порога заявил: я, мол, себя в порядок приведу, отъемся – и снова в дорогу. Испытываю, мол, непреодолимую тягу к перемене мест. И вам, дорогие родители, отчаянно советую, но настаивать не смею. Прикинув, что эдак его еще года три будут разыскивать, родители вызвали спецбригаду.
Надо сказать, что приезд бравого экипажа барбухайки Геннадий воспринял хоть и без энтузиазма, но вполне достойно и сдержанно. Только укоризненно покачал головой и попенял родителям – мол, уже и в родной дом нельзя вернуться, тут же цепные псы психиатрии и все такое! Но от беседы отказываться не стал, благо было что порассказать доктору.
География скитаний оказалась широка: Геннадий успел побывать повсюду, от Санкт-Петербурга до Магадана, и даже добрался до Петропавловска-Камчатского. Он с гордостью извлекал из котомки сувениры и фотографии – дескать, на слово вы можете не поверить, а вот фото на фоне камчатского аэропорта – вполне себе доказательство. Нет, доктор, ну кто же пользуется самолетами и поездами? Дорого, опасно. Нет, я все больше ножками да автостопом.
Отчего опасно? А вы уверены, что хотите это знать? Ну ладно, я вас предупредил, а вы уж сами решайте, как дальше жить с этим знанием. Дело в том, что наш родной город – это город каннибалов. Да-да, людей они любят прежде всего за их гастрономические качества и только во вторую очередь как собеседников и на предмет потрахаться. Эта жуткая история насчитывает много веков. Не-ет, доктор, в конце шестидесятых город возник тут не с нуля. Тот, который остался на дне Волги, помните? А с чего его затопили? ГЭС, как же! Наивность, доктор, сокращает ваш жизненный путь от человека до бифштекса. Откройте глаза! Они сожрали полгорода, а когда надо было заметать следы, пропихнули в правительстве планы по электрификации. Был Ставрополь-на-Волге – и где он теперь? Что не доедено, то затоплено.
А потом ударные стройки: ГЭС, автогигант, куча переселенцев из разных республик. Якобы случайные человеческие потери, раздолье каннибалам, разнообразие в меню – бифштекс по-татарски, русский борщ, сало по-украински, узбекский плов! А главные каннибалы заняли место в дирекции автозавода. Предприятие мощное, градообразующее. У них с двумя городскими мясокомбинатами тайный договор. Заколбасят пару работников – и на деликатесы.
Мне был голос, года четыре назад. Он-то все и рассказал. Я подумал-подумал, да и деру из города. Хотел родителей за собой перетащить, но они ни в какую, и я не стал упорствовать, а то они опять меня уже хотели упечь в дурдом. Опять же, они старики, кто на их кости покушаться будет? Вот я со спокойной совестью и рванул из города. Отчего скитался и нигде не осел? А вы сами не догадались? Доктор, как вы живы до сих пор с такой незамутненностью, я просто поражаюсь! Да у них в каждом городе агенты. Следят, чтобы не было утечки информации. Опять же, приток жителей обеспечивают – расскажут сказку, как у нас тут кудряво живется, – и готова городу свежая кровь. Точнее, свежее мясо. Вот я нигде подолгу и не задерживался: как только почувствую к себе гастрономический интерес – сразу руки в ноги, и только меня и видели! Ну что, отпустите или биться будем?
Доктор предложил третий вариант – подбросить до Камчатки. Дескать, теперь, когда ему открыли глаза, перспектива стать сарделькой или сосиской претит его гордой врачебной натуре, надо готовить исход. Только не сразу, Гена. Где твое чувство гражданской ответственности? Поехали агитировать народ за исход всего диспансера, в полном составе. Поодиночке мы фарш, а вместе – сила, хоть и немного дурная!
Остро ощущается дефицит качественной фэнтези. Все стоящее прочли, а нового приходится ждать, ждать…
А вы говорите – настоящих не осталось!
Помню, как в институте, когда я был еще студентом, преподаватели на кафедре психиатрии сетовали, что в наши времена трудно отыскать яркие примеры классических психически больных – мол, лекарства настолько изменили течение болезни, что ранее яркая клиническая картина стерлась, поблекла, а местами так и вовсе сплошной сюрреализм получился. Да, говорили они, конечно, теперь появилась возможность не держать их всех безвылазно в стенах психбольниц, и это просто замечательно, но где, скажите, отыскать настоящего истерического больного – такого, чтобы с синдромом Ганзера[99]… Да что там – сейчас и кликуши-то нормальной не сыщешь! На самом деле они, конечно, преувеличивают. Есть такие пациенты, есть. Не верите? Спросите Дениса Анатольевича.
К одной даме его вместе с гвардейским расчетом барбухайки вызвали на днях. Ирина (назовем ее так) работала санитаркой в хирургическом отделении больницы – карьера актрисы категорически не сложилась, пришлось окунуться в смрадную органику окружающей действительности. Какой мифический инфернальный персонаж дернул ее, натуру трепетную и впечатлительную, сунуться в самое пекло, с кровищей, дерьмищем и ампутированными ручищами-ножищами в тазиках – сказать трудно, он не представился.
Так и работала она, проникаясь витающими в отделении флюидами, впитывая в себя ощущения, краски, запахи и эмоции, пока не разразился дома скандал. А виноват кто? Правильно, муж. То есть виноват он, конечно, всегда, по умолчанию, но в этот раз он был просто чудовищно неправ. Мясного ему, видите ли, захотелось! А то, что бедная женщина за день на это мясное насмотрелась так, что с души воротит, – это, мол, не аргумент! Ведь по-хорошему предлагала: давай сходим в суши-бар, хозяйка из меня сегодня, как из амебы спринтер – так нет, начал спорить, приводить идиотские аргументы. А потом еще имел наглость грязно домогаться. Карл Клару склонял к аморалу, блин… И ведь от всей души советовала – возьми пульт, диск с порнухой и руководство к рукоблудству, не трогай бедную больную женщину! Ах, так?!
