Уильям Джейкобс - Искатели клада. Рассказы
— Все обстоит благополучно, — сказал он Дикки Виду. — Фокус удастся; я уж это вижу по заряжанию.
Он отошел на другой конец комнаты и поднял пистолет.
— Теперь я выстрелю из него, — сказал он: — и этим починю часы. От взрыва пороха кусочки стекла сливаются вместе, опять по-прежнему; а колесики, перелетая по воздуху, все продолжают вертеться и таким образом собирают вокруг себя все остальные части, и часы, совершенно как новые и не переставая тикать во всю мочь, окажутся в кармане пиджака того джентльмена, в которого я выстрелю.
Он направлял пистолет то на того, то на другого, словно не решаясь выстрелить, да и никто из них, по правде сказать, не желал этого особенно. Питер Губинс просил не стрелять в него, потому что у него карман с дырой, а Биль Чемберс, когда тот в него прицелился, встал и заявил, что пора, наконец, чтобы пришел черед и кому-нибудь другому, а не все ему одному. Единственный кто не боялся, это Боб Притте, величайший плут и мошенник во всем Клейбюри. Он с самого начала все подсмеивался над фокусами, говоря, что видал и раньше такие, и даже много лучше.
— Валяйте, — сказал он: — я вас не боюсь, вы не можете хорошо прицелиться.
Фокусник направил на него пистолет и спустил курок; выстрел раздался — и в ту же минуту Боб Притте вскочил с места со страшным криком и, закрывая руками глаза, начал скакать по комнате, как помешанный.
Все также повскакали с мест, окружили его и спрашивали, что с ним такое, но Боб не отвечал ничего. Он все вопил ужасным голосом и, наконец, выскочил вон из комнаты и, пряча лицо в платок, побежал домой изо всех сил.
— А вы-таки влопались, приятель, — сказал Биль Чемберс фокуснику. — Я так и думал, что вы не успокоитесь, пока не накуролесите чего-нибудь. Вы прострелили глаза бедному Бобу Пригге.
— Ничуть не бывало, — сказал фокусник. — Он только испугался; вот и все.
— Испугался? — повторил Питер Губинс. — Да ведь, вы стреляли часами Дикки Вида прямо ему в лицо?
— Глупости, — сказал фокусник. — Часы упали ему в карман, и он найдет их там, когда опомнится.
— Как, вы говорите, что Боб Притте убежал отсюда с моими часами в кармане? — закричал Дикки Вид.
— Несомненно, — отвечал тот.
— Тебе бы лучше догнать Боба прежде, чем он найдет часы, Дикки, — сказал Биль Чемберс.
Дикки Вид не отвечал; он уже бежал за Бобом так скоро, как только позволяли его коротенькие ножки, и большинство из нас последовало за ним, чтобы видеть, что произойдет.
Дверь была заперта, когда мы подошли, но Дикки Вид принялся колотить в нее изо всей мочи, и, наконец, открылось верхнее окно и из него показалась голова мистрисс Притте.
— Шш! — произнесла она шепотом. — Уходите!..
— Но мне нужно видеть Боба, — сказал Дикки Вид.
— Нельзя его видеть, — отвечала мистрисс Притте. — Его подстрелили, бедняжку. Разве вы не слышите, как он стонет?
До тех пор мы ровно ничего не слыхали, но после того, как она это сказала, действительно стоны Боба можно было бы услышать за версту: они были ужасны!
— Вот, бедняга, — сказала мистрисс Притте.
— Не войти-ли мне помочь вам уложить его в постель? — спросил Дикки Вид, чуть не плача.
— Нет, благодарю вас, мистер Вид, — отвечала мистрисс Притте. — Вы очень добры, но ему было бы неприятно, если бы до него дотрагивались чьи-нибудь руки, кроме моих. Я пришлю вам сказать, как он будет себя чувствовать завтра утром.
— Постарайся завладеть его пиджаком, Дикки, — прошептал Биль Чемберс. — Предложи починить его; наверно будет не лишнее.
— Ну, мне очень жаль, что я не могу помочь вам, — сказал Дикки Вид: — но я заметил прореху в пиджаке Боба, и так как ему, вероятно, придется полежать сколько-нибудь в постели, то это будет удобный случай для меня починить его. Если вы выбросите мне его в окно, я примусь за него сегодня же.
— Благодарю вас, — сказала мистрисс Притте. — Если вы подождете минуту, я только выну, что у него в карманах и сейчас брошу вам пиджак.
Она отошла от окна назад, в комнату, а Дикки Вид заскрежетал зубами и сказал Билю Чемберсу, что первый же раз, как тот сунется ему что-нибудь советовать, он ему это припомнит. Он стоял там и весь дрожал от злости, а когда мистрисс Притте опять подошла к окну и сбросила пиджак прямо ему на голову и сказала, что Боб очень тронут его добротой и надеется, что Дикки постарается починить хорошо, потому что это его любимый пиджак, он даже не мог отвечать. Он все стоял и весь трясся, пока мистрисс Притте не захлопнула опять окно: тогда он повернулся к фокуснику, который также пришел с другими, и спросил у него, что же он намерен теперь делать?
