Пэлем Вудхауз - Сэм стремительный
Сэм собирался при любых обстоятельствах сохранять стальную непреклонность, но это сообщение поколебало ее. Он на половине оборвал оскорбительное фырканье, которое должно было живописно проиллюстрировать его точку зрения на способность лорда Тилбери отравлять воздух, и тупо уставился на него.
— Он это предложил?
— Да, предложил.
Сэм задумчиво поскреб подбородок, и лорд Тилбери приободрился.
— И, — продолжал он, — поскольку, как я могу легко себе представить, молодой человек вашего интеллектуального уровня способен находить средства к существованию, только паразитируя на богатых родственниках, вы, предвижу, исполните его желание. На случай, если вы еще воображаете, будто состоите в штате Тилбери-Хауса, я выведу вас из заблуждения. Вы в нем не состоите.
Сэм промолчал, и лорд Тилбери, воспряв духом и убедившись, что в словесных битвах есть своя приятность, если брать в них верх, продолжал:
— Я взял вас только из любезности к вашему дяде. Ваши собственные качества не заслужили бы вам в Тилбери-Хаусе даже места рассыльного. Я говорю, — повторил он громче, -что не взял бы вас и в рассыльные, если бы не хотел оказать услугу мистеру Пинсенту.
Сэм очнулся от своего транса.
— Вы еще здесь? — осведомился он с досадой.
— Да, я еще здесь. И позвольте сказать вам…
— Послушайте, — перебил Сэм, — если через две секунды вы еще будете торчать тут, я заберу свои брюки назад.
У каждого Ахиллеса есть своя пята. Из всех возможных угроз, к каким мог бы прибегнуть Сэм, возможно, лишь эта была способна пронять лорда Тилбери в опасно возбужденном и враждебном состоянии духа. Мгновение он стоял, раздуваясь как мыльный пузырь, затем выскользнул наружу, и дверь за ним захлопнулась.
Когда лорд Тилбери остановился на песке перед порталом «Мон-Репо», перед ним замаячила темная фигура. Возле этой фигуры крутилась другая, еще более темная.
— Добрый вечер, сэр.
Во мраке лорд Тилбери различил, что к нему обращается блюститель порядка, и ничего не ответил. Он был не в настроении беседовать с полицейскими.
— Привел вашу собаку, сэр, — добродушно сообщил полицейский. — Кружила в конце улицы.
— Это не моя собака, — процедил лорд Тилбери сквозь сжатые зубы, отражая попытки Эми броситься ему на шею с обычной ее игривостью.
— Вы тут не проживаете, сэр? Просто заглянули по-соседски? Так-так. Я бы хотел узнать, — сказал полицейский, — никто из моих товарищей не обращался к вам по поводу, значит, этого концерта в поддержку благотворительнорганизации, которая не только заслуживает всяческой поддержки сама по себе, но и связана с объединением людей, кому вы, как домонаниматель, первым…
— Х-р-р-р! — сказал лорд Тилбери.
Он выскочил за калитку и побрел по Берберри-роуд, а серые брючины с музыкальным шуршанием мели асфальт. Вслед ему, слабея, летел голос неутомимого полицейского:
— Благотворительнорганизациямнойпомянутая…
Из тьмы ночной посланцем небес выползло такси. Лорд Тилбери влился внутрь и поник на сиденье, утратив последние силы.
26. Сэм узнает что-то очень хорошее
Кей вышла в сад «Сан-Рафаэля». Его уже окутала тьма, и мир наполнился сладкими влажными ароматами осенней ночи. Кей постояла, вдыхая их, и ей взгрустнулось. Это были запахи Мидуэйза. Именно таким ей лучше всего запомнился Мидуэйз — сумрак, окутывающий клумбы, деревья, роняющие капли росы, фимиам, возносящийся от плодородной земли к небесам в россыпях звезд.
Она зажмурилась и на миг словно перенеслась туда, но затем с улицы донеслось посвистывание, прогромыхал поезд, и видение исчезло.
Легкое благоухание горящего табака коснулось ее ноздрей, и на лужайке за изгородью она увидела красное мерцание трубки.
— Сэм! — позвала она.
Под его ногами захрустел песок, и он пошел к изгороди навстречу ей.
— По-вашему, это хорошо? — сказала Кей. — Почему вы не вернулись?
— Мне надо было кое о чем подумать.
— Уиллоуби заскочил на минутку и рассказал мне довольно-таки бессвязную историю. Так грабитель удрал?
— Да.
— Бедный лорд Тилбери! — сказала Кей, и у нее вырвался серебристый смешок.
Сэм промолчал.
— Да, кстати, что ему было нужно?
— Пришел сообщить мне, что получил каблограмму от моего дяди с требованием, чтобы я немедленно возвращался.
Кей тихонько ахнула. Наступило молчание. Потом она сказала:
— Назад в Америку?
— Да.
— Немедленно?
— Пароход отплывает в среду.
— Неужели прямо в эту среду? — Да.
