Сергей Власов - Фестиваль
После чего немного пошептался с Ваней Райляном в комнате отдыха и, пообещав в ближайшие часы позвонить, исчез.
При выходе из здания Центрального дома актера Сергей Сергеевич столкнулся с Бизневским.
– Слушай, помоги поднять на седьмой этаж пару чемоданов, – попросил приятеля главный основоположник и вдохновитель будущего фестиваля.
– Не могу, Саныч, извини. Тороплюсь, опаздываю. – Литератор быстро завернул за угол, резво обернулся и, показав невидимому собеседнику кукиш, пошел дальше, на ходу бубня себе под нос: – Носильщика себе нашел, мудило…
Шеф ушел, а Иван Григорьевич, разместившись в мягком кресле, кликнул к себе флюсовскую секретаршу Светлану:
– Садись, Светик, кое-чего обсудим.
– Всегда к вашим услугам.
– Во-первых, у меня пропали из кармана пиджака деньги… – Ваня покраснел и от волнения стал немного заикаться.
– А где вы оставляли пиджак за последнее время?
– Нигде не оставлял.
– А как же их могли украсть?
– Не знаю… Расследование я поручил полковнику Сопылову. Пока он будет его вести – терпеть не могу его методов, я отпросился у Сергея Сергеевича до послезавтрашнего утра. Так сказать, взял полтора отгула. Хочу поехать в Питер – прогуляться и заодно решить там кое-какие свои дела. Я же не безработный, у меня, кроме проблем господ Гастарбайтеров, – куча других дел! А чтобы мне не было в поездке совсем грустно, я выклянчил отгулы и для тебя. Так что – собирайся. Через час едем на вокзал!
Светлана дождалась окончания тирады суперагента и уже затем выразила свое крайнее одобрение планов Ивана Григорьевича:
– Супер! Я никогда в жизни не была в городе на Неве!
Ваня опять покраснел и, отвернувшись к окну, негромко заметил:
– Денег ни у кого не занимай, у меня их достаточно…
Света радостно кивнула в ответ и, размахивая руками, помчалась на свое рабочее место.
– Девчонкам скажешь, что едешь в командировку! И без подробностей, – тормознув ее на мгновение, успел предупредить Райлян.
Он некоторое время постоял в задумчивости, затем сделал несколько приседаний и отправился за консультациями к своему ближайшему окружению.
Первым из окружения он увидел старшего офицера Виталика. Тот мигом затараторил:
– Представляешь, Иван Григорьевич, у меня соседка – она работает дежурной по этажу в одной захудаленькой гостинице, на окраине, – полгода назад подала в суд заявления на алименты одновременно на шесть человек.
– И что?
– Представляешь – вчера выиграла дело!
– Ты-то там, я надеюсь, не участвовал?
– Нет, конечно, даже наоборот.
– Не понял.
– Я ей заявления составлять помогал. Может, мое знание предмета и сыграло свою решающую роль в судебном процессе века.
– Не сомневаюсь. Ты мне лучше скажи, не попадался ли тебе на глаза один такой небольшой пухленький конвертик? Не крутил ли кто чего-нибудь похожего в своих шаловливых ручонках? Не отвечай сразу – подумай, вспомни.
Виталик моментально наморщил лоб и поинтересовался:
– А что там было, командир? Секретные документы?
– Деньги там были, Виталя. Большие деньги.
Старший офицер охнул и стал медленно оседать – деньги всегда играли в его жизни главную роль.
Когда Иван со Светой вошли в купе фирменного поезда «Красная стрела», там уже находились два пассажира. На столике стояла початая бутылка коньяка, один из мужчин дорезал остатки лимона.
– Будем знакомиться? – спросил другой – солидный, при галстуке и сразу с несколькими золотыми печатками на узловатых натруженных пальцах. – Или, может быть, первым делом – по сто грамм армянского?
– Не пью я, – спокойно ответил Иван Григорьевич, – и вам не советую. А зовут меня Леонид Сергеевич, это моя двоюродная сестра Света. И едем мы в град Петров – посмотреть на Медного всадника, да побродить по залам Эрмитажа и Петродворца.
– Браво, исчерпывающая информация. За это стоит выпить.
– Я же сказал, что не употребляю, – несколько раздраженно повторил Райлян.
– А… Да… Извините – забыл. Ну, просто из головы вылетело. Я ведь зачем еду в Питер? Как раз лечиться. Электричеством. Там, говорят, очень хорошие специалисты. Кстати, меня зовут Виктор, а моего товарища – Василий. Василек, отзовись.
