Андрей Яхонтов - Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2

— Понапридумывали запретов и табу! — возмущался он. — "Нельзя есть руками!" Почему? Если мне хочется? "Нельзя пить суп из тарелки через край!" А если мне нравится? "Нельзя показывать пальцем!" Чем же тогда показывать? Локтем? Плечом? Ногой? Люди в своем стремлении жить по правилам городят несусветную чушь!

При всей важности миссии, которую на себя взвалил, сознавая серьезность деятельности, которую вел и возглавлял, при бешеной загрузке и ощутимо и зримо достигнутых результатах, он не упускал случая схохмить и похохотать, слыл и был прежним неистощимым весельчаком, неугомонным разыгрывальщиком и насмешником. Созвав на торжественный обед очередную делегацию миллионеров, велел подать на стол шесть кило отварных куриных лап — и ничего больше. Гости были в шоке. Зрелище грязных когтистых деликатесов заставило многих женщин отворачиваться и зажимать нос. Маркофьев мариновал несчастных весь вечер, и лишь заполночь позволил слугам принести настоящую еду.

— Будь несерьезней, — говорил он. — Только если забьешь болт на все на свете, дела начинают получаться. БОЛЬШЕ ВСЕГО СМЕХА ВЫЗЫВАЕТ СЕРЬЕЗНОЕ К СЕБЕ ОТНОШЕНИЕ!

В ресторане, где мы сидели, вышел из строя кондиционер. Люди потели, тяжело дышали, утирали испарину. Но никто не решился поступить так, как мой друг. Никому такое даже в голову не пришло. Он вышел из-за столика, удалился и вернулся совершенно голым. До этого пополоскавшись в туалете под струей из крана. Вода стекала с него ручьями, когда он шел по роскошному ковру к своему месту, неся свернутую в узелок одежду. Посетители дорогого заведения, сами облаченные в костюмы и платья, страдая от духоты, хохотали, глядя на него. ОН СДЕЛАЛ ТО, ЧТО ХОТЕЛИ БЫ СДЕЛАТЬ ВСЕ, НО НЕ РЕШАЛИСЬ!

В чем он всегда и безусловно был прав, так это в том, что умел дурачиться. Ах, как это важно — уметь дурачиться!

УМНЫЕ ЗНАЮТ, КАК ВАЖНО УМЕТЬ ДУРАЧИТЬСЯ.

И это еще один (и не самый пустячный) аргумент в пользу дураков и дуракаваляния в самом широком значении этих слов и понятий.

НЕ ПРИДУРИВАЯСЬ — НЕ ПРОЖИВЕШЬ.

— НЕ НАДО ПЕРЕЧИТЬ ОРГАНИЗМУ, — любил повторять Маркофьев. — Тянет в сон — поспи, хочется покушать — поешь, не отказывай себе в углеводах и жирах, а нахлынула жара — разденься!

Он отдыхал… Расслаблялся, готовясь к главному рывку… Он, дважды убитый, оживал, готовясь к новому жертвоприношению во имя людей.

Что до меня — то и я, неудачливый его последователь, загнанный бедняга, ведь имел, имел, в конце концов, право на передышку?

— Даже в нашей стоеросовой конституции записано, что каждый имеет право на отдых, — соглашался Маркофьев.

Я выманивал из себя остатки усталости и приканчивал их дополнительным сном и развлечениями, застольями и возлияниями с моим другом.

Но в нынешней жизни дремать нельзя! Спать нельзя! Зевать не рекомендуется…

С недоверчивой радостью я констатировал: Маркофьев не изменился: любит пошутить, оторваться, подухариться…

Мы вспоминали. О том, как он, в студенческие годы, в жару, когда его сосед по общежитию, лежа с книгой и готовясь к экзамену, уснул, заботливо укрыл соню ватным одеялом, подвинул к нему поближе включенный обогреватель и закрыл в комнате окна. После чего отправился на прогулку. Угоревший друг и сосед проснулся не просто в испарине и поту, не просто в обмороке, а с сердечным приступом.

Маркофьев и сейчас изобретал примочки в том же стиле: в мерседесовском грузовике, на котором в имение привозили продукты, под сиденьем находился обогрев, его-то он и включил в самый зной, ничего не подозревавший, лишенный хохмаческой жилки водитель чуть не расплавился.

— Помнишь, — хохотал Маркофьев, — как в школьные годы потешались над соседкой с нижнего этажа?