Вновь наступило молчание. Ночь была исполнена такой тишины, будто время обратилось вспять и Вэлли-Филдз вновь превратился в уединенную деревушку, какой был двести лет назад.
— И вы уедете?
— Наверное.
Издалека донеслось покряхтывание поезда, одолевающего крутой подъем Синденгем-Хилл. Странное тоскливое чувство овладело Кей.
— Да, полагаю, вам придется уехать, — сказала она. — Вам ведь нельзя поссориться с дядей?
Сэм беспокойно дернулся, его пальцы царапнули изгородь.
— Дело не в этом, — сказал он.
— Но ведь ваш дядя очень богат, правда?
— Какое это имеет значение? — Голос Сэма дрогнул. — Лорд Тилбери весьма любезно сообщил мне, что средства к существованию я способен находить, только паразитируя на моем дяде, но мне бы не хотелось, чтобы и вы так думали.
— Но… тогда почему же вы едете? Сэм судорожно сглотнул:
— Я скажу вам, почему я еду. Просто потому, что буду ли я в Нью-Йорке или еще где-то, значения не имеет. Будь хоть малейшая надежда, что, оставшись здесь, я смог бы добиться, чтобы… чтобы вы вышли за меня… — Его пальцы снова царапнули изгородь. — Конечно, я знаю, что надеяться мне не на что. Вы, я знаю, не воспринимаете меня серьезно. Я не питаю о себе никаких иллюзий. И я знаю, как выгляжу в ваших глазах. Неуклюжий тип, сам себе подставляющий ножку, довольно забавный, когда вы в настроении. Но я не в счет. Я ничего не стою. (Кей сделала в темноте какое-то движение, но ничего не сказала.) Вы думаете, я трепло, и ничего больше. Ну так я хочу, чтобы вы знали одно: то, что я чувствую к вам, — серьезно, а не трепотня. Я грезил, глядя на фотографию, еще когда не познакомился с вами. А когда познакомился, то понял твердо — только вы, и навсегда. Я знаю, что безразличен вам и вы никогда ко мне ничего не почувствуете. С какой стати? Что во мне могло бы понравиться вам? Я же просто…
Из темноты донесся смешок.
— Бедный старина Сэм! — сказала Кей.
— Вот-вот! В этом вы вся: бедный старина Сэм!
— Прошу прощения, что засмеялась. Но было ужасно смешно слушать, как вы с таким жаром себя обличаете.
— Именно! Смешно!
— Ну и что плохого в том, чтобы быть смешным? Мне нравятся смешные люди. Но я и не подозревала в вас таких душевных глубин, Сэм. А впрочем, гадалка же вас о них предупреждала, ведь верно?
Тем временем поезд взобрался на холм и теперь с рокотом удалялся все дальше. Над садами разливался запах горящих сухих листьев.
— Я вас не упрекаю за ваш смех, — сказал Сэм. — Прошу, смейтесь, если вам хочется.
Кей тут же воспользовалась этим разрешением:
— Ах, Сэм, какой вы надутый осел, верно? «Прошу, смейтесь, если вам хочется!…» Сэм!
— Ну?
— Вы серьезно говорили, что останетесь в Англии, если я выйду за вас?
— Да.
— И поссоритесь со своим богатым дядей, и вас вычеркнут из завещания или из того, из чего вычеркивают племянников в Америке?
— Да.
Кей потянулась к голове Сэма и собственнически подергала его за волосы.
— Почему бы вам так и не сделать, Самбо? — сказала она нежно.
Сэму почудилось, что его способность дышать как-то странно отключилась. Непонятная сухость вторглась в его горло. Он услышал, как колотится его сердце.
— Что-что? — просипел он.
— Я сказала, почему… вам… так… не сделать, Сэмивель? — прошептала Кей, дергая его за волосы при каждом слове.
Сэм очутился по другую сторону изгороди. Как он там оказался, ему осталось неизвестным. Предположительно, он перелез через нее. Царапины на лодыжках позднее подтвердили эту теорию, но в тот момент царапины на лодыжках для него не существовали. Он стоял, разгребая ногой рыхлую землю клумбы, на которую спрыгнул, и глядел на неясное белое пятно, обозначавшее Кей.
— Но послушайте, — хрипло сказал Сэм. — Но послушайте…
На дереве зашуршала проснувшаяся птица.
— Но послушайте…
И тут почему-то — в этот вечер события были окутаны таинственностью и свершались как будто по собственному почину, — тут почему-то Кей оказалась в его объятиях. И еще ему почудилось (в голове у него был полный туман), будто он целует Кей.
— Но послушайте… — хрипло сказал он. Теперь они странным образом шли рядом по песчаной дорожке, и он — если только чувства его не обманывали — крепко держал ее под руку. Во всяком случае, держал кто-то, на кого он смотрел откуда-то издалека. Этот субъект, вроде бы помешавшийся, вцепился в ее локоть мертвой хваткой, словно опасаясь, что она может убежать. — Но послушайте, это же невозможно!