— Говорю вам, что часы у него, — сказал фокусник, указывая на окно. — Они попали к нему в карман; я видел их. Он столько же ранен, сколько и вы. Если он ранен, то почему не посылает за доктором?
— Это уж не мое дело, — воскликнул Дикки Вид. — Мне нужны мои часы, или двадцать фунтов.
— Мы переговорим об этом через день или два, — сказал фокусник. — Я даю свое знаменитое представление на ярмарке в Викхаме в понедельник, но еще до этого, в субботу, я вернусь сюда и дам другое представление в "Подсолнечнике", и тогда увидим, что можно будет сделать. Я не убегу, не бойтесь, потому что во всяком случае мне необходимо быть на ярмарке.
Дикки Вид, наконец, согласился, отправился домой спать и рассказал все своей жене. По ее совету, он встал на утро в шесть часов и пошел узнавать о здоровье Боба Притте.
Мистрисс Притте уже встала, когда он подошел, и, окликнув сначала Боба на лестнице, пригласила Дикки Вида идти наверх. Боб Притте сидел на постели, с лицом сплошь обвязанным бинтом, и был, казалось, очень рад его видеть.
— Не всякий стал бы вставать в шесть часов, чтобы узнать, как я себя чувствую, — сказал он. — У тебя чувствительное сердце, Дикки.
Дикки Вид кашлянул и оглянулся кругом, спрашивая себя, тут-ли в комнате его часы, и если да, то где именно они спрятаны.
— Раз я здесь, то отчего бы мне не прибрать для тебя комнату немножко? — сказал он, вставая. — Я не люблю сидеть без дела.
— Спасибо, товарищ, — проговорил Боб и лег опять на постель и лежал смирно, наблюдая за Дикки Видом одним уголком глаза, не закрытым бинтами.
Не думаю, чтобы эта комната подвергалась когда-либо такой основательной уборке, с тех пор как в ней поселился Боб с женой, но часов своих Дикки Вид все-таки не видал, и что разозлило его еще более, это то, что мистрисс Притте уселась преспокойно на стул, сложила руки и еще указывала ему на места, оставшиеся неубранными.
— Оставь его в покое, — сказал Боб. — Он знает, что ему нужно. Куда ты девала те маленькие кусочки часов, что нашла на мне, когда перевязывала меня?
— Не спрашивай меня, — ответила мистрисс Притге. — Я была в таком состоянии, что почти не знала, что делать.
— Они должны быть где-нибудь здесь, — сказал Боб. — Ты поглядывай, не увидишь-ли их, Дикки, и если найдешь, то возьми их себе; они, ведь, твои.
Дикки Вид постарался быть вежливым и поблагодарил его, потом вернулся домой и опять начал советоваться с женой. Никто не мог решить; был ли Боб Притт в самом деле ранен, или же он действительно нашел часы у себя в кармане, и только притворяется. Но все были одинаково уверены в том, что, так или иначе, но Дикки Вид своих часов никогда не увидит.
В субботний вечер здесь, в "Подсолнечнике", собралось еще больше народу, так как всем хотелось опять увидеть фокус с часами. Мы слышали, что он удался прекрасно и в Кудфорде и в Монкшаме, но Боб Притте уверял, что поверит этому только тогда, когда сам увидит, не раньше.
Он явился в этот вечер одним из первых, потому что хотел, по его словам, узнать, что фокусник ему заплатит за все его страдания и за то, что так опорочил его доброе имя. Он вошел, опираясь на палку, с обвязанным еще лицом, уселся подле самого столика, за которым стоял фокусник, и все следил за ним как можно пристальнее, пока тот проделывал свои фокусы.
— А теперь, — сказал, наконец фокусник: — я приступаю к своему знаменитому фокусу с часами. Те из вас, кто был здесь во вторник, когда я его исполнил, конечно, помнят, что человек, в которого я выстрелил из пистолета, притворился, что ранен и убежал домой с часами в кармане.
— Вы — лжец! — закричал Боб Притте, вставая с места.
— Прекрасно, — заметил фокусник. — Снимите-ка эти бинты с лица; и покажите нам всем, где вы ранены.
— И не подумаю, — воскликнул Боб. — Я не обязан вас слушаться.
— Снимите бинты, — настаивал фокусник: — и если есть хоть малейший след огнестрельной раны, я заплачу вам два соверена…
— Я боюсь, что застужу рану, — ответил Боб Притте.
— Нечего тебе этого бояться, Боб, — сказал Джон Бигс, кузнец, подходя сзади и обхватывая его своими сильными руками. — Ну-ка, кто-нибудь, снимите эти лохмотья; я подержу его.
