Сергей Уткин - История болезни
– Ой, нет-нет! Не надо!!!
Тем не менее, минут за пятнадцать я записал положенное количество материала и вернулся к скамейке. Там Володя вынул кассету и отдал мне:
– Дома сделаешь полную расшифровку записи и напишешь обзорную статью на эту же тему. Это будет третьим этапом отбора. Если торопишься, то можешь отчаливать.
Я никуда не торопился и решил погулять вместе с ребятами. Во-первых, погода была шикарная; во-вторых, хотелось побродить по местам своего детства.
Второму парню выпало брать интервью на Тверской улице, неподалеку от моего бывшего дома. Оттуда двинулись к Смольному собору и, пока блондинка гонялась за туристами, Володя рассказывал о компании энтузиастов, которые на Орловском пляже строят фрегат Петра Первого. Так я впервые услышал о проекте "Штандарт"...
Дома я сделал расшифровку репортажа и набросал статью, общий смысл которой сводился к "Детский парк не для детей". С некоторых пор собаководы облюбовали Таврический сад для выгула своих питомцев и на воссозданных исторических газонах повсюду красовались произведения собачьего искусства. Кстати, сейчас ничуть не лучше. Я ни в коей мере не оправдываю дог-хантеров, но когда читаю в новостях "массовое отравление собак в Таврическом саду", то к владельцам животных сочувствия не испытываю. Собак жалко, они-то ни в чем не виноваты. А владельцев – нет. Извините, если кого обидел.
Третий этап проходил в студии "Гардарики", пришлось ехать во Всеволожск. К счастью, располагалась станция в помещении местной администрации, так что найти нужное здание не составляло особого труда. Как потом Александр Абдулов в сериале "Next-3" говорил: "Видишь дом, к которому Ленин жопой повернулся? Значит, тебе сюда!"
Здесь нас ждал сюрприз. Третий этап конкурса, кроме написания статьи, подразумевал запись десятиминутного выпуска новостей. В который, кроме выданного главным редактором пакета новостей, должен был войти приготовленный репортаж.
О компьютерах "Гардарика" тогда даже не мечтала. На разбор бумаг и написание "рыбы" дикторского текста ушло примерно полчаса. Потом перешли в студию – я, как обычно, пошел первым. Главред провел курс молодого бойца: какой кнопкой включать эфирный микрофон, где нажимать, чтобы поговорить с режиссером, как правильно перекладывать листы, чтобы не запутаться и не шуршать в эфир... Ради пущей реальности звукорежиссер назначила время эфира. Электронные часы за стеклом студии показали нужное время, в наушниках прозвучала заставка "Гардарики", я нажал кнопку эфирного микрофона...
И вот тут меня накрыло. Я прекрасно знал, что идет запись, что кроме сотрудников станции никто и никогда эту запись не услышит. И при этом я вдруг физически ощутил всю ту бездну, все громадное пространство, которое скрывалось за коротеньким словом "эфир".
Зажим был дичайший. Сердце ухнуло в пятки, язык одеревенел. Первые две минуты я шел тупо по тексту, поскольку мозг отключился намертво. Читал просто на рефлексах. Потом потихоньку начал оживать, ближе к финишу даже стал импровизировать.
Но сбил сидевший рядом главред. Я внимательно следил за отпущенным мне хронометражем и прекрасно видел, что у меня еще полторы минуты. Но главный решил напомнить и показал на часы. От дикого зажима я понял так, что я уже выбиваюсь из лимита и оперативно закруглил выпуск. Режиссер потом сказала, что недостающие сорок секунд заполнили музыкой...
Потом начался разбор полетов. Главреду не понравился тон моей статьи про Таврический сад – слишком мрачно. Мол, есть хорошая фраза "давайте переименуем Таврический в Городской собачий парк", в этом тоне можно было написать весь текст. Может быть, только мне было как-то не до смеха...
В итоге меня все-таки не взяли. Как оказалось: к лучшему. Примерно через полгода на "Гардарике" начались какие-то финансовые склоки, а потом станцию вовсе обанкротили и разогнали. Что уж там стрясло, кто виноват – не знаю и знать не хочу. Да и какая разница?
Новый опыт, новые эмоции – вот что важно. Ну и история получилась недурная.
Ивановна
С Ивановной мы соседствовали долгих пятнадцать лет. Вообще-то, у нее было другое отчество, но поскольку бабка давно уже покоится на кладбище, то пусть будет Ивановна...
