Павел Асс - Дык, или Как московские Митьки достали питерских
— Дык, — офонарел Антоныч. — Это ж у нас бампер-то отвалился, у нашего «Запорожца». Я ж говорил уже.
— Не положено.
— Чего не положено?
— Не положено, — уперся гаишник.
Вася Фтородентов втихаря закрыл багажник, сунул ключи в карман.
— Чего мы сделали-то? — добивался вразумительного ответа Антоныч.
— Не положено, — твердил твердолобый мент. — Пройдемте.
— А! — осознал вдруг Фтородентов и снова открыл багажник. Гражданин начальник, а вот за упокой моей любимой бабушки… — он протянул дорожному стражу бутылку порвейна. — Помянуть-то надо!
— Не положено, — буркнул гаишник, но бутылку взял, обошел вокруг машины, посмотрел на номер, повернулся к митькам спиной и зашагал к своей будочке, помахивая в левой руке жезлом, в правой бутылкой портвейна.
Антоныч и Василий по-быстрому залезли в машину, Сидор нажал на педаль, «Запорожец» громко чихнул и сорвался с места.
— Дык!.. — сказал Антоныч.
— Елы-палы, — подтвердили Сидор и Серега.
Василий погладил Мирона и опять уткнулся в окно.
«А как там без меня Настенька?» — думал он…
Глава девятая
Свобода
— Что на месте тебе не сидится? -
Ты в ответ вопрошаешь строго.
— Я отныне вольная птица,
Отпусти ты меня на свободу!
Е. Глебова— Свобода!!! — орал Антоныч, высунувшись из окна. Его волосы были откинуты назад встречным ветром, он блаженно жмурился, показывал язык машинам, которые обгонял их «Запорожец», и орал.
— М-м-м, — радостно мычал Сидор, подпрыгивая за рулем. Навстречу неслись белые полосы, «Запорожец» подпрыгивал на обычных для советского шоссе ухабах.
Счастливые Васька и Серега, обнявшись, выкрикивали «Матросскую тишину». Мирон на коленях у Василия истошно вопил. В общем, всем было хорошо.
Но тут резкий милицейский свисток заставил Сидора опять обругаться и затормозить. Все обернулись к заднему стеклу. В десяти метрах стояла милицейская машина, и от нее шел к «Запорожцу» гаишник, точная копия первого. Гаишник точно также постукивал по ноге жезлом и преглупо ухмылялся.
— Холера! — сказал Сидор. Было видно, что и к этому гаишнику он не пойдет.
— Если дело пойдет такими темпами, — проговорил Фтородентов, готовя ключи от багажника, — не проехав и пол пути до Питера, мы растеряем весь портвейн.
Василий и Антоныч вылезли из машины.
— Начальник, а чо мы сделали? — послышался голос Антоныча.
— Почему без бампера едем? Непорядок!
— Дык вот же бампер! — закричал Серега, высовываясь из машины и протягивая менту бампер. — Во! Почти как настоящий!
— Не положено!
— Начальник! — гнул свою линию Антоныч, в то время как Фтородентов открывал багажник. — Дык, бампер мы специально сняли, в ремонт едем! Нам на предыдущем посту ГАИ посоветовали!
— Не положено!
Потом они замолчали. Фтородентов в полном молчании передал гаишнику бутылку, затем вместе с Антонычем они показали язык удаляющемуся менту и залезли в машину.
— Скоты какие, — произнес Антоныч. — Не доедем так до Ленинграда!
— Дык, может и не ехать? — предложил Фтородентов.
— Ты что! — возмутился Сидор. — Как не ехать! А мой роман? Дык, а кто доставать питерских митьков будет?
— Телеграмму пошлем…
— Телеграмма денег стоит! Решили ведь ехать, а теперь на попятный! Тоже мне, браток называется!
— Ну, — примирительно сказал Василий. — Едем, так едем! Хотя можно было бы и десять копеек подкинуть.
— Зачем?
— Орел — поехали бы, решка — назад в Москву.
— А-а-а!!! — заорал Сидор.
— Да нет, едем, едем! — сказал Вася.
«Запорожец» сорвался с места.
— Однако, — сказал Антоныч, — надоть портвейнчик-то оприходовать, а то менты все выжрут, а у них и так рожи на… (Здесь Антоныч вставил неприличное слово, которое я при девушках повторять не решаюсь) похожи! Сворачивай в лес!
Сидор свернул на лесную дорожку. Минут пять они прыгали по кочкам и, наконец, остановились на симпатичной полянке.
Братишки вылезли из машины. Сидор расправил затекшую спину, выпятил живот и прокричал:
— А-а-а! Класс!
— Дык! — отозвался Антоныч.
— Елы-палы!
Серега и Вася достали из багажника портвейн и канистру с пивом. Антоныч вытащил откуда-то из под сидения большую воблу.
— Кайф!
Мирон нехотя вылез из машины, сонно изогнул спину, зевнул. Обойдя вокруг «Запорожца» выкопал ямку, посидел, закопал и пошел на охоту.
