Роберт Ладлэм - Дорога в Гандольфо

— Что ты сказал? — Сэм понял вопрос, но нуждался хотя бы в нескольких секундах, чтобы обдумать ответ.

— Как долго пробудешь ты в Цюрихе?

— Один день, от силы — полтора, если не встретится каких-то осложнений. Многое будет зависеть от банка.

Думаю, переводы из Женевы оформят шифрограммой, но я могу и ошибаться.

— А нельзя ли предотвратить возможные осложнения горшочком с медом? — поинтересовался Маккензи.

— Попытаться можно. Как говорится, с учетом взаимных интересов. Время не терпит, сумма же немаленькая. Банк-депозитарий не отказался бы от нескольких тысяч долларов, которые мы могли бы провести по документам как поощрительное вознаграждение.

— Черт побери, сынок, да понимаешь ли ты сам, что говоришь? Как здорово все у тебя выходит?

— Это элементарная бухгалтерия. Для адвокатов тяжбы с банками — их хлеб. Они изыскали намного больше способов ловчить к собственной выгоде, как и в интересах других, чем племена, промышлявшие бартерными сделками. Опытный юрист прибегает всякий раз к той уловке, которая в данный момент в наибольшей степени устраивает его.

— Ты слышишь, что он говорит, Джинни? Не правда ли, в этом парне есть кое-что?

— Ты великолепен, Сэм, я признаю это, — сказала она и затем обратилась к Хаукинзу: — Знаешь, Мак, поскольку управляющий замком отлично справляется со своими обязанностями, не съездить ли и мне с Сэмом в Цюрих, чтобы составить ему компанию?

— Блестящая идея! Не знаю, как я сам не додумался до этого.

— Не представляю, чтобы ты упустил вдруг такое, — заметил спокойно Дивероу. — Вы оба так добры ко мне!

Откуда только не прибывали в Махенфельд отобранные Хаукинзом офицеры. На железнодорожной станции в Церматте их встречал шофер по имени Рудольф — с раскосыми, как у кошки, глазями, золотыми зубами и в черном берете. Он крутился с приезжающими целых два дня.

Первым появился критянин. Он добрался до места без всяких происшествий. А это означало, что ему удалось беспрепятственно пересечь несколько государственных границ под неусыпным оком высококвалифицированных представителей власти и прибыть благополучно с фальшивым паспортом на руках в город Церматт. Но здесь офицера ожидали новые испытания: несмотря на полное соответствие всех условных отличий в одежде полученному Черным Беретом описанию, Рудольф не признал незнакомца и посему категорически отказался посадить его в свое «итальянское такси».

Произошло же это недоразумение из-за того, что в банке данных по Криту, имевшемся в распоряжении службы «Джи-2», не содержалось и намека на то, что отобранный Хаукинзом офицер — чернокожий. «Засветившийся» некогда агент с ученой степенью доктора наук, первоклассный специалист по аэронавигации, долгое время — пока русские хорошо ему платили — симпатизировавший Советам, обладал до удивления черной кожей. Это-то и сбило Рудольфа с толку. И Маккензи пришлось прибегнуть к нескольким весьма энергичным выражениям в телефонном разговоре с Черным Беретом, прежде чем тот посадил наконец «черномазого» на заднее сиденье своего автомобиля.

Следующими прикатили марселец и стокгольмец. Прошедшей ночью они встретились на бульваре Георга Чинкве в Лос-Кальвадосе и, восстановив давнее знакомство, тянувшееся еще с тех дней, когда оба делали деньги и у союзников, и у нацистов, вместе вылетели из Парижа, страшно обрадованные тем обстоятельством, что направлялись в одно место — к некой «желтой горе» в Церматте. У Рудольфа не было неприятных неожиданностей с марсельцем и стокгольмцем в частности и потому, что они «вычислили» его раньше, чем он их, отругав при этом за допущенную им оплошность при опознании.

Бейрутец добрался до Церматта не на цюрихском поезде, а в карете «скорой помощи», или, точнее, в машине для перевозки больных. Для этого, по его мнению, у него имелись весьма веские основания: он не хотел лишний раз напоминать о себе цюрихской полиции, с которой в не столь уж давние времена у него неоднократно возникали ссоры. Понятно, на почве контрабанды. Потому-то сначала он прилетел в Женеву, где арендовал автомобиль, брошенный им по прибытии в Лозанну. Отсюда он связался по телефону с частной клиникой в Монтрё и заказал санитарную машину для перевозки его как страдающего закупоркой сосудов, в Церматт, где он якобы решил провести остаток своих дней. В Церматт бейрутец поспел как раз к приходу поезда из Цюриха. Все у него прошло отлично, кроме встречи с Рудольфом. Тот, попетляв на плотно накачанных шинах по горным дорогам от Махенфельда, подъехал к вокзалу в назначенное время, но, к сожалению, из-за спешки нечаянно столкнулся на площадке для парковки машин с чьим-то автомобилем. Как оказалось, это был автомобиль для перевозки больных, притом с номерным знаком другого кантона.

