Сью Таунсенд - Адриан Моул: Годы капуччино

Я указал ей, что она не дала Гленну ни единого Шанса. А мама еще громче завопила:

— Да есть ли на свете мальчишка, который столько пердит? Все равно что сидеть на краю сероводородного вулкана !

Я рассказал печальную правду о фасоли, но мама не желала ничего знать.

Ладно, я тоже не могу дождаться воскресенья.

Гленн сказал, что мечтает, чтобы я женился на его матери. Мы в это время загружали фургон Найджела пустыми коробками из-под хрустящего картофеля «Уокерс». Я чуть не расхохотался над столь нелепой фантазией, но, посмотрев Гленну в лицо, порадовался, что сдержался. Просто сказал ему, что мы с Шарон никогда не поженимся.

— Почему, папа? — спросил Гленн.

Из тысячи и одной причины, которые я мог назвать, выбрал ту, которую он мог понять.

— Я влюблен в другую, сынок, — ответил я, пытаясь подражать Гранту Митчелу из сериала «Жители Ист-энда» (его кумир).

— Ясно, папа, — вздохнул Гленн, и мы больше об этом не заговаривали.

Все мои пожитки уместились в фургон. Когда мы вытащили последнюю коробку и сбросили ее на пол гостиной, Найджел сказал:

— Кому на месте не сидится, тот добра не наживет, так, Моули?

В доме стоял ледяной холод. Пришлось даже выскочить на улицу, чтобы согреться. В сарае нашел немного хвороста и нарубленных щепок и разжег огонь в небольшом камине. Найджел смотался к «Бритиш петролеум» и купил дров из прессованных опилок и мешок бездымного топлива, и вскоре в камине бушевал огонь (и тепло).

Аккуратностью покойный Арчи не отличался. На полу повсюду валяется волосня кота Эндрю. Найджел посоветовал мне купить пылесос «Дайсон» и кошачий гребень. Мы поднялись на второй этаж, чтобы осмотреть спальню. При виде неубранной кровати Арчи с серыми простынями и светло-зеленым покрывалом, вышитом «фитильками», Найджел передернулся.

— Он умер в постели? — просил он, натягивая резиновые перчатки.

Я признался, что не в курсе. Тогда Найджел объявил:

— Я не позволю тебе спать на этой кровати, Моули. Это словно сцена из «Отверженных».

И мы отправились в «Постельный город», где скинули башмаки и бок о бок повалялись на всех двуспальных кроватях.

— А кровать королевы вы пробовали, сэр? — спросил у Найджела елейный продавец с маленькой бриллиантовой сережкой в ухе.

Мы выбрали софу с четырьмя ящиками, одобренную Британским кроватным советом. Я также побаловал себя четырьмя новенькими синтипоновыми подушками и толстым одеялом.

Когда мы вернулись домой, Эндрю довольно выгибал спину перед пламенем. С обычным для себя безразличием он наблюдал, как мы выволакиваем из дома старую кровать и втаскиваем новую. Животное не выказывает ни малейших признаков душевного горя. Уильям остался пока на Глициниевой аллее: мама отказалась отпускать своего первого внука до тех пор, пока я не разберусь с сыростью и холодом на Крепостном Валу. Поэтому первую ночь мне придется провести одному. Теперь мое новое обиталище находится по адресу — Лестершир, Эшби-де-ла-Зух, Крепостной Вал, 33.

На мобильник позвонила миз Флад и проинформировала, что у нее «окно в расписании» и она может приступить к обучению Гленна в пятницу 13-го, в 7.30 вечера.

Все еще не решил, во что превратить вторую спальню на втором этаже: в кабинет или в комнату для Гленна. По причине моей нерешительности гостиная, холл и кухня забиты коробками. У малыша никогда не было своей комнаты — сейчас он делит жилище с младшими братьями Кентом и Бредфордом. С другой стороны, я бы с удовольствием творил и думал под уютной лампой-журавлем. По-моему это Леонард Вулф[98] сказал: «Каждый человек должен иметь 100 фунтов в год и собственную комнату». С недавних пор я пренебрегал интеллектуальной жизнью. Например, я еще не смотрел «Титаник».

Шарон Ботт положили в больницу, потому что у нее подскочило кровяное давление. Я думал, что Шарон просто жирная, а оказалось, что она на восьмом месяце беременности. Гленн сообщил, что ее мужик Дугги «драпанул, папа».

Младших детей Шарон определили в приют, а Гленн высказался за переезд ко мне. Он мог бы отправиться к бабушке Ботт, но сказал:

— Она жадина и дает мало картошки, папа.

Шарон Ботт позвонила из больницы, чтобы выразить свою благодарность. Спросил, сколько времени она проведет в больнице.

— До рождения ребенка. Возможно, месяц, если выношу полный срок.

Голос ее звучал оптимистично.

Это событие накладывается на публикацию и рекламу «Потрохенно хорошо. Книга!» Я спросил, есть ли надежда на возвращение Дугги. Шарон осеклась и ответила после паузы:

— Не-а, он затырил все деньги из чайницы и умотал в Кардифф с девкой из видеопроката.

