Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы прострации
Дома мать сказала, что ей всегда нравились лысые мужчины — с тех пор, как она увидела Юла Бриннера, танцующего на балу с Деборой Керр в фильме «Король и я».
Отец рассмеялся:
— Господи! Ты похож на бильярдный шар на ножках. На твоем месте я бы поостерегся попадаться на глаза Ронни О’Салливану[71], а то он как увидит твою башку, так тут же загонит ее в лузу, не успеешь и глазом моргнуть.
Отец смеялся до икоты, пришлось дать ему воды, чтобы он успокоился. Зачем, спрашивается, отец выдал эту усложненную метафору? С целью скрыть свои истинные чувства, потому что на самом деле его душили слезы? Если так, то он сумел всех обвести вокруг пальца.
Грейси, придя из школы, погладила меня по голове:
— Мне нравится твоя новая прическа, папа.
Я очень устал, и во рту у меня все горело.
— Какая же это прическа? — раздраженно возразил я. — У меня ведь совсем не осталось волос.
У Грейси задрожали губы, но мне удалось предотвратить плач, позволив дочери отполировать мою лысину хозяйственной салфеткой.
— Можно я возьму «Блеск» для мебели? — спросила Грейси.
Я ответил отказом, тогда она неторопливо легла на ковер перед камином и забилась в истерике. Я бессильно наблюдал, как она колотит руками и ногами. Спустя пять минут девочка спокойно встала и вышла из комнаты.
Воскресенье, 9 марта
По дороге в больницу мать свернула на Хайстрит и притормозила у книжного магазина. Мы вышли из машины, посмотрели в оконное стекло. Там были рабочие, стенки между торговым залом, подсобкой и кладовкой они уже сломали — получилось одно большое пространство.
— Здесь будет «Теско Метро», — доложила мать. — Думаю, не устроиться ли к ним на работу. У меня ведь полдня свободны, пока ты лежишь на химии.
Дневник, надо же быть до такой степени бесчувственной?
Когда меня пристегнули к капельнице, я позвонил жене на работу. Ответил Хьюго Фэрфакс-Лисетт и сказал, что Георгина разговаривает по другой линии с Штатами:
— Извините, Адриан, я не хотел бы ее отвлекать, она сейчас обговаривает условия сделки с тамошним турагентом.
— Да, я слыхал, что вы планируете заманить к себе автобусные туры с американскими туристами.
— Янки стали очень нервными и путешествуют неохотно. Надо убедить их, что Аль-Каида вряд ли взорвет нашу оранжерею, когда они будут там пить чай… Мне бесконечно жаль, — продолжал он, — что ваша жена в последнее время очень много работает и вам, наверное, ее не хватает, но в апреле у нас открытие сезона, так что хлопот полон рот. Мы делаем весеннюю уборку тридцати четырех комнат, приводим в порядок восемьсот сорок акров оленьего парка и углубляем ров с водой. Уверен, вы понимаете, каково нам приходится.
Мне не терпелось закончить разговор, но я не знал как.
— Я слышал, вы не в лучшей форме в последнее время, — не унимался Фэрфакс-Лисетт.
Я признал, что это так.
— Георгина наверняка прекрасно о вас заботится. Она замечательная женщина.
— Ну, — возразил я, — жену я теперь не часто вижу, но моя мать оказывает мне всяческую поддержку.
— Прекрасно, прекрасно. Семья — это страшно важно.
Мы помолчали. Он явно ждал реплики с моей стороны, но я не нашелся что сказать, кроме:
— Будьте добры, попросите Георгину позвонить мне, когда она освободится. Спасибо.
Попробовал съесть апельсин, почищенный матерью, но не смог, жевать было слишком больно. Меня предупреждали о подобном побочном эффекте.
Зашла Салли проведать меня, сказала, что моя лысая голова выглядит «круто». Я с неизменным терпением внимаю бесконечной саге об отношениях Салли и Энтони, и мне совершенно ясно, что жених обманывает ее с другими женщинами, но Салли, похоже, в упор не замечает его похождений.
— На выходные мы собирались в горы на Волчьи отроги, — рассказала она сегодня, — но, когда Энтони загрузил в машину все походное снаряжение, выяснилось, что для меня там не осталось места.
— И он поехал один?
— Да, — кивнула Салли, — он был таким расстроенным, когда мы разговаривали по телефону.
— У него что, шатровая палатка? — с ноткой скепсиса в голосе спросил я.
— Палатка на четверых, но спальные мешки занимают очень много места.
— А какая у него машина? Мини?