Опознать бейрутца в одетом в белое больном, который, отворив дверь «санитарки», орал как сумасшедший, было трудно, и Рудольф только пожал плечами. Он стал подозревать, что хозяин Махенфельда, видимо, что-то не учел, ибо людей, которых он приехал встречать в Церматт, не было.

К тому же, ко всем его другим огорчениям, добавилось еще одно: милая леди его предзакатных мечтаний, фрейлейн с такой прелестной грудью, покинула замок на несколько дней.

Но с римлянином Рудольф сразу же поладил. Тот оставил свой багаж в поезде. Совместные хлопоты, связанные с поиском трех пропавших чемоданов, вызвали у римлянина чувство симпатии к представителю Махенфельда. Рудольфу он тоже понравился, и всю дорогу в замок они сидели рядом.

Бискаец оказался человеком предельно осторожным. Показав встречавшему его Рудольфу свой условный опознавательный знак — пару белых перчаток с черными розами, вышитыми на тыльной стороне, — он зашел в мужской туалет, откуда тотчас же выбрался через окно.

По прошествии часа нетерпение Рудольфа переросло в недоумение, сменившееся вскоре паникой, когда он обнаружил, что в туалете никого нет.

Стараясь не привлекать к себе внимания. Черный Берет принялся разыскивать беглеца по всем углам, включая камеру хранения. Тот же незаметно наблюдал за Рудольфом. Лишь после того, как управляющий замком, окончательно перепугавшись, позвонил в Махенфельд и доложил, что бискаец ведет себя более чем странно, тот, подслушав телефонный разговор из соседней кабины, снова вышел на контакт с ним.

Вновь прибывший устроился на заднем сиденье автомобиля, и они тронулись в путь. Рудольф был хмур и за всю дорогу не проронил ни слова.

Последним прибыл афинянин. Если бискаец был человеком осторожным, то тот оказался истинным параноиком. Начал он с того, что дернул рукоятку тормоза и застопорил состав возле сортировочной станции. Кондукторы и машинисты бросились по вагонам, в поисках места аварии. А афинянин тем временем выпрыгнул из своего вагона и пролез между колесами на платформу, где и спрятался за бетонную опору, поддерживавшую навес. Из этого убежища ему не доставило труда вычислить Рудольфа.

В конце концов состав подошел к перрону, и Рудольф проверил всех сходящих в Церматте пассажиров. Афинянин, конечно, видел его беспокойство. И когда на перроне остались только железнодорожники, он неслышно подкрался к Рудольфу, хлопнул его по плечу и, показав опознавательный знак — красный носовой платок, — пригласил Рудольфа следовать за ним. Потом, совершенно неожиданно, бросился со всех ног к дальнему концу перрона, соскочил с него и помчался по шпалам в направлении депо, где навязал Рудольфу самую настоящую игру в прятки между неподвижно стоявшими вагонами.

И лишь через пять минут шустрый афинянин соизволил подойти к вконец расстроенному Черному Берету, чем привел его немного в чувство, и они, оставив депо, пошли к автомобилю.

Маккензи, ожидавший в замке прибытия машины с последним офицером, облегченно вздохнул при виде их и поздравил себя с профессионально выполненным делом. Минуло лишь семьдесят два часа с того момента, как он начал свои закодированные переговоры с нужными ему людьми, и за эти семьдесят два часа все они до единого прибыли по его зову.

Вот так-то, знай наших, черт побери!

Поскольку Сэм придерживался известного принципа, что банковский бизнес — дело нечистое, его поездка в Цюрих, или, точнее, в Цюрихский государственный банк, целью которой являлась аккумуляция финансовых ресурсов «Шеперд компани лимитед» в одном месте, завершалась столь же успешно, как и быстро, и он смог отправиться назад, в Церматт, поездом, отходившим вскоре после полудня. Поскольку Регины Гринберг в отеле не оказалось, — она ушла за покупками, — Сэм оставил ей короткую записку: «Я уже отбыл. Жду тебя».

Ему хотелось побыть в поезде одному: подумать, разобраться кое в чем. Пока он находился в пути, — а дорога занимала несколько часов, — вариант номер семь приобретал постепенно все более четкие очертания. Главным образом благодаря четырнадцати документам, полученным им в банке от обливавшегося потом старшего служащего, ставшего куда богаче после встречи с Сэмом.