Владимир Шинкарёв - Максим и Фёдор
Илья молчал.
– - Вы, Кобот, видимо, обеспокоены моим вселением в квартиру, да? Да или нет?
В буфете тонко пискнули фужеры. Страшно тикали часы.
– - Может, хватит в мочанку играть?! – закричал Пужатый, с силой всаживая папиросу в стол.
Илья Давидович дернулся, как от электрического удара, и отбежал к окну. Пужатый, откинув стул, поднялся и вышел из комнаты.
Кобот, широко открыв глаза, смотрел в пространство. Очнувшись, он опрометью кинулся в коридор, надел пальто и выбежал на улицу.
На улице все казалось кошмаром, дул долгий ветер из всэ переулков, прохожие, как солдаты, ходили от одной остановки автобуса к другой, фонари, машины… Спрятаться было негде.
Домой Илья решил вернуться только вечером.
Не раздеваясь, на цыпочках он прошел в свою комнату, разделся там и, совершив несколько кругов по комнате, высунул голову в коридор. На кухне ожесточенно стукались стаканы и гремел голос Пужатого:
– - Да ведь враг он! Враг! Вражина натуральный! Что ты будешь делать? Я вижу, что враг, а прищучить не могу… Но погоди – увидишь ты Александра Пужатого! Он у меня не уйдет, не уйдет, сам себя выдаст!…
На следующий день Илья Давидович смалодушничал, не пошел домой совсем. Впервые за долгое время он ночевал не дома. Попросился к приятелю, то есть к сослуживцу. Там было вроде и хорошо, поиграли в карты, поговорили о работе, а все равно тяжело на непривычном месте, да и неудобно. Потом вместе поэали на работу, там как-то забываешься, очищаешься, все нерабочее время кажется коротким и малозначительным. После работы для окончательной разрядки Илья еще сходил в кино на "Версию полковника Зорина" и совсем спокойный отправился домой. Сколько можно, в конце-то концов, пугаться этого идиота милиционера! Нужно спокойно и насмешливо дать ему понять, какого дурака он валяет, еще лучше осадить бы его как следует, поставить на место… Нет, ну его к черту, не стоит.
Кобот вошел в квартиру, разделся (даже почистил пальто щеткой), не таясь, прошел к себе в комнату, где хладнокровно сел за стол с книгой "Заметки по истории современности". Почти тотчас же в комнату вошел Пужатый и расположился напротив Ильи. Илья Давидович оторвал глаза от книги, холодно посмотрел на Пужатого и снова погрузился в чтение. Милиционер забарабанил пальцами по столу, едко глядя на читающего Кобота.
– - Книжечку читаем?
Илья продолжал смотреть в книгу.
– - А ну положить книгу! Смотреть на меня! – как никогда страшно закричал Пужатый, с силой хлопнув ладонью по столу. Все затрещало, книга упала на пол.
Коботу уже некуда было смотреть, и он со страданием взглянул на Пужатого. Тот сидел весь красный и тяжело дышал.
– - Александр Степанович, я думаю, пора, наконец… – начал Илья.
– - Кобот, что вы делали сегодня ночью? – перебил его Пужатый.
– - Я… Что?… Спал… Ночевал…
– - Где? Адрес?
– - Да причем тут… На работе… То есть у сослуживца…
– - Интересная у вас работа, я замечаю… Адрес, я спрашиваю!
Илья Давидович понял, что лучше не выламываться, а спокойно отвечать на вопросы, чтобы Пужатый перебесился, понял, что неправ и отстал. Однако адреса сослуживца действительно невозможно было вспомнить теперь, в таком лихорадочном состоянии.
– - Не помню точно сейчас. Я завтра могу показать, я завтра спросить могу.
– - Значит, где были ночью, не помним? Или, может быть, не хотим вспомнить?
Жилы на шее Пужатого надулись и мерцали. Он встал, окинул комнату внимательным взглядом и, хлопнув дверью, вышел. Илья застонал, вскочил, стал метаться, подбежал к двери – однако не совсем, чтобы не было вида, что он подслушивает, – замер. Через некоторое время раздался звонок – пришел Василий, принес вермуту, плясал, напевал что-то восточное. Федор внушительно выговаривал ему, что портвейн пантейшнее вермута. Неожиданно раздался властный голос Пужатого:
– - Ну шуметь! Передвигаться осторожно! В квартире – Кобот!
Поздно вечером, когда все уже утихли, Илья на цыпочках пошел по коридору в туалет, с опаской прислушиваясь на каждом шагу. Нащупав дверь, он медленно, чтобы не скрипела, открыл ее, вошел и стал тихо-тихо закрывать. Раздался грохот, в коридоре вспыхнул свет. Пужатый шватил уже почти закрытую дверь и рванул на себя с пронзительным криком:
– - Стой, гад! Теперь не уйдешь!