Эта тетенька выносила остудить на балкон вскипевшее молоко. Маркофьев привязывал к веревочке химический карандаш и опускал его с нашего балкона — в дымящуюся кастрюлю. А потом, естественно, подтягивал вверх. Бедная хозяйка сходила с ума, не зная, почему ее молоко постоянно голубеет…

И он по-прежнему изобретал и модернизировал пословицы и отдельные выражения, поговорки и словечки…

— Люблю слово "пройдоха", — говорил он. — Сразу представляешь человека, проедающего и способного проесть все… Но почему нет в нашем языке слова "пропивоха"? Это несправедливо!

А затем наступило время следующего лихого виража… Оставив гостивших в имении обалдуев на попечение Моржуева и Овцехуева, мы интенсифицировали международные политические контакты.

Для начала отправились к султану Брунея. Он встретил нас недоверчиво.

— Все бумаги выправлены, — говорил Маркофьев. — Да, я полномочный представитель России, воспреемник Советского Союза. И я дарю вам военную эскадру… Так что не мелочитесь…

Султан жался и не хотел платить за неясно когда приплывущую к нему военную мощь. Однако в результате секретных переговоров все же обещал поставить свою подпись под воззванием к мировому сообществу — с требованием скорейшей передачи Корсики под протекторат Маркофьева.

Мы направились в Финляндию. Официальной целью поездки значилось торговое соглашение: Маркофьев намеревался поставлять для финских саун веники из дубов и осин Беловежской Пущи. (И контракт было заключен). На самом деле в березовой роще под Тампере обитал книжный магнат, который печатал в своих типографиях помимо "Учебника для Дураков" — на ста двадцати восьми индуистских наречиях — фальшивые доллары, марки, йены и фунты. А теперь специализировался на выпуске поддельных евро. Маркофьев планировал прикупить по несколько миллионов каждой из валют, однако полиграфист загнул слишком высокую цену, условия приобретения и переправки купюр на Капри Маркофьеву не понравились. Он взял небольшое количество чемоданов с долларами и йенами.

— Жлобяры… Не страна, а гоголевская Коробочка. Скупая страна, — говорил он. — Хотя некоторые уроки извлечь не мешает. Здесь все живут в долг. Так придумало их государство. Если у человека к концу года вырисовывается прибыль, ее тут же отбирают с помощью налогообложения — в пользу общества. Поэтому все стремятся уйти в минус. Купить катер или дорогущую машину. И быть в долгу. Постоянно в долгу. (Вспоминаем предыдущие уроки и утверждения о выгодности жить в долг!) Конечно, это способ заставить механизм экономики вращаться, хоть как-то принудить зажравшееся население что-то покупать, но финны ведь не русские, которые с гордостью носят звание должников. Для любого европейца, любой уважающей себя личности сознание жизни в долг унизительно. Так нужно ли ставить свой народ в столь жалкое положение? Ах, как гадко живут эти недоделанные европейцы! Итальянцы, те отбирают у работающих аж 60 % дохода, но у них есть правило еще более мерзкое: штраф сбившему на дороге пешехода назначается в зависимости от возраста пострадавшего. Если сбил молоденького члена общества — будешь платить втридорога, потому что этот молодой мог работать на благо остальных; если же сбил старика — заплатишь гроши, потому что кому он нужен, старик? Скоро, я уверен, начнут выдавать премии за убийство стариков на дорогах!

Тайной для средств массовой информации и ведущих политических лидеров стран "семерки" осталась встреча Маркофьева с глазу на глаз в правительственной резиденции под Турку с президентом Финляндской республики. По итогам состоявшегося обмена мнениями было подписано коммюнике: господин президент соглашался приветствовать передачу Корсики под управление Маркофьева.

Наблюдая за российскими туристами, залезшими в фонтан неподалеку от Трафальгарской площади и выгребавшими с его дна мелочь, которую побросали туда на счастье другие желающие вновь посетить столицу Британии путешественники, Маркофьев ностальгически вздыхал:

— Не люблю соотечественников… Особенно, когда вижу их за рубежом. Жалкие побирушки! Эх, где мои прежние годы! Помнишь, как воровал цветы с кладбища? Но теперь я другой. У меня другой имидж. Я себе такой вольности позволить не могу. Увы. Хотя по существу занят тем же. Выгребаю подаяние у не годящихся мне в подметки дубарей.

Тони Блэр на неофициальном приеме в Вестминистере заверил Маркофьева, что поддержит его притязания на владение Корсикой. В знак признательности Маркофьев передал ему в личное пользование чемодан с фальшивыми йенами.

Маргарет Тетчер также была в восторге от идеи устроить на Корсике английский дом для чаепитий. А принц Чарльз лишь попросил, чтобы остров превратился в модный горнолыжный курорт.