– Я здесь! – бодро ответил мужчина, нарезавший лимон. – Он шутит. На самом деле мы – соавторы-сценаристы, направляемся на «Ленфильм» для уточнения сроков монтажа нашей новой, уже отснятой картины. А Витьке если и надо от чего-то лечиться, так это в первую очередь от пьянства и словоблудия.
– А о чем будет ваш новый фильм? – тихонько спросила Света.
– Как бы поточнее выразиться… О русской интеллигенции, о ее шатаниях, компромиссах и, может быть, даже окончательной гибели, – грустно сказал Василий.
– Неужели с ней все так плохо?
– Гораздо хуже, чем вы думаете. И главная причина заключается в трагическом очаровании интеллигенции тотальной властью. Это свойство тяготеет над нею еще со времен Платона и Сенеки. Нет, она, конечно, тоже платила по счетам, но не столько, как остальной народ.
Не выдержав, Виктор поддержал товарища:
– «Соль земли» всегда тянулась к сомнительным личностям: уголовникам, психопатам, тиранам и тому подобное. Если вам рассказать о количестве славословий из самых тишайших избушек демократической мысли в отношении различного рода подонков и предателей, у вас волосы на голове встанут дыбом.
Вася плеснул себе в стакан немного коньяка и, собираясь перехватить эстафетную палочку пояснений, выпил.
– Назовите мне любого из столпов двадцатого века, все этим грешили: Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко, Михаил Зощенко и Зинаида Гиппиус, еле унесший ноги от большевичков великий Куприн – обожатель выкрутасов Александра Федоровича Керенского и Владимир Маяковский…
– Да все, – стал перечислять Виктор. – Блок, Горький, Есенин, Мейерхольд…
– Еще один нобелевский лауреат – Борис Леонидович Пастернак.
– А супердемократка Татьяна Толстая знаете что заявила после прихода к власти Горбачева? «Если Михаил Сергеевич укокошит кого-нибудь для блага страны, я скажу: правильно сделал!»
– А сегодня, когда Мишка не при делах, эта пучеглазая фурия так уже, разумеется, не говорит! Она в поисках других реформаторов, в чьем ведении сейчас находятся корыта, из которых можно вдоволь похлебать, не испортив модную прическу с вечерним платьем и испохабив незыблемых демократических принципов брызгами, летящими в разные стороны от конформистского пойла.
Друзья разошлись не на шутку. Махнув еще по полстакана, Василий продолжил:
– А что творилось после расстрела Белого дома? Многие, в том числе и кинодеятели с титулованными актерами, спешили засвидетельствовать лакейский восторг перед побоищем. Вчера они славили «родную коммунистическую партию», эти бездарные героини колхозных фильмов, а сегодня требуют расправы над своими же согражданами, мол, раньше надо было их всех давить, не миндальничать.
– А когда наступит время платить по счетам, эти же самые лжеинтеллигенты начнут тыкать пальцами друг в друга и обвинять вокруг всех, но только не самих себя.
– Успокойтесь, господа, моя скромная деятельность – совсем из другой оперы, – попытался немного охладить пыл разбушевавшихся, как Фантомас, сценаристов Иван Григорьевич.
– …Или оперетты, – скромно добавила Светлана и поинтересовалась: – А можно мне немножечко коньяку?
– Одну капельку? – пытаясь подражать ее девичьим интонациям, спросил Виктор.
– Совсем чуть-чуть…
– Как, Васька?
– Нет, Вить. Во-первых, жалко, а во-вторых, чуть-чуть – несерьезно. – Он выждал паузу, а после нее взорвал тишину оглашенным криком: – Вот если полный стакан!
– Так у вас осталось совсем на донышке… – грустно предупредила Света.
– А у нас еще четыре бутылки в запасе имеются. – Василий уже лез в дорожную сумку за очередной емкостью.
В любом случае разговор о коньяке сделал свое благое дело – приятели немного успокоились и перешли к менее волнующим темам.
– Давайте поговорим о чем-нибудь веселом, – предложила немного опьяневшая девушка.
– Предлагайте – поддержим любое направление вашей мысли, мы же профессионалы.
– Расскажите какой-нибудь смешной анекдот.
– Леонид Сергеевич, в таком случае вам придется некоторое время побыть истинным джентльменом, если, конечно, вы не являлись таковым до сих пор.
– Что-что? – не расслышал, а может, и не понял сказанного Райлян.
– Извините, я, разумеется, не хотел вас обидеть. Просто по определению, джентльмен – это человек, который любой анекдот всегда слышит впервые.
– Это все меняет, – сказал Ваня и первый раз с момента появления в купе улыбнулся.