— Нет, внедорожник, но он всегда берет большой запас продуктов.
— Салли, у вас рост сто шестьдесят сантиметров. Вас можно втиснуть куда угодно.
— Да, но кроме еды и палатки надо взять походную плитку, снаряжение на случай дождя, резиновые сапоги, бутыли с питьевой водой, поддоны для льда, утеплительный коврик, надувной плот, весла…
Дневник, я сдался. Она просто не хочет видеть то, что происходит у нее под носом.
По дороге домой мать пристально поглядела на меня:
— Георгина не вылезает из поместья. Надеюсь, ей хорошо заплатят за сверхурочные.
Домой жена вернулась в половине одиннадцатого. У нее возникли проблемы с рабочими, копающими ров.
— Немудрено, — заметил я. — Им, должно быть, трудно работать в темноте.
Понедельник, 10 марта
Письмо из Мексики по электронной почте от матери Георгины:
Здравствуй, дочь моя. Папа говорит, ты нашла работу в английском загородном доме. Добрая весть. Когда ты приедешь к нам с мужем и малышкой Грейси? Артур работает в Мехико-Сити. У него теперь два магазина, и в обоих торгуют свининой. У нас много солидных клиентов: начальник полиции, два кардинала и монахини, которые заботятся о сиротах, что промышляют на свалке. Надеюсь, ты по-прежнему не сердишься на меня, Георгиночка. Мне пришлось сбежать от твоего отца. Каждую ночь он по три часа без перерыва говорил со мной. Каждый день дарил подарки. Когда был на работе, звонил постоянно сказать, как он любит меня и какая я красивая. Вот почему я покинула его. Какая женщина такое выдержит? Я счастлива с Артуром, он не относится ко мне хорошо, каждый вечер я должна подавать ему ужин в столовой, а сама ем на кухне в одиночестве, но я счастлива.
С любовью от твоей мамы,
Кончита.С разрешения жены я прочел это письмо и покачал головой:
— Мне никогда не понять женщин.
— Отец не давал ей дышать, — с грустью сказала Георгина.
Я спросил у нее, хотела бы она навестить Кончиту и своего отчима Артура, когда мне станет получше.
— Нет, — ответила Георгина, — Хьюго без меня не справится, да и в любом случае мы не можем себе этого позволить.
Я обрадовался: статистика убийств в Мехико одна из самых высоких в мире.
Вторник, 11 марта
Нас почтил своим вниманием Отдел по борьбе с преступлениями против окружающей среды. Весь «отдел» состоит из двух человек — молодой угрюмой женщины и мужчины постарше в водонепроницаемой куртке и болотных сапогах. Женщина показала удостоверение и спросила, нельзя ли им зайти в дом «на пару слов».
Терпеть не могу это выражение, поэтому я ответил:
— Вы можете войти, если у вас есть ко мне дело, но перекидываться парой слов мне некогда.
Я оставил их стоять в прихожей, поскольку на кухне торчал Бернард в очень коротком халате, купленном в секонд-хенде, который все время распахивался, а в гостиной мать подстригала отцу ногти на ногах моими особыми щипчиками.
Оказалось, создание Отдела по борьбе с преступлениями против окружающей среды благословили районные власти. Во время «патрулирования» борцы заметили, что два наших мусорных бака находились на обочине дороги в 10.17 — «целых два часа после того, как в 8.16 из них вытряхнули мусор». Это нарушение, напомнили мне, которое грозит штрафом в 100 фунтов.
— И более того, — угрюмо сказала женщина, — крышка одного из баков была приоткрыта на пятнадцать сантиметров.
Когда я объяснил, что слишком слаб, чтобы затащить баки обратно во двор, а моя жена, видимо, запамятовала о том, что баки нельзя переполнять, парочка обменялась скептическими взглядами профессионалов.
— Каких только отговорок мы не наслушались, мистер Моул, — скривилась дамочка. — В общем, вы официально предупреждены. Помните, вы обязаны выставлять баки на улицу не ранее семи тридцати утра и забирать их обратно не позднее половины девятого. Вам ясно?
Не знаю, долго ли мы еще препирались, но, когда в прихожую вышел Бернард узнать, «из-за чего сыр-бор», парочка поспешила ретироваться.
— Они напомнили мне о послевоенном Восточном Берлине, когда соседи доносили в Штази о каждом твоем чихе.
Среда, 12 марта
Утром не смог вылезти из постели. Георгина взялась отвести дочку в школу. Они опаздывали, потому что Грейси повела себя возмутительно. Все было хорошо, пока она не увидела содержимое коробки для завтраков.