Артур Гафуров - Учитель Истории
— Ты отдашь мне свое одеяло?
— Возможно и так, — она уже сидела у меня на коленях. — Но ты ведь не позволишь мне замерзнуть? Не бросишь меня?
— Не брошу, — пообещал я.
Боже, что я несу! И выпил-то всего-ничего, а уже поплыл, как восьмиклассница от второго стакана портвейна. Но… Она так близко. И от нее так вкусно пахнет… Кажется, я попал. Губы, тонкие губы в обрамлении золотистых волос… Красные, пошлые, яркие губы… Манящие.
— Что это за музыка? — Сонечка придержала мой уже готовый вырваться наружу порыв и прислушалась. — Это же не твой телефон?
— Это… Мой, — сдавленно ответил я. — Это напоминалка, я поставил на девять вечера, чтобы не забыть позвонить в больницу Яне.
— А, — тут же успокоилась девушка. — Тогда ладно.
— Нет, — проще было протащить по земле пирамиду Хеопса, чем произнести это короткое слово. — Я должен позвонить. Она ждет звонка.
Сонечка презрительно фыркнула.
— Кто ждет? Яна? Эта крашеная дурочка?
— Она не дурочка, — сознание возвращалось медленно, но необратимо: боже, что это было? — Я должен ей позвонить.
— Ну, звони, — она буквально впихнула телефон мне в руки и слезла с моих коленей. — Значит, это правда, что про вас говорят?
— Понятия не имею, что про нас говорят.
— А я тебе расскажу.
— Не надо.
— Ты уверен? — она встала напротив меня, сверкая глазищами (я успел даже подумать, что в образе милой домохозяйки на кухне она нравилась мне куда больше), и не сводила меня взгляда, пока я не оторвался от чтения смс сообщения, пришедшего пятнадцать минут назад.
— Уверен, — я поднялся. — Тут такое дело… Мне надо идти.
— Конечно, тебе надо идти! Вам всем нужно только одно! А как только получили желаемое — так сразу надо идти!
— Эммм… — я так опешил, что на миг забыл, зачем вообще собрался уходить. — Ты сейчас про что? Про ужин?
— Болван! Ну конечно не про ужин! Просто ты… А перед тобой Сережа… И Слава… Вы все уходите! Один к своей дружине, второй к невесте, а ты… Ты куда? Куда ты сейчас пойдешь?
В ее голосе сквозила такая тоска и отчаянье, что я ответил правду.
— В общежитие. Мне Женя написала, соседка. Там был пожар.
Глава XXXIV: Последний урок
— Рад, что вы собрались.
— Мы тоже очень рады, Филипп Анатольевич, — здоровяк Сливко помахал мне с задней парты. — Мы и не надеялись, что вы придете.
— Почему так пессимистично, друг мой? — поинтересовался я.
— Ну, как же… Слышали о вашем горе. Враги сожгли родную хату, так сказать.
— Да не хату, — перебил его какой-то новый паренек, которого я раньше не видел. — А тачку.
— Хату тоже сожгли, — заупрямился Сливко.
— Так то не его, то — общага.
— А, ну да… — согласился ученик. — Вы как, Филипп Анатольевич? Как себя чувствуете? Выспались хотя бы?
— Спасибо за заботу, Сливко, выспался я просто замечательно, — я повернулся к новенькому. — А вы, товарищ, собственно, кто такой будете?
— Я вместо Глазунова, — пожал плечами он.
Представился, называется. А сам модный такой: белая рубашка, брюки, туфли лакированные. Волосы уложены гелем. И голос мягкий-мягкий. Приятный. Таким только петь о любви. Но морда все равно уголовная.
— А сам Глазунов где?
— Приболел.
— Простудился?
— Почти. Не ваше дело.
— Нет, мое. Я учитель.
— А мне похер. Хотите поспорить?
Только тут я заметил, что остальной класс сидит совершенно бесшумно, будто и нет их вовсе. Все двадцать три человека, мальчики и девочки. За исключением наглого Сливко и вот этого нового чувака. И в воздухе ощутимо витает трепет. Даже славящийся бесцеремонностью Чупров на этот раз явно чувствует себя не в своей тарелке и предпочитает рта не раскрывать. А уж Сомов, у которого, по его словам, были с громобоями свои терки… Тот и вовсе белее мела, словно свеженький покойник. Видать, важная шишка посетила наше скромное собрание.
— Как твоя фамилия? — спросил я у него и, приглядевшись, понял еще кое-что: он значительно старше всех присутствующих учеников… То есть, это вообще не ученик! — Сколько тебе лет? Из какого ты класса?
— Оу-оу, полегче, профессор, — парень изобразил, что стряхивает с плеча невидимую руку. — Мы тут серьезные разговоры разговариваем, а вы так сразу на личности переходите.
