Джек Аллен - Последний звонок
Он по-отечески обнимает Калеба за плечи. Берёт его руку и ещё раз крепко пожимает.
— Удачи тебе, Калеб. И поздравления, парень!
Но притворство внезапно кончается. В его голосе звучит отчётливая угроза, когда он вспоминает какие-то слова Риса.
— Вот ещё что напоследок. Забыл сказать раньше. Можешь в срочном порядке передать мне копию своего учебного плана? Он понадобится мне на встрече управляющих. Естественно, он должен соответствовать национальному учебному плану.
Калеб встаёт по стойке «смирно» и отдаёт честь.
— Никаких проблем, сэр! Считайте, всё уже готово!
Поворачивается на каблуках и выходит. Начищенные сапоги для верховой езды громко и чётко топают по линолеуму. Без сомнений, он оставил прекрасное впечатление в сознании мистера Любезного.
На самом деле вышло с точностью до наоборот. Мистер Уильямс, Любезный В.М., внезапно чувствует себя дурно. Это всё сапоги и жилет. Может, Рис был прав. Дак не тот, кто должен руководить Кафедрой К.О. в свете грядущей инспекции Офстеда. Он странно себя ведёт. Теперь уже поздно назначать другого. К тому же он дал слово, и как благородный человек, не может от него отказаться.
Конец дня: Калеб бегает по полю с Рози на спине. Ощущения потрясающие. Стероиды оказали изумительное действие. Руки и плечи — как закалённая сталь. Вполне способны выдержать увеличивающийся вес Рози. Высоко поднимая колени и вытягивая носки, он размышляет об успехах за день. В глубоко философском настроении. Он прошёл долгий путь с тех пор, как был мускулистым учителем физкультуры, и учил подростков прыгать, бегать и скакать. Соревнования не сложнее, чем отнести бельё в прачечную. Если только дождь не льёт. Годы спустя, он выучился на столяра.
Отличная возможность отделать дом. Использовал оборудование школы. Плоский шов, потом чистая кромка. Но тут появилась Р.О.С.Л.А. [Raising of School Leaving Age Order — Закон о повышении возраста окончания школы. В 1972 году возраст окончания школы повышен с 15 до 16 лет. (прим. пер.).], как вопящий монстр. Повышение возраста окончания школы. С пятнадцати лет до шестнадцати, и никто не знал, что делать с психами. Придурки, отстающие, школафобы, металлисты, бунтующая молодёжь, распиздяи, нищие подонки. Как хочешь, так и зови. Мало кто из учителей может с ними справиться. И Калеб оказался одним из таких. Так что, когда в Школе Уоллискот Роуд появилось место, он подал заявку и прошёл. По дорожке, проторенной Джереми Филсом. Давним другом спортивной молодости. А теперь он достиг апофегея блестящей карьеры, получив назначение заведующим кафедрой. Фантастика! Второй Уровень Осведомлённости! Удовлетворение на рабочем месте, прямо как говорил Стокгаузен. [Стокгаузен утверждал, что психология должна играть ведущую роль в определении времени, когда учеников можно выпускать из школы. Девочек — с момента первой менструации, мальчиков — с начала поллюции. Он утверждал, что если дела пойдут по-прежнему, скоро каждый ученик будет получать высшее образование и степень Микки Мауса. Никто не перестанет учиться в шестнадцать, чтобы пойти в квалифицированные рабочие, которые так нужны стране. И случится кризис. Кто будет заниматься малярными работами, обслуживать машины, устанавливать центральное отопление, электрифицировать дом, подводить газ, печь хлеб и чинить стиральные машины? Никто! Вот кто! Все продолжают ходить в университет, занимаясь всякими Медиа Исследованиями и прочим пиздоблядством!]
Калеб клянётся оставить свой след. Завершить дело Непроизносимого «Эйч». Дело любви и понимания. Готовить чай всем своим ученикам. Великодушный диктатор. Всё это и много, много больше. Жизнь меняется, и меняется навсегда. Вот погодите, ещё Кай узнает о его повышении!
Глава 4
Калеб чувствовал, что что-то не так. Ещё с ночи местных выборов, когда она пришла домой поздно и вела себя очень странно. Раньше она никогда не отказывалась целоваться. Сколько лет они ни ссорятся, поцелуй всегда работал волшебной палочкой. Накладывал заклятие подлинного спокойствия на домашние разборки. Даже добавлял изрядно пикантности. Но не на этот раз. Даже когда Калеб завязал уголок салфетки и похлопал её по носу, символизируя мирную капитуляцию перед её поведением. Ей было плевать. На самом деле, Кай офигенно взбесилась.