Илья до крови вцепился в ручку, однако дверь неотвратимо распахивалась. Кобот затравленно вскрикнул и закрыл голову руками.
Пужатый с полминуты постоял в дверях, грозный, как памятник, и, ничего не сказав, быстро прошел в свою комнату, оставив после себя тяжелый запах винного перегара.
Часа через три, когда Кобот уже стал задремывать на диване, куда он прилег, не раздеваясь, в коридоре послышался резкий не приглушенный стук сапог. Прямо в ушах заскрипело страшное шуршание и потом голос из громкоговорителя:
– - Внимание, Кобот! Вы окружены! Всякое сопротивление бесполезно! Выходите и сдавайтесь!
Илья до боли вытаращил глаза и вцепился зубами в руку, больно укусив ее.
– - Повторяю, Кобот! Всякое сопротивление бесполезно! Выходите и сдавайтесь!
Снова напряженное, выжидающее шуршание. Хлопнула дверь, и потом голос Максима:
– - А вот ты поори у меня, говно! Хватит, один засранец по ночам орет, еще второй нашелся!
– - Всем оставаться в помещениях! – ответил Пужатый в громкоговоритель.
– - Я тебе, жопа, покажу помещение!
В коридоре некоторое время ходили, зажигали и тушили свет – Кобот был почти в беспамятстве. Он рванул на груди рубаху и откинулся на спинку, тяжело дыша.
Под утро Илья Давидович забылся тяжелым неспокойным сном. Часто просыпаясь, он тут же забывал кошмарные сновидения, так как действительность казалась еще хуже, гаже и непонятнее. От малейшего шороха он просыпался, и, вытягивая шею, сонно таращился во все стороны.
Когда в комнате стало светать, когда невнятные кубы мебели стали оформляться, хотя непонятно во что, дверь резко разпахнулась, и из проема послышался голос Пужатого:
– - Ни с места! При малейшем движении стреляю! Руки вверх!
Черная фигура вынырнула из темноты и метнулась к выключателю. Кобот пружиной распрямился, одним движением снял предохранитель и нажал курок.
Бахнул выстрел, и черная фигура шлепнулась на пол.
Забегали в коридоре. Максим включил свет. Перевернули на спину Пужатого. Прямо против сердца на синей форме расплывалось страшное пятно крови. Кобот забился в угол дивана, поминутно разглядывая руки и шаря под собой.
Все, как обалделые, смотрели на грузный нелепый труп.
ЭПИЛОГНепостижимая гибель Пужатого поразила всех обитателей квартиры. Кобот целыми днями приставал к Максиму и Федору, верят ли они, что это не он убил Пужатого. Хотелось верить, хотя вроде больше некому. Но не мог же убить Кобот, сроду не державший в руках никакого оружия, да и вообще…
Илью не забрали. Почему – неизвестно. Не забрали – и все… Замяли.
Петр, ученик Максими, совсем, кажется, решил, что его разыгрывают. Он назвал Илью Давидовича "наш Ринальдо Риналь- дини" и сочинил про него стишки:
Кобот бренчит кандалами –Ведут по этапу его.Он утром, не мывшись, в пижамеСоседа убил своего.Про вольную жизнь вспоминая,Идет он, судьбину кляня.Идет он в слезах и хромает.Идет, кандалами звеня.
Недолго Петр так веселился – прослушав стишок, Максим всадил ему затрещину и сказал:
– - И ты доиграться хочешь, ж$па?
ГОСТИ
(разговор)
(Комната Петра, ученика Максима. Большой стол, шкаф, наполненный книгами – ничего книги, но отвратительно затрепаны, а многие с библиотечными штампами. Полуразобранный магнитофон. Всякие вещи. Под кроватью вместо одной из ножек лежит стопка журналов и книг, а ножка валяется тут же, рядом. В комнате отностительно чисто, на столе стоят три бутылки портвейна, хлеб – видно, что Петр ждет гостей.
Петр с книгой сидит за столом. Смотрит на часы, затем берет со стола бутылку, открывает, наливает полстакана, медленно пьет. Слышен звонок.
Петр быстро допивает налитое, наливает еще столько же и тоже выпивает, очевидно, для храбрости. Слышно, что в коридоре открывается входная дверь.)
ПЕТР(поперхнувшись, кричит): Это ко мне!
(Убегает, возвращается с гостями. Это Василий, ученик Федора; Алексей Житой, крепкий парень; Мотин, непризанный художник; Вовик, весь слабый, только челюсти крепкие от частого стыдливого сжимания; Самойлов).
ЖИТОЙ: Смотри, он уже начал! Мужики, давай, давай по штрафной!
(Достает из своего портфеля две бутылки портвейна, более дешевого, нежели стоящий на столе.)
