Зверье мое - Игорь Бродецкий
Моя вера в обретенную мною ветеринарную богоподобность и в отсутствие необходимости в формальном образовании для предоставления услуг по воскрешению собачьих Лазарей, исцеления прокаженных, парализованных и страдающих другими немощами псов. Силы природы и внутренные аптечные склады организмов исцеляли страждущих, несмотря на мои методы лечения, и тем поддерживали во мне мою репутацию ветеринарного мессии.
Моя ветеринарная практика носила благотворительный характер. Добро я творил иногда на собственные скудные средства, что способствовало высочайшему росту моей популярности среди экономных пациентов.
Я пребывал в состоянии ложного самомнения вплоть до очередного поражения в битве с чумой собаки моего приятеля, что привело к скандальному завершению наших приятельских отношений. Он в резкой форме критиковал мои врачебные амбиции и растоптал мою уверенность в том, что я вылечил Жижку именно от чумы, а не от какой-то другой пустяковой болезни.
Я был настолько потрясен этим открытием, что забросил свою практику и ушел в депрессивное безделие, из которого меня вновь вывел Жижка. Ему предложили платную работу ночного сторожа с напарником, коим он выбрал меня. Свои рабочие часы Жижка отрабатывал достойно, даже засыпая на работе, он не допустил ни одного проникновения злоумышленников на территорию завода. Все деньги за свой труд он щедро отдавал мне, оставляя себе лишь часть на пропитание.
Жизнь налаживалась, мы с Жижкой были довольны друг другом. У Жижки улучшилось качество питания, а у меня завелись средства, позволявшие успешно конкурировать за сердца юных дам, любивших мороженное и конфеты и даже любительниц кино, театральных спектаклей, выставок живописи.
Но вскоре наступили страшные времена. Мама ушла из жизни, а папа вскоре решил перепланировать свою. В его планах не было места ни мне, ни Жижке. Его мечта стать владельцем автомобиля стоила нам уменьшения жилой площади, где Жижке не доставало простора и он был отправлен в какой-то питомник. В наших с отцом отношениях образовалась глубокая трещина. Я не смог простить ему предательство Жижки, а себе малодушие, из-за которого мне не удалось настоять на своем, что считаю не меньшим предательством. После того, как я получил свою коммунальную коморку, желая вернуть Жижку, безуспешно искал по всему городу. Это чувство боли живет со мной всю мою жизнь.
После Жижки мне показалось, что я проклят немощью прожить с собакой всю ее жизнь и более 25 лет не решался обзавестись новой. Я перебивался прогулками с собаками Феликса, когда мы стали жить по соседству после моего вселения в новое жилье при разводе с папой. Это поддерживало во мне удовольствие от общения с этими дорогими для меня существами, но отравляло мое собственное существование, возвращением к мыслям о Жижке и моем гнусном предательстве.
Бонни, Пиллти и Егор Кузьмич
В своих сладких мечтах моя жена Неля видела, отнюдь, не меня, а пусть хоть самую ущербную но живность, желательно собачьего племени. Но кроме белочки (не путать с белой горячкой) и игрушечных медведей, о которых она до сих пор вспоминает с умилением, у нее никого не было. Но однажды великое свершилось. В качестве приза за успешный труд, заведующий кафедрой, где Неля работала в исследовательском секторе, наградил ее, прибившимся к нему на улице, беглым пекинесом. Эта награда возрадовала ее больше награды за окончание школы с отличием, красного диплома в университете и, собственной свадьбы, благодаря которой она получила меня, в качестве домашнего животного.
Неля нарекла его "Бонни" с призрачной надеждой, на то, что в ее жизни когда-нибудь появится и Клайд. Бонни действительно обладал рядом криминальных черт характера таких, как бреттерство (он ненавидел ротвейлеров), воровство, промискуитет и склонность к побегам. Неля решила не утомлять себя расследованием от кого сей колобок сбежал последним и усыновила беглеца, отринув навязчивые мысли моралитета.
Помятуя о свободолюбии Бонни, Неля выработала у всех домочадцев рефлекс заперых дверей. Обретенные мной, как и родителями Нели навыки, могли быть бы пригодиться для работы в качестве тюремных надзирателей.
Однажды, сама Неля допустила легкомысленную беспечность. Обладая прекрасным обонянием, она не смогла уловить чудодейственного аромата ферромонов, обостренных примесью эстрогенов собачьих обольстительниц. Из всего набора запахов, ее привлекло лишь кухонное зловоние, источаемое переполненным мусорным контейнером и она поспешила отправить его содержимое в дворовой мусоросборник. Для этого потребовалось открывание дверей. В то же время Бонни, привлеченный иными ароматами, воспользовался Нелиной оплошностью и прошмыгнул в распахнутую дверную щель и отправился на поиск, их источника. Сценарий его побега был тщательно спланирован по шпаргалке его духовного отца — Казановы, сбежавшего из венецианского узилища дворца Дожей.
Обезвоженная от слез, Неля дала мне указания написать и расклеять по всему городу объявления о пропаже беглеца с обещанием награды за возврат. На объявление за наградой откликнулись многие. Нам предлагали всех городских бездомных собак, котят, морских свинок, поступали звонки от пионерских организаций, занимавшихся поиском родственников, пропавших со времен 2-мировой войны. Откликнулись даже некоторые покинутые жены. Были многочисленные звонки от бывших владельцев Бонни с указанием перечня его имен перед побегами.
Спустя две недели мы выяснили, что он поселился неподалеку в семье с хорошим пансионом, в чьи планы не входило обзаводиться Бонни. Когда мы за ним пришли, он радушно, по-приятельски нас встретил, но не смог понять зачем мы тащим его назад. Он никогда не возвращался, в однажды покинутый дом, считая это плохой приметой.
Кое как отношения наладились. В результате длительного домашнего тренинга, мы обучили его реагировать на команду "ко мне!". В этом мы добились выдающихся успехов. В обмен на лакомство эта команда выполнялась в 99 % cлучаев. Сбои случались только после плотного обеда.
Уверовав в послушании Бонни, мы решили убедиться его верности. Гуляя по крутым склонам парка "Отрады", решились спустить его с поводка. Дома он всегда благосклонно реагировал на призыв в обмен на угощение, но в тот раз он изобразил глухоту, слепоту и непонимание одновременнно и умчался за пределы досягаемости. Желая сохранить состояние нервной системы Нели не выше уровня панической тревоги, я отправился на соревнование с Бонни в многоборье по пересеченной местности. Я начал спринтерский слалом довольно бодро и расслабленно. Но вскоре во мне взыграла спортивная ярость, когда мчась за беглецом, я преодолевал колючие кустарники и буреломы, скатывался вниз