Суббота, Калеб смотрит, как она танцует в забитом на время обеда пабе. Куда они всегда ходят. Флиртует и обжимается с ребятами у стойки. Притворяется, что его не существует. Почему она так себя ведёт? Полностью игнорирует их с Джеймсом. Утром, когда он мучался на толчке, сражаясь со злобным заговором, его мозг переключился на более приятные мысли. Вот идеальный способ отметить своё повышение и поправить свои дела. Или так казалось в тот момент. Теперь она собирается всё испортить, прилюдно унижая его. Ёбаная сука! Тёмные морщины ярости бороздят чело Калеба. На выдохе он вышёптывает слово «пизда». Достаточно громко, чтобы услышал Джеймс. Тот в ответ осушает пинту одним глотком.
— Ладно, я пошёл. Увидимся.
Калеб удивлён и слегка задет.
— Так быстро? Почему?
— Я чую, скоро будет охрененный скандал. Не хочу попасть под раздачу.
Он уныло уходит. Даже не попрощавшись с матерью. Крадётся сквозь толпу.
И он угадал. Пять пинт сидра спустя борющиеся Даки вывалились на тротуар, с головой уйдя в драку. Так и катались в грязи и мусоре. В остатках субботнего вечера. Два комплекта рук и ног машут, как ветряные мельницы. Каждый пытается добить другого. Кусаются, царапаются, бьют, плюются. Куча крови и соплей.
Посмотреть на представление собралась порядочная толпа. Кай оглядывается и видит гогочущие рожи. Убегает по улице. Осатаневшая. Калеб остаётся сидеть в канаве. Свесил голову, и его рвёт. Галлоны воняющей сидром блевотины выплёскиваются на его воскресные туфли. Он смотрит, как поток уносит червяка. Едущего на волне рвоты.
Долгие часы он бродит по улицам Бристоля. Пытается собрать мысли в кучу и понять, как же это началось. В голове грохочет барабан. Во рту дно птичьей клетки, вокруг глаз красные обводы. Сами глаза выпучиваются из головы прочь. Что было днём, ничего не помнит. Едва может вспомнить, что что-то всё-таки было. Бесполезно спрашивать, почему он заснул в парке. В конце концов, идёт, шатаясь, по дорожке. В ширину четыре фута и в длину тридцать шесть. Сделано в пасхальные праздники. Одна доля цемента, одна песка, и три — щебёнки. Легко, если знать, как.
Он ковыряется с ключом и входит в дом. Ищет Кай, чтобы помириться. Потрахаться, как они обычно делают. Но не в этот раз. Джеймс сидит в передней комнате в полном одиночестве. Смотрит по телеку футбол с виноватым выражением на лице.
— Где мать?
— Ушла. Оставила на столе записку.
Джеймс беспокоится. Стрессы и напряжение в животе напоминают, какую тяжёлую ношу приходится нести. Калеб волочится в кухню. Наполняет чайник, чтобы сварить кофе. Зажигает газ и берёт записку. Глаза тут же натыкаются на слово «извини». Он улыбается про себя, решив, что это извинение. Скоро обнаруживается, что он страшно ошибся. На его лице сначала застывает недоверие, потом боль, потом мука, в восходящем порядке. Финальное веселье прячет все три.
— Послушай, Джеймс! Ты не поверишь.
— Ко мне это относится?
— Естественно, относится! Это твоя хуева мамашка!
Калеб зачитывает письмо вслух. «Несколько дней я поживу у мамы. Я запуталась. Мне нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах. Извини».
Калеб зол и невероятно расстроен. Лицо искорёжено мукой.
— Она запуталась! Я пиздец запутался! Хуя себе она устроила!
Бросается звонить домой тёще. Бабка Зелены Зубы, как её зовут Джейн и Джеймс. Пахнет лавандой и тальком. Досрочно свела своего мужа в могилу.
— Скажи ей, я хочу с ней поговорить!
— О чём?
— Не твоё дело! Гадство! Позови её к телефону!
— Не позову, и знаешь почему?
— Почему?
— Её здесь нет. Она ушла с мужиком. И не могу сказать, что виню её. Она заслуживает лучшего, нежели ты. Он обращается с ней хорошо. Вот. Я не должна была тебе рассказывать.
В мозгу Калеба происходят минивзрывы. Ушла с другим мужиком! Падает в кресло. Даже удар по голове пятифунтовым ядром не принёс бы больше боли и страдания. Другой мужчина! Невозможно поверить! После всего, что он для неё сделал! Сука! Шлюха, вероломная пизда! Откуда Бабка Зелены Зубы знает, как он с ней обращается? Они обсуждают его за глаза! Говорят о всяком. Калеб чувствует, будто его выпотрошили. Вырвали кишки и вывалили на всеобщее обозрение. Тут он осознаёт, что до сих пор сжимает трубку.
— Ты ещё здесь?
— Конечно, здесь. Наслаждаюсь тишиной. Было о чём подумать?
— Послушай, карга! Ты скажешь ей, что я приеду вечером! Скажешь, что лучше бы ей подумать, что она мне скажет.
— Только зря потеряешь время.
— Почему?
— Потому что есть кое-какие обстоятельства. У них есть квартира. И не спрашивай, где, потому что я тебе не отвечу. Что касается меня, я считаю, что она заслужила немного счастья в жизни.