Познакомились мы с ней в 1987-м, когда переехали в новый дом на проспекте Большевиков. Как оказалось, и раньше жили в одном доме на Тверской, только встречаться не доводилось. Было Ивановне тогда глубоко за семьдесят, поскольку родилась еще при Николае Втором, в 1913-м году, в больнице Святой Ольги, которая тогда располагалась аккурат напротив нашего старого дома. В начале тридцатых больничные корпуса сломали и построили жилые дома...
Жила Ивановна одна. Мужа и детей у нее никогда не было, поскольку была религиозна до фанатизма. Одно время даже при монастыре жила и подумывала в монашки податься, да чего-то передумала. Но при случае любила похвастать старыми послевоенными фотографиями, где она вместе с будущим Патриархом Алексием Вторым запечатлена. Вторым предметом гордости была шкатулка с боевыми наградами – всю войну Ивановна прослужила в санитарном батальоне, вытаскивая раненых с поля боя. Девятого мая Ивановна получала поздравительную открытку и продуктовый набор. Но и только. Никаких встреч с однополчанами, никаких приглашений на встречу со школьниками. Никаких писем от спасенных бойцов. Ничего.
Жизнь в советских новостройках имела свою специфику. На весь квартал (четыре дома по 288 квартир) шесть телефонов-автоматов, все стояли в очереди на получение номера, и только Ивановне эти проблемы были неведомы – она умудрилась вытребовать себе номер вне очереди. Телефон поставили мгновенно, отобрав номер у Дома пионеров и школьников. Будучи ветераном не только войны, но и партии (я до сих пор не могу понять, как у нее совмещались вера в Христа и преданность заветам Ильича), Ивановна была идеальным тараном для вышибания из Советской власти льгот и благ. Зная это к ней нередко обращались за помощью менее заслуженные старики. И всякий раз натыкались на категорический отказ. Даже сестре своей отказала, когда та попросила пробить путевку в санаторий. При этом сама Ивановна ежегодно моталась в сочинские санатории за государственный счет вплоть до развала Союза...
Жила Ивановна небогато. Злые языки поговаривали, что пенсия у нее "золотая", да плюс льготы всякие – одинокая старуха могла бы как сыр в масле кататься. Но Ивановна только отмахивалась – какое, мол, масло? Тут и на маргарин денег едва хватает... Частенько матушка моя вместе с Ивановной по магазинам ходила. Новостройки же, до ближайшего продуктового семь верст киселя хлебать. А потом еще с сумками столько же... Как же не помочь бабке? Помогали, сумки носили, старались не замечать как Ивановна чужую мелочь со сдачи себе в карман убирает. Бог с ними, с копейками... Старуха впроголодь живет, кот на перловке с запахом рыбы отощал до состояния скелета.
А бабка потихоньку наглела. Когда я уволился с "Ленинца" и подался в продавцы, то для экстренной связи нужен был телефон. По очереди мне телефон лет через пять полагался, о мобильниках еще даже бандиты не мечтали, потому пошел на поклон к старухе. Предложил неофициально запараллелить номер, в обмен всю абонентскую плату брал на себя.
Вот тут Ивановна и развернулась. Старуха перестала просить и начала требовать, превратив мать в бесплатную домработницу. Приходилось терпеть, без телефона я был как без рук и Ивановна это прекрасно понимала. Но на всякий случай заготовила жалобу на телефонный узел, где сообщала о незаконном подключении. Думаю, не нужно объяснять, что против ее регалий у меня не было никаких шансов доказать что-либо.
И, думаю, вы поймете с каким наслаждением я выкинул старуху из квартиры, когда в квартире появился свой телефон. Соседка по коммуналке решила продать свою комнату, которую купил инженер Некрасовского телефонного узла. Покупал не для себя, а для своей соседки, которая наотрез отказывалась ехать в квартиру без телефона. И Миша ускорил получение номера, избавив себя от соседки, а нас от Ивановны...
Старуха тут же перекроилась в просительницу. Но мы уже были научены горьким опытом и попросту не открывали дверь. Тогда попыталась мстить, писала кляузы участковому, но времена изменились – ее чины и звания уже ничего не решали. И старухе пришлось смириться. Вскоре в квартире с бабкой поселилась племянница, которую раньше дальше порога редко пускали. Племянница была в активном поиске кандидата в мужья, старуха в этом деле была помехой и потому в квартире установился режим диктатуры молодежи. Ивановна пыталась восстановить статус-кво, но племяшка зря времени не теряла. Быстро нашла подходящего парня и стремительно забеременела. Ивановна опомниться не успела, как жильцов в квартире стало трое, а спальное место старухи переместилось на кухню.