— Культурный кот, — похвалил Антоныч. — Прям как я…
— Дык…
На травке расставили кружки, налили портвейн.
— Привет, — послышался чей-то хрипловатый голос.
Братишки-митьки обернулись…
Глава десятая
О том, как иногда нехорошо получается
Да, брат мой, я злодей,
Гад, поношенье Света,
Несчастная душа,
Погрязшая во зле,
Последний негодяй
Из живших на земле.
Ж. Б. Мольер «Тартюф, или Обманщик»— Привет, — повторил незнакомец. Он был в драных штанах, телогрейке, ужасно небрит. Ну, чисто уголовник! За его плечами висел большой мешок.
— А-а-а! — оттянулся Антоныч. — Братишка!
И протянул подошедшему свою кружку.
Слегка удивившись, незнакомец, однако, выпил и присел рядом с митьками.
— Ты уж извини, — говорил Антоныч, — кроме воблы никакой закуски нет!
Незнакомец открыл свой мешок и начал вынимать оттуда мертвых куриц.
— Костерчик сейчас разведем, — сказал он. — Общипем, обжарим. Пальчики оближете.
— О! — восхитились митьки. — Класс!
Вася и Серега пошли за дровами, наткнулись недалеко на поленницу и через пять минут у них уже полыхал костер. Незнакомец, представившийся нашим друзьям, как Виктор (с ударением на последний слог), и Антоныч резво общипали кур, нацепили их на палку и пристроили над костром. Пока курицы принимали свой нормальный, привычный для митька жареный вид, друзья выпили за знакомство. Виктор рассказал пару неприличных анекдотов, на что Антоныч разразился таким крутым анекдотом, что все попадали.
Затем они долго кушали, запивая вином и пивом. Курицы были несоленые, но митьки не ели со вчерашнего вечера, и потому уписывали так, что за ушами хрустело.
Наконец, все оттопырились.
— Люблю поиграть в удавчика, — самодовольно сказал Сидор, поглаживая раздутый живот. — Лежишь себе на солнышке и перевариваешь!
— Может в картишки, — предложил Виктор, доставая засаленную колоду.
— Лень, — протянул Антоныч.
Мирон, которому тоже перепало и который сожрал две курицы целиком, обглодал все кости после братишек, лежал на спине, дрыгал ногами, а Антоныч чесал ему пузо.
— Однако, не пойму я вас, — сказал Виктор. — Вот вы, митьки, вроде люди как люди, ан нет, странные какие-то.
— Это почему же? — удивился Антоныч.
— Ну, вот меня вы видите в первый раз. А сразу налили портвейна. А вдруг я жулик какой?
— Жулики тоже люди, — сказал Антоныч. — А все люди — братишки.
— Не пойму! У нас всегда говорили: человек человеку — волк…
— Люпус ест, — подтвердил Сидор.
— А вы говорите — братишки! А вот если вам толпа морду начистит, они вам тоже будут братишки?
— За что же нам морду бить? — рассудительно спросил Антоныч. Мы никому зла не приносим — это наша главная заповедь.
— Заповедь, заповедь! — передразнил Виктор, — Вы-то, может, и не приносите, а вот вам могут…
— Могут, — вздохнул Фтородентов, вспоминая сотрудников ГАИ.
— Ну и что? — спросил Антоныч. — Разве это что-то меняет? Есть, конечно люди, которых и людьми-то трудно назвать. Но ведь есть и настоящие люди. Вот они — братишки. А если бы вокруг одни свиньи были вместо людей, было бы скучно жить.
— А зачем вы живете?
— Как зачем? — удивился Антоныч. — Разве непонятно?
— Нет, — сказал Виктор. — Вот я — понятно, мне деньги нужны, а от вас я уже раз пять слышал, что не в деньгах счастье. А в чем же?
— Дык, счастье… Я где-то читал: счастье — это то, чего многим не хватает для полного счастья. Однако, правильно сказано! А вообще, счастье — это сама жизнь. Живи, лови свой кайф — вот тебе и смысл жизни, зачем чего-то придумывать?
В общем, у братишек пошел такой умный разговор о смысле жизни, что мне даже скучно стало. Мирону тоже было скучно, и он заснул. Посапывая во сне, он увидел сон.
Сидит он, значит на батарее парового отопления, а внизу идет целая толпа мышей. Мыши думают, что Мирон спит, а он не спит и одним глазом за ними подсматривает. Тут мимо две курицы жареных пролетают и тоже думают, что Мирон спит, а он не спит и вторым глазом за курицами подсматривает. Одна из куриц подлетает к Мирону и говорит: «А ведь курицы-то летать не умеют!». А действительно, думает Мирон, как они летают? Наверно, потому что жареные? А мыши тем временем сыр начали кушать. Не мой сыр, думает Мирон, не жалко. А сожрут сыр — потолстеют, я тогда их… Мыши все жрали, жрали, а потом начали толстеть. Сначала стали ростом с курицу, потом с Мирона, потом еще больше. Забили всю лестничную площадку, зубами щелкают, Мирону голову откусить хотят. Перепугался Мирон, заорал благим матом и проснулся.
