Валерий Хаит - Одесский юмор. XXI век
И все бы трогательно и мило, если бы одна зараза, репортер чертов, вдруг не вылез на пресс-конференции с ехидным вопросом – где ж, мол, ваша обещанная поддержка с воздуха? Тут уж Арнольд завелся! Я даже зажмурился. Сейчас он этого несчастного журналюгу ка-ак!.. Нет, сдержался наш Терминатор. Молодец! Поставил кадык на предохранитель и терпеливо разъясняет: мы, говорит, в Сан-Диего прислали целую воздушную армаду. Даже из Канады прилетел супертанкер – он один может три пожара загасить! Мало?! Tak sidite i molchite v tryapochku!!!
Но репортеришка все не унимается. Мол, ваша могучая авиация стоит на приколе, потому что ее радио не имеет связи с наземными пожарными, а летчиков национальной гвардии надо предупреждать за сутки, а перед вылетом пилотам полагается восьмичасовой отдых… И главное, все эти самолеты нужны были, едва пожар начался. А сейчас, на четвертые сутки, толку от них, как… Да и в самом Сан-Диего, по секрету, есть огромная военно-воздушная база. Но ее армада так и не пришла на помощь, она, мол, в Ираке нужнее…
Словом, то, что еще недавно называлось губернатором Калифорнии, можно теперь было разложить по коробочкам и разослать любителям сувениров. Арни обещал разобраться и покатил дальше. Вскоре пожарная авиация тучей взвилась в воздух. Погорельцев стали принимать на городском стадионе и в огромных шатрах Красного Креста. Открылось убежище для домашних животных, лишившихся крова. Среди обалдевших кошек, пони, игуан, хомячков и прочей живности пожарные делали искусственное дыхание крохотной чау-чау. Она наглоталась дыма, но все-таки разбудила хозяев, когда дом уже пылал. Других погорельцев спасли криками их попугаи. Правда, бежать было уже некуда. Оставалось плюхнуться в бассейн и пережидать там огненный шторм. Всем, и людям, и зверушкам, быстро раздали марлевые маски от дыма. Народ держался хорошо. Делились едой, водой, одеялами. А одна девушка положила на видном месте свой мобильник с надписью: «Пожалуйста, звоните, куда вам нужно!» Так бы и расцеловал милягу! Да что там почувствуешь, через две маски-то. Плюс секшуал харассмент, который страшнее любого пожара… Я покатил домой.
Туда, кроме родичей, приехал и выкуренный пожаром ученик-китаец. Пока Сантана гоняла огонь из одного конца города в другой, моя жена и этот парень стали играть Шопена в четыре руки. И наш дом, плывущий по волнам сизого дыма, превратился в странный гибрид «Титаника» с «Варягом».
Музыка требовала ответных акций. Я вспомнил, как во время предыдущего большого пожара русская парикмахерша Вероника, дом которой уже дымился, залезла на крышу с двумя шлангами. Одним она поливала дом, другим – помощников шерифа, которые пытались насильно эвакуировать ее. В конце концов и стихии, и шерифской рати пришлось отступить. А уже через пару часов Вероника делала укладку первой, еще чумазой, клиентке. Пожар пожаром, а дело – делом.
Я схватил шланг и стал неистово поливать водой дом. С таким трудом купленный после пяти переездов и бешеных долгов. Поливал террасу, увитую старым виноградом – совсем как на Двенадцатой Станции Большого Фонтана. Тоненькие деревца, которые мы, гордые своим (наконец-то!) домовладельчеством, торопливо воткнули в сухую почву, на шесть пятых состоящую из щебня и битых черепков. Вскоре юная красотка джакаранда пылко зацвела чудными сиреневыми цветами, а потом решила, что с нее хватит. Зато инжир наконец-то разродился двумя плодами, да и коренастый трудяга-лимон тоже честно выполнял свой кислый долг. Только гранатовое деревце, которое я уж так удобрял, так поливал самой лучшей, самой мокрой водой…
Кстати, от обилия влаги под ногами уже хлюпало. Вроде бы даже рыба забила хвостом? Или это у меня от жары мозги плавятся? Эх, уцелеть бы, вырыть во дворе пруд, напустить туда мальков… Или сразу камбалу. Утром бросил в воду, вечером выудил, утром снова бросил… Американцы, кстати, так и ловят: если рыба меньше, чем положено, – бултых ее назад в океан! А что ж ей там «бедной» делать, надышавшись воздуха?
Телефон! Объявился племянник. Пока его родители, еле живые от усталости и Шопена, гадали, где же их сынок, он, не сказав им ни слова, вместе с друзьями прошмыгнул сквозь полицейские кордоны. Они погасили огонь, который подбирался к их дому, проехались по соседям. Пожарных не хватало – загорелись сразу десятки домов. В одном из них друзья встретили полицейского. Он сперва принял их за мародеров, но потом все понял и присоединился к этой импровизированной пожарной команде. Ребята работали до самого утра. А потом огонь здесь погас, им это надоело, и они поехали на океан: серфинг! В девятнадцать лет и море огня по колено.