— Серьезные разговоры? — я склонил голову на бок. — По мне, так очередное подростковое кривляние. Тебе пятнадцать? Шестнадцать?
— Двадцать пять, — ответил он.
— А по виду не скажешь.
Но я понял, что это правда.
Сейчас, стоя перед перепуганным классом, перед этим новым лицом, которое, судя по всему, обладало в рядах громобоев немалой властью, я уже не испытывал той робости, того страха, что преследовал меня всю прошлую ночь и все нынешнее утро. Поставленный в жесткие рамки выбора: отступить ни с чем или продолжить бороться — я выбрал второе. И тому причиной послужило сразу несколько событий, о которых я поначалу умолчал, сразу перейдя к уроку.
Едва мне удалось избавиться от чар коварной соблазнительницы Сонечки, я тотчас помчался к общежитию. Успел уже к финалу веселья: три пожарных расчета, окружив старое здание, методично уничтожали бушевавшее на первом этаже пламя. Да, как нетрудно было догадаться, подожгли именно мою комнату. От нее практически ничего не осталось, как и от двух соседних, хозяева которых должны были со дня на день вернуться с практики. Запоминающееся возвращение их ожидает теперь. Слава богу, возгорание вовремя заметили, эвакуацию провели без проблем — никто не пострадал. А вот остаткам моего имущества пришел безнадежный капут. Ладно, мы люди не тупые, намеки понимаем. Началась охота на меня, и если машины была лишь местью, выплескиванием злобы, то это — рассчитанный и продуманный удар. И хорошо, что он пришелся по имуществу, а не по людям.
Переговорив с заплаканной Женей и ее подругой Полиной (из разговора выяснилось, что причиной слёз был не пожар, а отсутствие сведений о Сизове), я вернулся к Соне. Перемещался по городу с большой осторожностью — мало ли что. Старался двигаться исключительно освещенными улицами, но таковых в Младове катастрофически не хватало. Один раз навстречу мне из подворотни вышли трое мужчин, но на свою беду вышли слишком рано: я находился в сорока шагах от них, успел заметить опасность и оперативно дать аварийный реверс. То есть, попросту сбежать. А бегал я быстро, еще со школы.
Дверь мне открыла вумат пьяная Сонечка, которая тут же полезла обниматься, заявив, что не помнит обид, после чего попыталась затащить меня в постель. Но, по счастью, из меня алкоголь давно уже выветрился, и второй раз на ее уловку я не попался. Уложив свою хозяйку и спев ей колыбельную (честное слово, так все и было), после чего она мгновенно отключилась, я сам устроился на полу, на теплом пушистом ковре, завернувшись в толстое пуховое одеяло. Несмотря на чудовищную усталость и дикое моральное истощение, сон никак не шел. Во-первых, перебирая в голове события прошедших дней, я не мог не признать, что, несмотря на все мои уловки, кольцо вокруг меня неизбежно сжимается и очень скоро сожмется окончательно. Пугающая новость, вопросов нет. Да и не новость это вовсе. Но тут я понял и еще кое-что. Раз громобои все еще интересуются моей скромной персоной — хотя, ничего кроме личной неприязни они ко мне испытывать не могут, — значит, есть вероятность, что Женю они так и не достали. Иначе в их поступках нет никакой логики. Ведь если у них на руках все карты (читай — координаты последнего схрона и владелец украденных сокровищ), почему они не раздобудут оставшиеся предметы коллекции, не отдадут их своему нанимателю и не устроят в городе (с его молчаливого согласия и покровительства) ночь белых ножей, как это изначально было запланировано? Что толку мстить одному своему недоброжелателю, когда за горизонтом открываются куда более впечатляющие перспективы? Ответ на этот вопрос должен был дать первый пришлый — Ганеев. Ну, и завтрашний урок. Ведь не пойти на него я не мог.
Но с Ханом вышел лютый облом — он просто-напросто не пришел. Вообще никто не пришел. Добрых сорок минут топтался я на старом кладбище, переходя от могилы к могиле и за это время успев выучить имена, кажется, всех настоятелей Успенского монастыря со времен воцарения Романовых. Но мое уединение так и не было нарушено.
В школе Ганеева тоже не оказалось, как и его ближайшего соратника Хасамеева. Они вообще не приходили на занятия. Об этом мне сообщила Елена, которая как раз вела урок у одиннадцатого класса. Увидев в дверном проеме мое лицо, она прервала занятие за десять минут до звонка, выгнала всех вон, а потом… Следующие четверть часа имели шанс стать самыми тяжелыми за все время моего пребывания в Младове. Ей-богу, лучше еще раз переночевать в пещере, чем слушать ее упреки по поводу неоправданных надежд и преданного доверия.