Я НЕ ТАК ПРЕДСТАВЛЯЛ СЕБЕ СВОЮ ДАЛЬНЕЙШУЮ ЖИЗНЬ. Я СЛИШКОМ МОЛОД, ЧТОБЫ ВОСПИТЫВАТЬ ДВУХ МАЛЬЧИКОВ! И ВООБЩЕ, Я ВСЕГДА ХОТЕЛ ЛИШЬ ОДНОГО РЕБЕНКА. ДЕВОЧКУ! ЕЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ЗВАТЬ ЛИБЕРТИ, И ЕЕ МАТЕРЬЮ ДОЛЖНА БЫЛА СТАТЬ ПАНДОРА БРЕЙТУЭЙТ!

ПРОЩАЙ, СТУДИЯ НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ!

ПРОЩАЙ, ПИСАТЕЛЬСКИЙ ТРУД!

ПРОЩАЙТЕ, РАЗМЫШЛЕНИЯ!

ПРОЩАЙ, СВОБОДА!

ЗДРАВСТВУЙ, СТИРАЛЬНАЯ МАШИНА!

ЗДРАВСТВУЙ, ПЫЛЕСОС!

ЗДРАВСТВУЙ, ПЛИТА!

КАК Я МОГУ ВЗЯТЬ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА СОДЕРЖАНИЕ ДВУХ ДЕТЕЙ! Я ЭТОГО НЕ УМЕЮ! МЕНЯ НИКТО ЭТОМУ НЕ УЧИЛ! Я НЕ УМЕЮ БЫТЬ ОТЦОМ! Я НЕ УМЕЮ ИГРАТЬ В ФУТБОЛ! Я НИКОГДА НЕ ЧИТАЛ ФАНТАСТИКУ ТЕРРИ ПРАТЧЕТТА ИЗ СЕРИИ «ПЛОСКИЙ МИР»! Я НЕ УМЕЮ УПРАВЛЯТЬСЯ С ДРЕЛЬЮ «БЛЭК И ДЕКЕР».

А хочется мне жить с Пандорой, трудиться дни напролет над чем-нибудь интересным (лучше всего над романом), в семь часов вечера распивать с Пандорой в ванной коктейли, а в восемь — ужинать. Вот чего я хочу! Ну почему мне недоступна такая малость?

Сегодня немного успокоился. Позвонил в службу помощи отцам-одиночкам. Мужской голос поведал, что в моей реакции нет ничего необычного.

— Мы все еще пещерные люди, — сказал этот мужик. — Мы хотим куда-нибудь уйти и охотиться за пропитанием. Мы не хотим сидеть в пещере, скрести полы и возиться с детьми.

С деньгами я медленно, но верно расстаюсь. Подписал смету в размере 1405 фунтов на установку центрального отопления. Еще 795 фунтов уйдет на ремонт крыши и прокладку новой канализации. Съездил в «Постельный город» и купил кровать для Гленна. Уильям, слава богу, пока еще умещается в своей детской кроватке в форме гоночной машины.

Перевел на счет Шарон 1000 фунтов. Банковский служащий спросил, все ли со мной в порядке (когда я протягивал банкноты, мои руки дрожали, а щеки были мокры от слез). Сказал ему, что у меня аллергия на растения в горшках — в банке их полно.

Повел Гленна в роддом для свидания с матерью. Вокруг кровати толпились ее тупые родичи. С нами никто не поздоровался. По-видимому, здороваться и представляться у Боттов не в моде. Шарон дала Гленну на карманные расходы два фунта монетами и выразила надежду, что он «хорошо себя ведет». Я проинформировал ее, что «поведение Гленна безупречно». При этих словах представители семейства Ботт хмыкнули. Я увел мальчика, как только позволили приличия. На обратном пути зашел на Глициниевую аллею и велел маме выпустить Уильяма из своих цепких лап. Сказал, что если ему станет холодно, у него в спальне есть обогреватель с вентилятором.

Мама отправилась собирать вещи с видом человека, идущего на виселицу.

Уильяму его комната с видом на задний дворик очень понравилась. Особенно его очаровали гоночные машинки, которые Гленн нарисовал на стене фломастерами из магазина «Все за фунт».

Сегодня днем мама демонстративно не снимала стеганый жакет на протяжении всего визита в мой новый дом. Оглядевшись, она объявила:

— Эти обогреватели только место занимают. Здесь все холодное, как задница белого медведя.

Уильям сказал, что не будет снимать на ночь куртку. Мне захотелось его побить. Мама критически отнеслась к моим съестным запасам и многозначительно сказала:

— Наверняка требуется целое состояние, чтобы прокормить этого великовозрастного обормота.

Я с невинным видом поинтересовался:

— Ты кого имеешь в виду: Эндрю или Гленна?

Мама заверила, что говорит о коте. Я спросил, почему она в таком дурном настроении.

— Скучаю по своему малышу, — ответила мама и притянула к себе Уильяма.

Он вырвался, и вскоре после этого мама удалилась.

Мы с Гленном и Уильямом прибрались на кухне — по случаю прихода миз Флад.

В 7.15 вечера Гленн снял бейсболку, пригладил волосы и сел ждать за кухонный стол.

Миз Флад явилась ровно в 7.30. На ней было длинное пальто из черной кожи и крошечные сапожки из черной замши, которые мог бы справить эльф-сапожник под каким-нибудь мухомором. Я помог ей снять пальто. Ее грудь даже не стоит упоминания, хотя соски на удивление четко выпирают из-под угольно черного свитера. Кончик носа у нее слегка порозовел от холода. Иные красочные штрихи во внешности миз Фалд отсутствовали.