… Соседи напротив тоже стали поливать свою крышу. Симпатичная пара, он американец, она филиппинка. С этими соседями мы часто пересекаемся на углу под вечер. Они бодро бегут в гору, а я, наскоро упаковав в себя ужин, делаю вялый марш-бросок к почтовому ящику. Конечно, их медленная трусца – это почти то же, что моя быстрая ходьба. Правда, последние недели две… или два месяца?… Ну все как-то не получалось ходить… Но как только пожар кончится…
Опять звонят. Как много у нас оказалось друзей по всему миру! Как здорово, что наконец-то выдалось время поговорить по душам. Да, горит. Нет, не сгорели. Да, застраховано. Нет, это Ринна играет. Говорят, «Полет шмеля» очень помогает при пожаре. Нет, это я так шучу. Я всегда шучу, а теперь – особенно. Приезжайте, конечно. У нас всегда тепло. Особенно сейчас. Да, все упаковали. Спасибо. К черту. Уф…
Как мало вещей нужно для жизни: старые фото, картины, еще хранящие на обороте сизый казенный штамп «К вывозу разрешается». Компьютер. Книги – самые-самые. Носков – масса. Зачем? A, в носках упакованы рюмки… Шубу, привезенную из Москвы, вскормившую уже не одно поколение моли, ни разу не надеванную – к черту! Черновики – на фиг! Не будет у тебя дома-музея, слышишь? Может, никакого дома не будет!
… Просыпаюсь в горячем поту. Всюду дым и пепел. Горим?! Даже фрукт на ветке обуглился… Стоп, это же гранат! Большущий, темно-красный. Дозрел!
– А ты боялся, – кивает гранат.
От радости я решаю наверстать сразу все упущенное в жизни. Начнем со здоровья. Выскакиваю на улицу. Навстречу трусцой бежит соседская пара. Рты их прикрыты масками, чтобы не наглотаться дыма. Они машут мне на бегу. «Буэнос утрос!» – радостно ору я им сквозь пепел. Сверху кто-то басит голосом Шварценеггера: «Здоровеньки булы, сэр!» Жизнь опять прекрасна.
Потом, когда вдруг открылось, что у Терминатора есть внебрачный сын от домработницы, Терминаторша тут же ушла от мужа. А мировая пресса размазывала его по стенкам. Мне стало даже жалко Арнольда. Семья – да, оно конечно. Но не прилети он тогда в Сан-Диего, не нагони страха на местное начальство и восхищения – на население, может, пожар длился бы и по сю пору. Тьфу-тьфу – постучу по дереву. Наш старый домишко содрогается всем телом и испуганно жмурит жалюзи. Мудрые козы опять хрустят травой на огнеопасных склонах. В магазинах снова тают аварийные наборы на случай очередной катастрофы. Еще раз тьфу-тьфу! Кстати, надо бы пополнить наш НЗ: на нервной почве я уже съел из прежнего весь шоколад.
…Заливаю последний тлевший кустик, облегченно вздыхаю.
И тут же вздыхаю озабоченно. Господи, какой же теперь нам придет счет за воду!
Евгений Деменок
В аэропорту
– Да, у меня перевес. Причем пустячный – каких-то восемь килограммов. Что? Двадцать пять долларов за килограмм? Да вы с ума сошли! Я уверен, что самолет будет полупустым – когда я к вам летел, в салоне было меньше половины пассажиров. Как «не имеет значения»? И что, если я буду в салоне один с перевесом в восемь килограммов, вы с меня все равно двести долларов сдерете? Такие правила? Грабеж это, а не правила. Никакой логики! Вот вам простой пример. На рейс приходят двое: мужчина весом в сто килограммов с чемоданом, весящим десять, и девушка весом в сорок пять килограммов с чемоданом весом в двадцать пять. По вашей логике, вы должны взять с нее за перевес, хотя перевес на самом деле у мужчины. Вы говорите, что взвешивать пассажиров некорректно? Это унижает права человека? Дискриминация по весовому признаку? Да что вы! Ну ладно, меня взвешивать не надо, я сам уже взвесился. Когда я вылетал к вам, весил восемьдесят килограммов. А сейчас – позвольте-ка все же встать на весы – вот видите, семьдесят. Так что это вы мне за два килограмма доплатить должны!..
Трудно быть…
Трудно быть целью – ее все время преследуют.
Трудно быть рекордом – его все время бьют.
Трудно быть ориентацией – ее все время меняют.
Трудно быть достоинством – его все время унижают.
Трудно быть честью – ее то отдают, то теряют.
Трудно быть чувством – его все время испытывают.
Трудно быть надеждой – ей не дают умереть.
Трудно быть Богом… Так сказали Стругацкие.
Гиннесс отдыхает
Димитрий Зонтиков. Его роман со стюардессой «Житомирских авиалиний» Снежаной длился всего две секунды – до того момента, как она опрокинула на его брюки стакан с горячим чаем.
