Михаил Серегин - Дембельский аккорд
– Ох и тяжко! – искренне сказал Фрол и содрогнулся, вспомнив кросс в бронежилете на международных соревнованиях.
– Ну, ну, не трясись, ничего тебе нынче не будет. Давай, давай, лезь в кабинку, пока я добрый. Эй, водила-мудила, ну-ка, помоги солдату, хоть он и дезертир! Ему ж высоко до подножки-то! Ишь, буржуй, отъел себе машину, родной «КамАЗ» его не устраивает! Быстро, я сказал! А, чего?
Последний вопрос уже относился не к жертвам ограбления по-волгоградски. Бородатый главарь выхватил откуда-то мобильник и зло сплюнул:
– Ну вот, дождались с вами, коз-злами... Нет, не тебе! – рявкнул Потрошитель в трубку. – Что у тебя там? Много? Две? А какие? Блин, опять грузовики! К дождю, что ли, разъездились?! Не, не успели, долго уговаривать... Да можно и взять! Тоже верно, день хороший. В общем, как к вам на холм выедут, увидят всю нашу ярмарку – так ты и смотри. Могут подумать, что авария, да еще и помочь захотят, так мы их и сами возьмем... А куда денутся! Попробуют развернуться, ты уж им по колесам или по фарам предупреди... Только аккуратно, не попади ни в кого, нам груз сухой нужен. Ну, давай, мы стоим, ждем! – Трубка была убрана в карман, толстый палец указал на карабкающегося к дверце Валетова. – Так, стоять, вы, оба! Сейчас еще кто-то будет, сразу все и поедете...
Над вершиной холма появилось дрожащее зарево фар.
– Сейчас еще кто-то будет... – пробормотал Михаил. – Посмотрим, кто там будет. Ох, посмотрим, чтоб я не ошибся. Ох, жалко мне кого-то, сам не знаю кого...
– Чего ты там? – насторожился главарь. – Ну-ка, повтори, да погромче!
– Да вот, говорю, сейчас еще кто-то подъедет, да посмотрим, кто! – покладисто повторил «дальнобойщик». – Говорю – вот не знаю кого, а жалко!
– Ну, это ты молодец, – благосклонно кивнул Потрошитель и снова поднял палец к низким тучам. Не дотянулся, но направление определил. – Сострадание к ближнему – это, знаешь ли, добродетель! Ну, чего у нас там?
Первые, не слишком яркие огоньки показались на холме, на миг замерли. Тут же в кармане Потрошителя снова пиликнул телефон.
– Чего еще, не можешь... – Из трубки донесся истошный вопль, и даже через черную маску было видно, как поморщился бородач. – Ну чего орешь, я не понял, говори нормально!
На холме сверкнуло, тут же пыхнул и погас второй огненный язычок – вверх. С запозданием докатились два басовитых, гулких выстрела из дробовика.
– Ну что за люди, а? – Женька-Потрошитель чуть приподнял подшлемник и зло сплюнул. – Сказал же, что и как! Доложить толком не может, рычит чего-то в трубку, шумит! Решил сам взять, отличиться? Думает, похвалю? Сейчас я ему... Эй, алло! Чего у тебя там! Алле, гора! Ну вот, блин, зона устойчивой связи называется! – Толстые пальцы прошлись по кнопкам. – Эй, ты, слышь, что ли! Чего шум поднял? – Бородач удивленно отодвинул трубку от уха, на всякий случай подул в микрофон и снова приложил мобилу к уху. Послушал немного и обеспокоенно заметил: – Молчит, блин! Не, ну чего там у них наверху все-таки?!
Наверху лейтенант Мудрецкий заканчивал натягивать каску поверх шлемофона. Если выдрать пластиковую подвеску, то макушку прикрывает... Все остальное, конечно, открыто, но лучше уж так, чем ловить картечь поролоновыми валиками. Голову все-таки придется выставлять из люка, ночью через перископы не видно ничего. А ночной прибор... это хорошо, когда издали, когда до врага метров триста, а то и пятьсот. Есть время покрутить. Да и не видно из него ничего под самым бортом, и назад тоже не оглянешься. Так что придется откинуть крышку и высунуться.
Из темноты вылез Простаков, подбросил лежащее на плече тело. Ноги в камуфляжных штанах и стоптанных сапогах-кирзачах вяло дернулись.
– Товарищ лейтенант, куда этого? Может, в «шишигу», потом ментам отвезем? Второй уж ладно, он хоть выстрелить не успел...
– Да брось ты его где-нибудь подальше, чтобы он под колеса не попал! Потом свои найдут, развяжут. А нет – так и сам встанет, когда очухается, ноги-то не связаны! До утра не замерзнет, не февраль, а утром кто-нибудь на трассе подберет. Или развяжет хотя бы! Все, выкинь эту пакость!
Леха выполнил команду буквально – отошел от машины, чуть крутанулся, крякнул, и тело стартовало куда-то в темноту. Шмякнулось, покатилось по склону.
– А если он себе сломал сейчас чего-нибудь? – Юрий осуждающе покачал головой. Каска елозила по шлему, но не сильно. Может, и удержится. – Ноги или, не дай бог, шею?
– Ничо, плакать не буду, – проворчал сибиряк. – Я из-за него руку обжег, когда ружье отнимал. Ну чего стрелять, ну все уже! А первый раз – так и вообще, попасть же мог! – В темноте глаза Простакова сверкнули зловещим багровым отблеском.
– А ловко ты их все-таки! – вспомнил только что происшедшую короткую схватку Мудрецкий и дернул лопатками, чтобы прогнать побежавших вдоль позвоночника муравьев с ужасно щекочущими и холодными лапками. – Я и сообразить еще ничего не успел, когда ты с брони прыгнул! Без команды, конечно, но все равно – молодец! Благодарю от лица службы... ну, и от взвода тоже!
– Служу Отечеству, товарищ лейтенант! – гордо выпрямился Леха. – А что сообразил – так с рысью тоже быстро шевелиться надо, когда прыгает, так что нормальное дело... Но они, товарищ лейтенант, тоже додумались же – лежать в засаде и по мобильнику говорить! Неужто думали, что за моторами не слышно?
– Я вот не услышал, – сознался Мудрецкий. – Да и ты бы... Это хорошо, что наверху был, а если бы под броней?
– Это да, – признал Простаков, но не сдался: – Так они ж видели, что мы сверху сидим! Чего шуметь-то было? Не-ет, товарищ лейтенант, это не охотники! И ружьишко дрянное. Я глянул, думал, может, пригодится... – Тут Леха несколько засмущался. – Ну, дембель-то близко уже... А там такое, что только и осталось – об коленку и выбросить!
– Об чью коленку? – Юрий нырнул вниз и припал к прибору. В мутной зеленоватой воде, которая заполнила видимый через окуляры мир, громоздились темные глыбы грузовиков и суетились неразличимые фигурки. Фары светили слишком ярко – хорошо хоть в другую сторону, иначе прибор бы ослеп, – и узнать никого не удалось. Зато четко были видны блестящие стволы в руках. Много. И Мудрецкий сомневался, что там, внизу, все только с дробовиками, тем паче с дрянными...
– Да об свою же, иначе не ружье бы сломалось! – терпеливо пояснил Леха и с любопытством заглянул в люк. – Ну, чего там, товарищ лейтенант? Наших видно?
– Водилы вроде бы у грузовиков стоят, их под стволами держат. – Постепенно Мудрецкий пригляделся и стал вникать в ситуацию. – Ага, вот и Валетов, на головной машине, на подножке сидит! Больше некому, самый мелкий. Рядом с ним, похоже, этот... крендель в кожаной куртке – вон она блеснула... А там вроде самый главный – толстый и без ружья...
– Эх, снайперку бы! – Простаков жадно всматривался в скопление огней и теней на дороге. – Я бы его снял, даже без ночного. Зря вы, товарищ лейтенант, тот карабин у Чиркова не выпросили, это ж наш трофей был, законный!
– Ишь, разохотился! – проворчал Юрий. – Ты бы его снял, они бы Фрола и остальных с перепугу положили... Тут думать надо! А ну-ка, позови мне Резинкина! Быстро – одна нога здесь, другая там! Идея одна появилась, пусть посмотрит – можно или нет... Да, таежник, и ветер, ветер мне прикинь! Как он будет идти – по выемке, поперек, в какую сторону... Вроде слева, к Волге тянет, точно?
– И чуток на нас, я первым делом проверил. Нормально, товарищ лейтенант, самое оно!
– Эх, Леха, Леха, «дед» уже, а химиком так и не стал, – вздохнул взводный. – Мне наоборот бы, чтоб от нас... ну да ладно, так даже страшнее получится. Давай, ноги в руки – и побежал за Резинкиным! Мы тут треплемся, а Фрола там, может, сейчас дрючить будут!
Валетову и в самом деле приходилось несладко. Чутье хоть и подвело нынешней ночью Женьку-Потрошителя, но до конца его не оставило. Нужно быть полным идиотом, чтобы после стрельбы на холме и потери связи с засевшими там на стреме подчиненными не догадаться о странной связи двух подъехавших машин и слишком нагло ехавшей посреди ночи колонны. Идиоты же, как это доподлинно известно из истории, главарями банд если и становятся, то ненадолго, очень ненадолго. Впрочем, Потрошитель начал подозревать, что и его время может оказаться несколько короче, чем хотелось бы.
– Ну так что, значит, посочувствовал? – тихо, но настойчиво спрашивал он Михаила в пятый раз за последние минуты. – И не знал, кому? А ты вспомни, вспомни! Ты учти еще, земляк, – дружки твои пока еще там, а ты – вот он, здесь, у меня! Я сейчас вот возьму, в брюхо тебе чего-нибудь добавлю, а сам уеду. Пока они еще через весь этот затор пробьются... я до Москвы доехать успею, не то что до Камышина! Все мои, может, и не выберутся, так мне не все и нужны. Мне и самых-самых моих хватит. – Он кивнул на троих настороженно прислушивающихся конвоиров. Те облегченно вздохнули и несколько расслабились. – Знаешь, у меня все равны, но некоторые еще равнее... А вас, свидетелей, я – что?
